После того, как артиллеристы выпустили ещё дюжину снарядов, Игорем была дана команда готовиться к высадке. Канонерки подошли к причалам и две цепочки воинов, кто гремя сапогами, а кто мягко ступая в местной обуви, так похожей на лапти с онучами, потянулись к берегу. Сжимая винтовки и ружья, да зорко поглядывая по сторонам, ангарцы и амурцы обходили развалины, некогда бывшие стенами Нингуты, время от времени работая штыком. Помогали десанту в отыскании затаившихся воинов четвёрка собак, привезённых из Тамбори. Всякий раз, почуяв чужого, они поднимали лай, покуда подоспевшие ангарцы не приканчивали противника. Стоит упомянуть и маньчжур. Несмотря на столь ошеломляющую мощь напавшего на них врага, они продолжали сражаться. Иные, даже имея серьёзное ранение, полученное от разлетающихся обломков стен и башенок нингутинской крепости, пытались напасть на ангарцев. Обливаясь кровью из рассеченной кожи головы и дико визжа, один из маньчжуров, выскочив из-за полуразрушенного дома внутри крепости, успел зарубить собаку и отсечь пальцы одному из дауров, неудачно попытавшемуся принять сабельный удар цевьём ружья. Он же едва не убил раненого, когда амурец оцепенел от боли и шока, но товарищи стрелка успели застрелить маньчжура и заколоть второго, спрыгнувшего с поваленной стены. Но конечно, так сопротивлялись далеко не все – большинство из оставшихся в живых маньчжур либо были без памяти, либо, будучи ранеными, старались уползти в сторону и надеяться на удачу. Повезло единицам. После чего настала очередь и оружия. В крепости было найдено с десяток небольших пушечек, хотя сунгарийский воевода, предполагал увидеть тут более грозные экземпляры. Для них уже были заготовлены небольшое количество железных штырьков, чтобы заклепать их запальные отверстия. А тут эдакие пукалки. Игорь скептически посмотрел на них, после чего махнул рукой:
– Грузите, может, сгодятся в переплавку. Проще, конечно, было бы их утопить к чертям, ну да ладно.
– Товарищ майор! Зачистка укреплений завершена! – доложил Мирослав.
– Отлично, капитан! – кивнул Игорь. – Приступайте к городку. Постарайтесь найти запасы продовольствия.
– Товарищ воевода! – даур-стрелок стоявший рядом с офицерами, обратился у Матусевичу, копируя тон и жесты Гусака:
– Женщина там. Дети тоже там, не выходят, боятся! Вася сказал, убить их не надо?
– Правильно Вася сказал, – согласился Матусевич. – Пошли. Мирослав, действуй!
Ангарцы, переступая через трупы маньчжурских воинов и обходя дымящиеся завалы обломков и горящие развалины внутренних построек, подошли к чудом уцелевшему небольшому строению, больше похожему на круглую беседку. Раскрашенные резные оконца и крыша этой беседки, пристроившейся к оставшемуся целым небольшому участку стены, выглядели весьма неестественными посреди всеобщего хаоса и разрушения. Перед домиком лежали с десяток воинов. Вооружённые саблями и грозными, необычного вида копьями, в отличных доспехах, они ничего не могли противопоставить слаженному залпу дауров и все до одного пали, пытаясь защитить эту постройку. С одного угла беседка уже начинала гореть, а изнутри действительно доносились женские голоса и детский плач и кашлянье. Видимо, дым уже начал проникать внутрь. Раскрыв рывком дверные створки, отчего одна покосилась, а вторая с жалобным скрипом упала, Матусевич заглянул внутрь. На него со страхом и ненавистью уставились две женщины, закутанные в чёрные одежды. А где-то под ними, в полах этой одежды ворочались плачущие дети. На полу, в луже крови, лежал старик.
– А ну, выходи! – закричал Игорь, освобождая проход и жестами приказывая выходить из начинающего гореть круглого домика.
Однако женщины лишь начали что-то кричать злобными голосами. Тогда воевода решил действовать.
– Что за дуры! – и схватив ближнюю, пожилую женщину за руку, принялся её вытаскивать наружу, пара дауров решили ему помочь. Поднялся жуткий гвалт – мужчины ругались, женщины истошно орали, а дети надрывно плакали и кашляли. Вдруг один из амурцев, взвизгнув, схватился за руку и выскочил на улицу.
– Баба с ножом! – жаловался он офицерам. – Режется больно, – поморщившись, он разжал порезанную ладонь и был немедленно отправлен к санитару.
– Эй, Игорь! – влетел в домик Стефан, чуть не споткнувшись о мёртвого старика. – Ну их нахрен! Хотят гореть – пусть горят, они Ваську порезали! Оставь их!
– Тут одна уже убила себя, – прохрипел Игорь, передавая своему радисту ребёнка, девочку лет двух. Потом показался употевший даур с мальчиком на руках.
Вышел и Матусевич, волоча за собой одной рукою молодую женщину. Вторую он прижимал к боку. По кафтану сочилась кровь. Женщина молчала, уставившись немигающим взором в синее небо, где в вышине парили ослепительно-белые облака.
– Стефан, – переведя дыхание, сказал Игорь. – Эту фурию на одну канонерку, а её детей на вторую. Она их чуть не зарезала, смотреть за ней надо в оба.
Во время перевязки Матусевич принимал доклады своих офицеров.
