Воздух в камере начал звенеть, давить на барабанные перепонки все сильнее и сильнее. Теперь уже контуры всех предметов, да и самих стен были смазаны и вибрировали, словно кто-то огромный и неимоверно сильный выдрал тюремную камеру из недр базы «боргов» и принялся ее трясти, словно детский кубик. А еще я понял, что кричу, ору от боли в ушах и от безысходности, невозможности прикрыть руками ушные раковины, из которых по моему лицу стекает что-то теплое…
Звон достиг самой высокой, нестерпимой ноты, когда я был уверен, что моя голова вот-вот лопнет и развалится на части…
А потом в мироздании что-то лопнуло.
Разом исчез жуткий звон, пропала вибрация. Лишь грохот осыпающихся на пол кусков бетона позволял понять, что я еще жив и мои мозги не до конца вытекли из ушей.
Я невольно провел рукой по щеке, взглянул на ладонь. Кровь. Ну да, такое бывает, когда нагрузка на слуховой аппарат превышает все допустимые нормы. Надеюсь, не оглохну нафиг. Хорошо, что сейчас этого не произошло, ибо я все еще слышу, как куски развалившейся стены стучат об пол…
Такое бывает после шока – думаешь черт-те о чем, только не о главном. Например, о том, что я снова могу почти свободно двигать руками. Или о Японце, который валяется на полу, придавленный обломками стены, разрушившейся за нашими спинами. Ну да, в свое время он говорил о совершенном ки-ай[13], которого, по его мнению, он так и не достиг. Ни хрена себе не достиг! Бетонную стену развалил криком, словно карточный домик. Причем стену, находящуюся не перед ним, а сзади него, что вообще недоступно моему пониманию!
Впрочем, как бы там ни было, от цепей нас всё это не избавило. Сейчас они длинными змеями тянулись в другую комнату, расположенную позади нас. Эдакую подсобку палача с металлическим барабаном в рост человека, на котором те цепи были намотаны. Придумал же кто-то. Приковали человека или сразу двух, включили барабан с электроприводом – и растянули людей на стене, словно бабочек на куске пенопласта. Хочешь булавками их коли, а хочешь просто чуток барабан проверни, чтоб раздавить кости запястий и голеней. Уроды, блин!
Еще в той подсобке был большой настенный стенд со всякими хирургически-разделочными инструментами, местами тронутыми ржавчиной. По ходу, полковник предпочитал свои, личные, по-военному вычищенные до блеска. Под стендом стояла медицинская каталка, местами заляпанная засохшей кровью. Понятное дело, на чем-то надо отсюда трупы вывозить, иначе провоняет пыточная так, что сам палач в ней задохнется.
А еще в этой подсобке были свалены в одну большую кучу одежда и оружие, причем и то, и другое в основном не новое.
И это понятно. В армии патологическая страсть отдельных командиров к чистоте и аккуратности сплошь и рядом соседствует с не менее патологическим раздолбайством всех остальных. Понятно, что в этой камере мы далеко не первые. И схема обращения с пленными тоже предельно ясна. Раздели, свалили барахло и оружие захваченных в соседнюю комнату – мол, потом разберемся-рассортируем. И это «потом» растягивается на месяцы. А чего? Оружия и снаряги у «боргов» своего навалом, и мало кому охота копаться в бэушном барахле, когда навалом своего, причем абсолютно нового.
Потому и копится куча трофеев, пока какой-нибудь прапорщик ее не обнаружит и не вкатит трендюлей подчиненным за вышеописанное раздолбайство. Кучу разберут, рассортируют барахло – какое на склад, какое на помойку – и немедленно на месте старой кучи начинает копиться новая. Армия есть армия, и этим все сказано.
Были в той куче навалены вперемешку грязные камуфляжи и бронекостюмы с пятнами крови, защитные шлемы – как целые, так и с расколотыми щитками или пулевыми пробоинами, берцы разной степени разношенности… А также автоматы, пистолеты, ружья. Эти – в основном не целые, с торчащими обломками прикладов, разбитыми в щепы ложами и цевьями, обмотанными синей изолентой, глубокими вмятинами на крышках ствольных коробок… Либо просто откровенно ржавые.
И дело даже не в том, что «борги» специально уродовали изрядно поюзанные огнестрелы. Многие бродяги, гордо именующие себя сталкерами, за своим оружием не следили совершенно. Кто-то от недостатка боевого опыта, но большинство – от лени. Цель таких людей схватить хабар пожирнее и тут же свалить за кордон, дабы прожрать да пропить добытое. Шакалы-падальщики, нет им другого названия.
В чем-то я «боргов» понимаю, принципиально зачищающих Зону от подобных отбросов. Другое дело, что красно-черным без разницы, шакал перед ними или нормальный сталкер. Мочат всех подряд, без разбора, санитары Зоны хреновы. Ладно.
На стенде висели ключи, которыми я разомкнул браслеты и освободился от цепей. После чего довольно быстро отыскал в куче барахла трофейный бронекостюм с глубокими следами когтей, которым «борги» побрезговали и выкинули в общую кучу отходов. Там же нашлись и мои берцы.
А вот с оружием приключилась беда.
Свой тюнингованный «калаш» я тоже нашел, но толку от него было немного. Затвор у него заклинило намертво. Не иначе бывший хозяин – любитель тюнинга – не ограничился внешними изменениями и влез со своей кастомизацией во внутренности автомата. Результат, что называется, налицо. Блин, чтоб я еще раз связался с тюнингованным оружием!
Впрочем, мне практически сразу пришлось пожалеть о своей клятве.
Моя СВД тоже валялась в общей куче, но вот своего рюкзака я так и не нашел. Видать, «борги» рассудили, что его содержимое может быть полезным для группировки, и утащили трофей вместе с провизией и патронами. Так что в моем распоряжении была винтовка с десятком патронов в магазине, что явно мало для эффективного прорыва на свободу через толпу хорошо вооруженных противников.
В общем, единственным, что помимо СВД привлекло мое внимание в этой куче барахла, оказался изрядно потертый, неухоженный гладкоствольный «Вепрь», тоже тронутый как тюнингом, так и ржавчиной. Незначительно, местами, но тем не менее. В иной ситуации никогда бы не позарился я на такое оружие, но выбирать не приходилось. Тем более что вместе с «Вепрем» в вышеупомянутой куче отыскался тактический пояс с четырьмя пластиковыми чехлами-паучерами, из которых торчали десятизарядные магазины, набитые патронами двенадцатого калибра.
Патроны, снаряженные стальными цилиндрическими пулями, меня порадовали. Такая пуля на относительно коротком расстоянии и керамическую бронепластину расколет, и экзоскелет пробьет-продавит запросто. И паучеры, кстати, тоже приподняли настроение, ибо на них я увидел знакомую эмблему – летучую мышь, держащую в когтях знак радиационной опасности, а также клеймо с загадочными буквами «SSCH». Что они значат – без понятия, но ясно одно: бывший хозяин паучеров любил качественные чехлы, ибо аналогичное клеймо украшало ножны моей «Бритвы», которые пока ни разу меня не подвели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
