повезло еще раз: ни одной пробки по пути домой. Ну, разве это не удача? Доехать в Москве без пробок домой вечером. Да уж, боженька сегодня точно на ее стороне.
В прихожей горел свет. И это еще можно было бы списать на собственную невнимательность и забывчивость в мелочах, но… запах жареного мяса никак сам по себе не мог оказаться в ее пустом жилище.
“Не к добру эти походы по психиатрам! Кто его знает, может, безумие все же заразно и передается контактным путем, например, через рукопожатие?”-
Развитие теория заразных психиатрических рукопожатий получить не успела, так как из кухни показался… Илья.
— Ты что здесь делаешь? Еще два дня кубка? — изумилась Виктория, — Что-то случилось? — начала беспокоиться она.
— Угомонись, женщина! Все хорошо. У меня выходная ночь. Мишка отпустил меня на побывку к любимой. В четыре утра улечу назад. Завтра буду как штык за бортиком отчитывать Настену, — он улыбался, глядя на нее так, будто не видел минимум год, и все это время боялся забыть, как она выглядит, а сейчас сверял воспоминания с тем, что было перед глазами. И реальность радовала больше, чем сохраненный образ..
— Но зачем? — женщина смотрела на него с искренним непониманием, — ты же замучаешься. Всего два дня можно было и потерпеть.
Ландау помог ей снять пальто, посадил на банкетку и начал стягивать сапоги.
— Я соскучился по твоим ногам, — передвинул руки выше, — бедрам, — еще выше…
Голос стал глубже сполз в обертонах до полной интимности:
— Груди… Шее, — долгий страстный поцелуй в место, где дрожит пульсом жилка.
— Я скучал по тебе, Эр, — его губы вбирают ее губы, руки за бедра стаскивают с банкетки и утягивают на пол… прямо у входной двери.
Первый сладкий вздох-стон, когда он сажает ее на себя, плотно прижимая ее бедра к своим. Только джинсовая ткань их брюк мешает абсолютному слиянию. Второй, когда его руки втягивают из-за пояса ее блузу и устремляются вверх, пробираясь под белье к острым соскам.
— Слишком много одежды, — бормочет она ему в висок.
— Однозначно!
Блузка летит в сторону, застежка бюстгальтера раскрывается:
— Не здесь, — произносит мужчина. Ссаживает полуобнаженную даму с коленей и, поднявшись, тут же подхватывает ее на руки — Но сейчас!
Глаза темные от страсти следят за тем, как туманится ее взгляд, подергиваясь поволокой желания и томления. Горячо, сладко и нежно, будто и правда расстались давным-давно и ждали встречи невозможно долго.
В ее первом низком стоне радость соединения. В его коротком частом дыхании стремление поймать волшебство наслаждения и подарить ей его все, целиком, чтобы эта кожа под его ладонями превратилась в шелк и бархат, чтобы каждая мышца пела под его прикосновениями, чтобы, когда она поднимала веки, он видел в них только туман вожделения в расширенных зрачках. Никаких компромиссов.
Два тела сплетаются в поисках самого естественного и самого сложного откровения жизни, чтобы, держа друг друга и подгоняя к новым вершинам, оказаться вместе где-то там, где закончилось бытие и началась бесконечность ощущения.
****
— И все-таки, почему ты внезапно здесь? — спрашивает Вика, лежа поперек мужского живота и проводя тонким пальцем по ребрам.
— Представляешь, — Илья жмурится от ее нежных ленивых прикосновений, — я нашел самую вкусную кондитерскую в России и не мог позволить, чтобы ты не попробовала их торт “Три шоколада”. На кухне ждет тебя.
Женщина тихо смеется, утыкаясь ему в солнечное сплетение.
— Уважительная причина, чтобы пять часов тащиться из Мурома в Москву, конечно.
— Конечно! Стремиться из Мурома в Москву — это вообще здоровое желание! — деланно дуется Илья, — Не могу без тебя долго! Ты как наркотик: чем дольше рядом, тем больше надо!
— Получается, — сбила я тебя с пути истинного на том Московском этапе, — хохочет Домбровская уже в полный голос.
— И нечего себе мои заслуги присваивать! — возмущается молодой человек, — я осаждал крепость и взял ее штурмом!
****
Москва. Полгода после олимпиады
Как они только вообще доволокли всех этих медведей, пакеты, цветы до съемной однушки Рады и не надорвались? Ландау садится за руль своего авто, в голове едва теплится единственная полумертвая мысль: спать. И тут взгляд падает на белый пластиковый прямоугольник. Вот тебе и раз! Совсем вылетело из головы! Утром в беготне и суете, когда он в очередной раз где-то в карманах потерял пропуск, Виктория сунула ему свой, велев заканчивать и догонять их скорее. И уехала за Радой. Зная ее привычку приезжать на работу первой, пожалуй, не стоит откладывать на завтра возвращение карточки.
Одиннадцатый час. Даже звонить неудобно женщине, которая встает чуть свет, ненавидя ранние пробуждения. Он скидывает сообщение. Если ответит, едет к ней. Нет. Значит придется завтра раньше выбраться на работу.
Ответ быстрый и короткий:
— Поезжай домой. Завтра разберемся.
Но домой уже расхотелось. Хотелось приключения. Илья выворачивает руль и мчится по адресу, который находится в противоположном конце от его собственного дома. Не надеется ни на что, даже на то, что застанет коллегу бодрствующей. Лишь по светящимся окнам, убеждается, что еще есть шанс небесплезно потратить время на дорогу.
Она ему открыла. И стало ясно, что собранность и внешняя бодрость сегодня в течение дня не прошли даром. Бледное лицо с припухшими веками выдало большой секрет ледяной женщины. Она плакала. И, похоже, эти вечерние одинокие слезы стали обыденностью за последнее время.
— Не стоило. Отдал бы завтра, — говорит она чуть севшим от слез голосом.
Этот хрипловатый голос выбивает почву у мужчины из-под ног. Раз и навсегда он влюбился в ее осевший от плача голос. И знал, что теперь любовь к усталому голосу с подтоном простой женской слабости с ним навсегда. Илья стоит в дверях и тупит со страшной силой, потому что сказать нечего, а уйти он не может.
Пауза тянется, становясь откровенно неприличной. Вика молчит. Смотрит на него покрасневшими глазами. И не делает ничего.
Все, что в конце концов приходит в голову Илье, взять ее лицо в ладони и прижаться губами к губам. И пропасть второй раз, поняв, насколько они мягкие и податливые каждой его атаке. Губы и голос. Он теперь никогда не будет смотреть на нее как на коллегу, старшего товарища, тем более начальника.
Так они и стоят на пороге. Он держит ее лицо в ладонях и целует губы, которые ему отвечают, хотя ее руки по-прежнему даже не пытаются его обнять. И лишь в момент, когда молодой человек останавливается, женщина притягивает его ближе, буквально затаскивая в квартиру.
И дальше снова тишина. Губы, руки, горячее дыхание. Не прекращая поцелуев, скорее
