Неожиданно рядом возникает Стас. Он берет со стола куртку и недовольно отрезает:
— Полиция. Кто-то нас сдал.
— Два года не сдавал, а сейчас у него вдруг проснулась совесть?
— Не важно. Нужно поскорей убираться от сюда. Я поведу.
— Нет, лучше я. — Максим серьёзно смотрит на Шрама. — После реки я немного освежился, и практически пришел в норму. Ты же несколько минут назад выпил целую бутылку Белой Лошади. Рисковать не стоит.
Братья обмениваются кивками, Стас отдает Максу ключи, и в этот момент я внезапно примерзаю к полу. Сердце останавливается, меня пронзает легкая судорога.
— Лия?
— Подождите, — тихо шепчу я и встревоженно смотрю в глаза Максима. — Кира!
Вырываю руку и бегу от парня в противоположную сторону. Он кричит что-то, пытается вернуть меня, но я не останавливаюсь. Врываюсь в дамскую комнату и вижу блондинку. Она лежит на кафеле с закрытыми глазами. Замечаю в её ладони две синие таблетки, и искренне надеюсь, что они от головной боли.
— О, боже мой, — опускаюсь рядом с ней на колени. — Кира! Очнись!
Подруга не реагирует. Включаю кран с холодной водой и начинаю обрызгивать её лицо.
Неожиданно в туалет входят братья. Макс садится около меня, а Стас держит дверь.
— Что с ней? — взволнованно спрашивает Шрам. — Она без сознания?
— Не знаю, — мои руки трясутся. — Когда я вошла, она уже была в таком состоянии.
— Всё в порядке, — ощупывая шею, отрезает Максим. — Она просто слишком много выпила.
— А что за таблетки?
— Наверно, её тошнило.
Парень нервно выкидывает синие капсулы в туалет.
— Какая разница, — Стас выглядывает за дверь и выдыхает. — Нужно уходить отсюда, скорей!
— Чего вы боитесь? — удивительно, но страх вытесняет алкоголь. Я практически осознаю всё, что происходит. — Полиция не имеет права арестовывать всех подряд. Мы ничего не сделали.
— Бар полон подростков, которым ещё жить и жить до совершеннолетия. Ты в их числе, между прочим, — объясняет Шрам и горько улыбается. — Но, на самом деле, у нас проблемы будут в любом случае.
— Почему?
— Потому что мы банда отморозков, забыла? Стереотипы не ломаются. То, что ты изменила свое мнение, не значит, что нас благословят полицейские.
— Идемте, — Максим берет Киру на руки и встает. — Потом поговорим.
Я киваю, и мы выбегаем из туалета.
В баре практически никого не осталось. Стас помогает встать паре парней, подталкивает какую-то брюнетку к выходу. Будит бармена, вытаскивает его за шиворот из-под стола и грубо бросает к двери. Осматривается, пробегает по залу и только когда понимает, что все сбежали, выходит сам.
Я ничего ему не говорю, молчу, но внутри чувствую благодарность. Возможно, он не такой плохой, как кажется. Возможно, и в нем есть что-то человеческое.
До машины остается несколько метров, когда я слышу гул сирены. Стас начинает ругаться, Максим не сбавляет скорости, но всё тщетно. На набережной пусто, все члены стаи успели убежать. Лишь мы остались на этой улице. Лишь я, Стас, Максим и Кира, попались в лапы ментов. Из-за поворота вылетают два полицейских автомобиля, нас освещают их фары. Шрам нервно улыбается, пинает ногой пустую бутылку Джека, а я испуганно сглатываю. Из салона выходят двое мужчин и говорят нам поднять над головой руки. Мы не сопротивляемся.
Глава 7. Семейное дело
Только через несколько часов я начинаю трезво мыслить. Картинка стоит перед глазами, разум чист и свеж. Но от осознания произошедшего мне становится лишь хуже. Я не знаю, что делать, как выпутываться из данной ситуации, я понятия не имею, что скажу маме, и как мы с ней будем после этого общаться. Мне страшно.
Хотя в то же время, я чувствую злость. Да, именно её. Несправедливость выедает внутренние органы. Я готова орать во все горло о том, что впервые пошла в этот чертов бар, и попала туда именно в тот день, когда стаю сдали, и нагрянула полиция.
Откидываю голову назад и чувствую холод бетонной стены.
В камере тихо. Стас улыбается, смотрит перед собой, молчит, и меня это пугает. Его ухмылка наверняка что-то значит. Понятия не имею, что. Вряд ли эта ситуация смешная. Тогда, возможно он просто нервничает?
Перевожу взгляд на Максима. Он сидит в противоположном от меня углу, что сбивает с толку. Я сейчас как никогда нуждаюсь в поддержке, но этот парень даже не смотрит на меня: думает, иногда закрывает глаза, и мне кажется, что спит.
