И ещё мысль, что Щит могли включить в любой момент. Из-за Щита всматриваться в чужое небо стало совсем неинтересно. Он абсолютно исключал всякое удовольствие от созерцания небес. Даже выключенный Щит продолжал угрожать неожиданно подняться и в очередной раз отрезать Тортелия от внешнего мира.
В битвах Щит был скорее красивым, чем опасным. По нему пробегала небольшая рябь, как по луже масляной краски под ливнем. Запах Щита после попаданий был смесью озона и меди, и те, кто находился вне стен собора, чувствовали головокружение. В такие минуты Тортелий считал обязательным оказаться вне пределов монастыря, но вовсе не из-за будоражащих эффектов насыщенного электричеством Щита — он находил мрачное удовольствие в выходе за пределы темницы, вернее в избавлении от страха ожидания невидимого гнёта.
Иногда Асаван задавался вопросом — не ждёт ли он в тайне, что Щит падёт. Если Щит уничтожат… что тогда? Невозможно. Конечно, невозможно.
Однако он продолжал сомневаться.
Когда Тортелий облокотился на стену монастыря, наблюдая за городом внизу, то стал размышлять, насколько отвратителен этот вид ксеносов. Зелёнокожие были мерзкими и звероподобными, а их интеллект в лучшем случае можно было назвать недоразвитым, хотя больше подошло бы грубым.
Могучий ”Вестник Бури”, оружие божественной воли Бога-Императора остановился. Тортелий заметил это только после наступления тишины, сменившей грохочущую поступь.
Монастырь занимал только часть башен и стен кафедрального собора и оставался безмолвным. Тортелий слышал, как пятьюдесятью метрами ниже на ноге титана стреляли турели — истребляя орков на улице. Исключением были орудия на куполах — покрытых гранитными горгульями и высеченными из камня образами подобных ангелам примархов, благословенных павших сынов Бога-Императора — они только нацелились и приготовились открыть огонь.
Асаван почесал редеющие волосы (напасть, в которой он с абсолютной убеждённостью обвинял раздражающее электростатическое напряжение Щита) и вызвал серво-череп. Тот поплыл по воздуху вдоль стены, миниатюрное суспензорное устройство урчало во время полёта. Череп был человеческий, гладко отшлифованный и модифицированный после ампутации от тела, а теперь его оснастили аугметическим пикт-приёмником и инфопланшетом для записи проповедей, который активировали голосом.
— Привет, Тарвон, — произнёс Тортелий. Череп когда-то принадлежал Тарвону Ушану, его любимому слуге. Какая замечательная судьба — служить Экклезиархии даже в смерти. Как должен быть счастлив дух Тарвона в вечном свете Золотого Трона.
Череп-зонд не ответил. Гравитационные суспензоры жужжали, пока он покачивался в воздухе.
— Пиши, — приказал Тортелий. Череп ответил сигналом подтверждения из инфопланшета — размером с человеческую ладонь и встроенного в аугментированный лоб — активно замигав.
Лёгкого ветра, проникающего сквозь Щит, не хватало, чтобы охладить вспотевшее лицо. Солнце Армагеддона возможно и слабее, чем на Юриане, но было всё равно душно. Тортелий вытер тёмный лоб надушенным платком.
— В первый день осады улья Хельсрич захватчики разлились по городу в беспримерном количестве. Нет, стой. Команда: Пауза. Удалить ”беспримерном”. Заменить на ”несметном”. Команда: Продолжить. Небо сильно загрязнено промышленностью планеты. Над защитниками улья нависают облака и дым от пожаров из уничтоженных или захваченных зелёнокожими окраин.
— Я понимаю, что немногие из хроник этой великой войны уцелеют, чтобы попасть в имперские архивы. Я делаю запись не для того, чтобы прославить своё имя, а из желания точно и в подробностях показать святое кровопролитье огромного крестового похода.
Тут он засомневался. Тортелий подбирал слова и прикусил нижнюю губу, ища более эффектное описание событий, как вдруг монастырь вновь задрожал под ногами.
Титан пошёл.
”Вестник Бури” двигался через город, не встречая сопротивления.
Три вражеские машины — развалюхи-шагатели, называемые ксеносами гаргантами — уже пали от его орудий. В своей темнице в жиже Зарха чувствовала, как обрубки рук тупо заныли от жара.
— Когда-то у меня были руки, — с угрюмой усмешкой подумала принцепс.
Она с беспокойством озвучила следующую мысль. — Аннигилятор перегрелся.
— Аннигилятор перегрелся.
