Как же относилось в эти годы министерство народного просвещения к работе Товарищества? На этот вопрос лучше всего ответят цифры. Начиная с 1887 года из всех учебников, изданных Товариществом, было допущено только 60 %, т. е. немного более половины. Остальные учебники погибли. Бывали примеры, что учебные книги, изданные И. Д. Сытиным, служили даже предметом особого рассмотрения законодательных учреждений (Государственного совета и Государственной думы).
Совершенно очевидно, что такая постановка дела не могла удовлетворять издателей и требовала дальнейших реформ. Учебная книга все-таки стояла далеко от народа, и требовалось сделать еще шаг, чтобы приблизить ее к потребителю и улучшить ее качество. С этой целью было учреждено общество «Школа и знание». Общество преследовало две основные задачи: 1) лучшее качество и 2) дешевизну распространяемых учебников. Первую задачу общество полагало разрешить путем устройства конкурсов, а вторую — массовым производством. На конкурсы предполагалось приглашать ученых — педагогов и техников, избранных корпорациями, университетами, институтами и пр. или учебными, педагогическими и техническими обществами, а также лиц, избранных земскими и городскими учреждениями, лигой образования, обществом народных университетов, императорским техническим и императорским вольно-экономическим обществами.
Программа «Школы и знания» была исключительно просветительная. Никаких коммерческих целей не преследовалось. Фактически же цель учреждения этого общества сводилась к тому, чтобы нанести последний, смертельный удар монополии. Все, казалось, благоприятствовало новому начинанию, и в учредительный комитет общества вошли М. М. Ковалевский, А. И. Эртель, В. А. Морозова, В. И. Ковалевский и И. Д. Сытин.
Но, к большому несчастью, общество при самом своем зарождении обратило на себя бешеную злобу депутата Пуришкевича, который с думской трибуны заявил, что «революционер И. Д. Сытин» создает революционное общество с государственно-разрушительными целями. Эта речь, вся целиком состоявшая из черной демагогии и грубой клеветы, имела решающее значение для мнения правительства, и обществу не дали сделать ни одного шага. Трудно сказать, что именно руководило депутатом Пуришкевичем в его безответственной парламентской клевете, но не исключено и предположение, что эта личная ненависть к издательству Сытина имела кроме политического недоверия и коммерческий характер. Известно, что Пуришкевич проектировал создать «Филаретовское общество»[46] для издания учебников и книг для классного чтения. Именно это «Филаретовское общество», как надо полагать, и было причиной того, что, не ограничившись парламентской клеветой, депутат Пуришкевич выпустил еще злой и лживый памфлет под заглавием «Школьная подготовка второй русской революции».
В этом памфлете самые простенькие буквари, хрестоматии и книги для объяснительного чтения рассматривались как призывы к вооруженному восстанию и всеобщей резне. Особенно революционным казалось Пуришкевичу взятое из хрестоматии известное стихотворение[47]:
В няньки я к тебе взялаВетер, солнце и орла.
Оказывается, здесь Пуришкевич видел призыв к классовой мести и классовой зависти (у богатого ребенка и няни, и бонны, и гувернантки, а у бедного только ветер и солнце). Смешно вспомнить, но именно безобидные буквари и азбуки-копейки подали повод печально известному депутату написать в своем памфлете:
«Все эти «гнойнички» в конце концов сольются в один сплошной гигантский, злокачественный нарыв, который лопнет с треском и шумом, при зареве пожаров, обагренный потоками невинной крови, под торжествующее завывание и рев озверевшей, преступной черни».
Вот куда махнуло этого депутата от простенького невинного стихотворения..
Но начатого дела я не оставил.
Я решил испытать новый путь: открыто толкнуться в замкнутую дверь правительственного одобрения и спросить по существу, чего же, наконец, от учебников хотят. Открытыми глазами решил посмотреть, можно ли при существующих условиях продолжать дело проведения в школу дешевого и полезного учебника, преследуя те же цели, которые вызвали пять лет назад мой проект «Школы и знания».
Я сам лично, независимо от Товарищества И. Д. Сытина, сделал шаг к тому, чтобы увидеть, можно ли получить одобрение на здоровый и полезный учебник открыто, не ища помощи через какие-либо задние двери.
Не думая о каком-либо покровительстве, о каких-нибудь гарантиях и, тем паче, о какой бы то ни было монополии, я решил сделать попытку хоть несколько застраховать учебник от той полной неопределенности и беззащитности, в какой он находился в руках «монополистов».
Дорожа нашим союзом со школой, я полагал возможным призвать всех педагогов, обладающих опытом и знанием, к сотрудничеству с нами на пользу школы, надеясь, что ознакомление с требованиями, предъявляемыми для «одобрения», только поможет им в их работе, особенно тем, кто жил в провинции и не имел «связей» в Петербурге.
Монопольных же авторов я надеялся таким путем заставить удешевить свои издания и облегчить бремя налога на малоимущего учащегося.
Вопрос был в том, согласится ли автор зарабатывать не 25–30 тысяч рублей в год, а несколько меньше, да и то условно, ибо книга, проигрывая в цене, безмерно выигрывала в распространенности. В такой нищей стране, как Россия, учебник в 1 рубль — 1 рубль 25 копеек был не по карману. Ведь и так в действительности ученик зачастую пользовался старой, подержанной книгой…
Но какой шум вызвали первые же мои шаги! Раздался крик о монополии, не стали ждать даже первых проявлений деятельности. Книгоиздатели и излюбленные авторы учебников заволновались безмерно. Книгоиздатели-монополисты вместо того, чтобы выслушать меня же о целях, задачах и приемах моего начинания, возопили о моей «монополии». Все это во имя того, чтобы спасти барьер в лице «ученого комитета» и его «одобрения».
На помощь услужливо явилось «Новое время», где анонимный автор ужасался, что революционер Сытин начал развращать правительство, и призывал правительство на борьбу с Сытиным…
Против всего этого была одна защита, одно средство борьбы: чистые и светлые идеалы народного образования, дешевизна и доступность книг при общественном доверии и поддержке…
Всю свою жизнь я верил и верю в силу, которая помогала мне преодолевать все тяготы жизни: я верю в будущее русского просвещения, в русского человека, в силу света и знания.
К каким результатам привела моя многолетняя борьба за книгу, не мне судить. Принесла она вред или пользу, — об этом пусть судит общество.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