До сих пор не понимаю, как так вышло, что мы танцевали вместе, что он осыпал поцелуями мою шею. Но вряд ли я об этом жалею. Возможно, алкоголь просто дал мне уверенности в себе, позволил случиться тому, чего я хотела. Разве это плохо? Разве за желания должно быть стыдно?
К камере подходит высокий, худой мужчина. Он уставший, недовольный, хочет спать, но вместо этого он обязан быть здесь. Я его понимаю. Несправедливость.
Мужчина открывает решетку и невнятно произносит:
— Следуете за мной.
Улыбка на лице Шрама становится ещё больше. Может, он сошел с ума?
Я аккуратно встаю и иду последней. Меня пугает настроение Стаса, и раздражает поведение Максима, поэтому я хочу быть отдельно от них, хочу быть отстраненной и невидимой.
Единственный человек, который меня сейчас волнует, это Кира. Я не видела её с момента, как нас привезли в участок, вплоть до данной минуты. Меня терзают вопросы: вдруг ей плохо, вдруг она попала в больницу, вдруг ей нужна помощь. Но у меня нет ответов. Я пыталась найти их у сотрудников полиции, но никто не обратил на меня внимания. Видимо, разговаривать с провинившимися у них строго запрещено.
Из раздумий меня выводит вид пола. Всё время, что мы идем, я смотрю вниз, и сейчас вижу, вместо побитой плитки красивый, новый линолеум. Поднимаю голову, и понимаю, что попала в недавно отремонтированный коридор. Здесь красивые стены, ровный потолок, пахнет мебелью и клеем. Переступаю через порог, и случайно врезаюсь в спину Макса.
— Прости, — слова в воздух. Парень даже не оборачивается.
Сжимаю руки в кулаки, и еле сдерживаюсь от порыва врезать Максиму по голове. Его поведение кажется мне не столько странным, сколько низким.
Сопровождающий открывает массивную дубовую дверь и впускает нас в кабинет. Я не успею прочитать имя и фамилию на табличке. Послушно вхожу вслед за братьями, и мы выстраиваемся линеечкой перед длинным высоким столом.
— Можешь идти, — отрезает широкоплечий мужчина, и худой служащий оставляет нас, мгновенно покинув комнату. Полицейский стоит к нам спиной, почему-то я пугаюсь его хриплого голоса. Нервно осматриваюсь: здесь несколько стеллажей с книгами и папками. В углу диван, фикус, телевизор. Похоже, на сон.
Мну перед собой руки. Ладони вспотели, мне жарко и страшно. Закрываю глаза, пытаюсь ровно дышать, но то и дело сбиваюсь. Неожиданно для себя радуюсь, что Карина осталась дома. Вот и нечто хорошее в этой целой куче неприятностей.
— Если я скажу вам лишь только то, что вы мне надоели, я не объясню и десятую долю того, что я испытываю сейчас, — холодным, размеренным голосом сообщает мужчина. Я испуганно сглатываю, и оглядываю братьев. Они спокойны и расслаблены. Просто удивительно. — Уже не в первый раз мы обсуждаем с вами то, что дозволено, а что запрещено, но я сталкиваюсь с безумным непониманием, которое на данный момент начинает меня уже бесить!
Мужчина резко разворачивается, и я вижу его раздраженное лицо с темно-синими глазами. Вижу черные посидевшие волосы, длинный нос и острые скулы. Вижу широкие плечи, смуглую кожу, гордую осанку, и недоуменно замираю. Он кого-то мне напоминает, но кого?
— Пап, — внезапно протягивает Стас, и я ошеломленно раскрываю глаза. У меня внутри все органы переворачиваются от удивления и шока. — Уже около четырех утра. Зачем ты нас держишь?
— Затем, что вы перешли все границы! — недовольно восклицает мужчина и стучит рукой по столу. — Вы чего добивайтесь? Хотите сесть за решетку?
— Конечно, нет.
— Тогда какого черта вы делаете? Нам поступает звонок о том, что целая толпа подростков распивает алкоголь на набережной. Я хотел прикрыть данное заявление: сразу понял, чьих рук это дело, но через час какая-то девушка жалуется на то, что два парня возле бара пытаются её изнасиловать. На такие вещи я глаза закрывать не стану! Это уже не просто административный штраф, это уголовное преступление!
— Что? — наконец, отмирает Максим. — О чем ты? Какая девушка?
— Звонок был анонимным.
— Вот и человек, который нас подставил, — тихо протягивает Стас и смотрит сначала на брата, потом на меня. Он вновь улыбается и переводит взгляд на майора полиции. — Пап, здесь нашей вины нет.
— Вашей вины никогда ни в чем не было. Сколько раз вы стояли в этом кабинете, столько раз вы оправдывались передо мной, но я решил, больше не слушать эту чушь. Ваша банда, — он выплевывает это слово и его лицо искажает злость. — Ваша банда — это рассадник грязи. Вы — мерзкие животные, которые не чтут законы, мораль и правила.