— Понял, моя принцепс, — отозвался Карсомир. Модератус вздрогнул в фиксаторах трона, получая данные о состоянии оружия напрямую от систем в сердце титана.
— Подтверждаю, каморы с третьей по шестнадцатую, выявлено повышение температуры.
Зарха повернулась в молочной жидкости саркофага, интуитивно чувствуя титана лучше любого на борту — люди нуждались в показаниях на мониторах или в медлительных проводных соединениях. Принцепс наблюдала, как Карсомир снова дёрнулся, и ощутила команды, пульсирующие из разума модератуса с помощью одной только силы воли и достигающие когнитивных рецепторов ядра титана.
— Поток хладагента, интенсивность умеренная, — сказал Валиан. — Начать через восемь секунд.
Зарха поводила правой рукой в жиже, чувствуя боль в несуществующих пальцах.
— Выпуск хладагента, — произнёс соседний адепт, согнувшись над вмонтированной в стену панелью управления.
Облегчение оказалось быстрым и приятным, словно обожжённую руку погрузили в ведро со льдом. Принцепс отключила передачу изображения с фоторецепторов, расслаблено погружаясь во тьму.
— Спасибо, Валиан.
— Спасибо, Валиан.
Зрение вернулось, когда она активировала бионику. Потребовалась секунда, чтобы вновь настроить восприятие отфильтровывать ближайшее окружение. Она вздохнула и посмотрела на город глазами бога.
Враги как деятельные муравьи копошились на улице у её лодыжек. Зарха подняла ногу, ощущая и порыв ветра на металлической коже, и циркуляцию жидкости вокруг остатков конечности. Зелёнокожие разбежались от сокрушительной поступи. Танк стал грудой металлолома.
Вдобавок, из укреплений на ноге ”Вестника Бури” на улицу обрушилась стрельба, уменьшая орочьи ватаги.
— Моя принцепс, — заговорил секунд-модератус Лонн, вздрагивая на троне, мускулы сокращались в ответ на поступающие от связи с титаном импульсы.
— Говори, Лонн.
— Говори, Лонн.
— Мы рискуем без поддержки скитариев.
Зарха видела это. Продвигаясь по улицам, она ссутулилась. Уставшие мыщцы дрожали от напряжения.
— Я знаю. Я что-то… чувствую.
— Я знаю. Я что-то чувствую.
По обе стороны шествующего титана стояли покинутые высотки — этот квартал был среди тех счастливчиков, что оказались рядом с немногочисленными подземными общественными комплексами убежищ.
— Сообщите полковнику Саррену, что я перехожу ко второму этапу.
— Сообщите полковнику Саррену, что я перехожу ко второму этапу.
— Да, моя принцепс.
Квартал Омега-Юг 19 был среди первых захваченных после разрушения стен. Орки кишели здесь уже не первый час, но признаков присутствия развалюх-титанов пока ещё не было. Представилась отличная возможность уничтожать легионы зелёнокожих, в то время как группы гаргантов были заняты в другом месте.
В затылке возникло новое чувство — что-то агрессивное и резкое распространялось через паутину вен мозга. С этим она не сталкивалась в течение многих десятилетий.
Кто-то рыдал.
Лицо Зархи застыло в гримасе ужаса — чувство продолжало расцветать и пускать корни. Оно стало более резким и грубым, ядовито пульсируя в черепе.
— Моя принцепс?
Она не расслышала.
— Моя принцепс?
— Да, Валиан?
— Да, Валиан?
— Мы получаем сообщение от ”Безжалостного”. Он умирает, моя принцепс.
— Я знаю… я чувствую его…
Секунду спустя Зарха ощутила, как удар сотряс весь разум. Предсмертный крик бушевал в её подсознании подобно урагану, безмолвный и дико вопя от боли. ”Безжалостный” упал. Его принцепс Ясен Верагон кричал, когда ксеносы уничтожали труп, вырывая бронированную металлическую кожу лежащего ничком титана.
Как он пал?
И где. Она стала искать воспоминания в крике. Покачивающееся видение, как машина класса ”Разбойник” опускается на колени. Приводящее в бешенство ощущение неподвижности. Он был богом… Как это могло случиться… Почему его конечности больше не двигались…
Вокруг были камни и дым. Невозможно было чётко разглядеть.
Теперь крик исчез. Сердце-реактор ”Безжалостного” — кипящий котёл плазмы — остывал и умолкал.
— Мы потеряли контакт, — доложил Валиан спустя секунду, после того как Зарха сама всё пережила. Она плакала, не обращая внимания, что вытекающие из глазниц слёзы немедленно растворялись в окружающей жиже.