– Убито около двух сотен маньчжур, сколько под завалами – неизвестно. Найдено два схрона – с провизией и порохом. Сейчас осуществляется перегрузка мешков и кувшинов на корабли. Оружие собрано, много копий, сабель и прочего. В городке взяли много свиней.
– Отлично, всё пригодится, – Игорь встал с бревна, проверяя повязку. – Что по потерям, Мирослав?
– Шесть раненых, один серьёзно. Удар копьём в бок, помощь оказана, жить будет, – отвечал Гусак. – Маньчжуры больше не пытаются атаковать. Стрелки отгоняют врага с кромки леса выстрелами.
– Хорошо, Мирослав. Кстати, а эта истеричка, верно, жена какого-то местного начальника, – подумав, сказал вдруг Матусевич. – Я видел, там перед домиком валялись воины в дорогих доспехах.
– Сельский староста погиб, товарищ майор. Начальник гарнизона тоже. В принципе пленных ещё не допрашивали, – проговорил Мирослав. – А доспехи те, дауры поснимали, кстати.
– Сколько пленных?
– Тридцать два человека, товарищ майор.
– Выбери офицеров, я с ними поговорю, а остальных кончай, – приказал Матусевич. – Через пару часов мы должны уходить. Не стоит тут задерживаться.
Оставалось лишь сжечь всё то, что ещё не сгорело. Сунгарийский воевода предполагал такое развитие событий, поэтому были заготовлены факелы, с пропиткой горючей смесью. Когда "Даур" и "Солон" уходили вниз по реке, над тем, что раньше было Нингутой, поднималось с десяток столбов дыма. Уцелевшие маньчжуры ещё долго не решались выйти из леса на пепелище городка и развалины крепости.
Побережье Японского моря. Эстуарий реки Туманган. Июль 7151 (1643).
Боже мой, как хорошо! Вот так вот упасть в податливый песок, вытянуть в стороны руки, закрыть глаза. Благостно, тепло и тихо, разве что шумит листвой деревьев ветер, да пронзительно кричат чайки. Откроешь глаза, а там, высоко-высоко в вышине, ярко-синее бесконечное небо. Чистое и вечное. Ласковый солнечный свет и свежий морской воздух – за этим люди летом выезжали не только на южные моря, но и на северные побережья. Талассотерапия, лечение морем, так это вроде называется, подумал нежащийся на солнце человек. Он погрузил руки в песок, мягкий и чистый. И теперь слышно как он шуршит, высыпаясь из пригоршней. Действительно, редкое блаженство, думал Сергей Ким, русский кореец, бывший ефрейтор морской пехоты Северного флота, член пропавшей экспедиции. Волею судьбы он попал в этот мир и давно уже свыкся с окружавшей его действительностью.
Недавно Ким искупался в воде традиционной северо-восточной границы Кореи – реки Туманган, в его мире такового Сергею не удалось бы никогда. Тут же не было ни застав, ни северокорейских пограничников, ни укреплённых бетоном берегов. А на том берегу начиналась территория не КНДР, а Страны Утренней Свежести, государства династии Чосон. Сейчас эта местность была безлюдна. Между берегами Туманной находились низкие, песчаные острова, на которых растёт лишь трава да кочкообразный кустарник.
Когда ему сообщили о его задании – идти к границе Кореи, где Олег Васин должен был организовать небольшое поселение силами ангарцев и амурцев, он воспринял это как должное. Кому ещё, как не ему могло быть поручено, поручено провести разведку в северо-восточной корейской провинции Хамгён? На это задание он шёл вместе с Сонг Кангхо и Ли Минсиком, бывшими солдатами отряда маньчжуров, что некогда организовали заставу на месте современного Сунгарийска и позже были пленены людьми воеводы Матусевича. После трёх лет, проведённых на Амуре и Сунгари, корейцы не только научили Кима современному им языку, но и сами неплохо выучили русский. А так же с энтузиазмом старались влиться в формируемое ангарцами амурское общество. И если первый, Кангхо, был сиротой, а потому на родине его ничего не держало, то второй – Минсик, как оказалось, был сыном влиятельного столичного чиновника. И в гарнизоне Нингуты, а потом и в войске мукденского фудутуна Лифаня он оказался, по протекции своего дядюшки. Минсик был ему весьма благодарен, ведь его любовные похождения в столице в свете готовящейся свадьбы с дочерью придворного сановника, очень огорчили его почтенного отца. Пришлось обращаться за помощью к родственнику, служившему в городке Хверён помощником губернатора провинции Хамгён. Он то и отправил юношу подальше – в маньчжурскую крепость Нингуту, где бы он мог переждать несколько лет и вернуться в столицу, когда утихнет шумиха. Ведь из малой ссоры выходит большая драка, а чиновникам лишний шёпот по углам смертелен. Недоброжелателей у каждого вдоволь, всякий заместитель желает стать начальником. Потерявшему доверие человеку не верят, даже если он утверждает, что соевый соус делают из соевых бобов. Оттого и дальний маньчжурский гарнизон оказался желанным. Служба в Нингуте не была обременительной для Минсика, так, лишь изредка осуществлялись походы на деревни упрямящихся дикарей, не желавших сдавать дань маньчжурам. А на второй год службы до Нингуты стали доходить слухи о новом амурском князе, что снова объединял варваров. После того, как войско князя Бомбогора было разбито маньчжурами, а сам мятежник пленён и казнён, маньчжуры были уверены, что амурцы не смогут более противиться их воле и будут жить в мире.
