Сергей двинулся тем же порядком, за ним, несколько отстав, остальные. Подобравшись снова, он увидел все ту же картину. Небритый тип с винтовкой все так же стоял и скучал. Мельников неслышно зашел к нему со спины и вынул из ножен финку. Уж часовых-то в своей жизни он снял множество. А этот походил на непуганого немца начала войны — которые в своем тылу ничего не боялись. Потом-то они стали поосторожнее.
Выскочив как черт из шкатулки, Мельников прыгнул на неизвестного. Тот, услышав шорох за спиной, попытался повернуться. Но не успел. Левой рукой Сергей обхватил его за шею, намертво пережав дыхание, а потом ударил его ножом в сердце. Грамотно вышло. Клиент, даже не осознав, откуда пришла к нему смерть, уже улетал на небеса.
Мельников махнул рукой остальным, снова растворился в траве и пополз вдоль дороги. За поворотом стала понятна причина шума. Грузовой «опель» стоял, ударившись радиатором в дерево. Ветровое стекло было в многочисленных пулевых пробоинах. Вокруг него суетились люди, человек пятнадцать. Они сгружали из кузова какие-то ящики и мешки. Все ясно — подстерегли в засаде машину, а теперь грабят. Картина — знакомая до слез. Только вот что за люди?
Вооружены они были по-разному, но по большей части — немецкими винтовками и автоматами. Снаряжение их было еще более пестрым. Кое-кто ходил в гражданской одежде, некоторые в польской военной форме — как старой, так и новой. Несколько человек щеголяли в немецких мундирах без знаков различия. Все были грязны и небриты. В общем, эдакий лесной сброд. Если заменить польские мундиры на советские зеленые гимнастерки, то они очень походили на наших партизан первого периода войны. Конечно, не на «казахов» Аганбекова, а на многочисленную шелупонь, которая болталась по немецкому тылу без определенных целей — и грабила все, до чего могла дотянуться. Вот и эти, похоже, занимались все тем же увлекательным занятием.
Мельников в таких делах был самый опытный, а потому как-то получилось, что командование перешло к нему. Он жестом послал людей в обход, чтобы обойти бандитов полукругом, и достал гранату. Те, у машины, продолжали суетиться, ничего не замечая. Многовато их, конечно, но фактор неожиданности — великая вещь.
Выждав, Сергей кинул гранату под колеса «опеля» и одновременно открыл огонь из автомата по ближайшим лесным людям. Тут же к нему присоединились остальные. Несколько человек повались сразу же, а потом жахнул взрыв. Эх, удачно он кинул — прямо под мотор. Над машиной взметнулось рыжее пламя. Кто-то, заорав, прыгнул из кузова, но не долетел — Сергей снял его в полете.
Тем временем русские и поляки продолжали огонь. Быстро оказалось, что бойцы из этих грабителей вшивенькие. Они заметались — один за другим падая под пулями. Иные бросились в лес, в противоположную сторону — но кто-то из наших метко их клал. Два или три человека залегли на той стороне дороги и попытались отстреливаться. Но они явно не очень понимали, откуда на них свалилась такая напасть… Возле них грохнул разрыв. Кто-то из ребят тоже решил использовать гранаты. Один из лежащих рядом с дорогой с диким воем бросился прочь — но тоже попал под огонь. Оставались еще сколько-то человек, которые укрылись за машиной. Мельников вскочил, в прыжке перемахнул дорогу и очутился в каком-то подобии кювета на той стороне. По нему стреляли — но эти теперь были как на ладони. Первую очередь он сделал неудачно, а вот вторая попала грамотно. Двое повалились, один метнулся назад, но угодил под огонь остальных наших — его буквально отшвырнуло от просекшей грудь автоматной очереди. Раздалось шевеление в кустах, это кто-то уцелевший пытался уйти. Мельников повернул автомат на звук. Метрах в двадцати беглец не выдержал напряжения — он вскочил и попытался спастись бегством, но тут же получил в спину свою долю свинца. И тут из кузова машины выскочило еще двое. Видимо, они пытались там отсидеться, но «опель» горел. Один упал, лишь коснувшись земли, другой успел отбежать шагов на десять.
— Ребята! Концерт окончен! — закричал Сергей.
Приближались они осторожно, но все были мертвы.
И тут снова раздалось шевеление в кустах.
Мельников обернулся, держа автомат наизготовку.
— Паны! Паны! Я сдаюсь! — послышалось оттуда.
— Выходи с поднятыми руками! И без шуток! — бросил Мельников.
Из кустов вылез довольно оборванный тип. Он был одет в донельзя драную и замасленную кожанку, какие-то бриджи цвета хаки и высокие ботинки — наподобие американских. В одной из поднятых рук он держал немецкую винтовку.
— Оганес, обыщи его! — Продолжал командовать Мельников.
Армянин подошел к «партизану», забрал у него оружие и старательно обшарил карманы.
— Две запасные обоймы, табак спички. Какая-то фотография. Документов нет.
Между тем Мысловский подошел к Мельникову.
— Пан надхорунжий, это кто? Бандиты? — спросил лейтенант.
— Аковцы[39], судя по всему. Но между ними и бандитами нет четкой разницы.
Такой ответ ничего Сергею не говорил, но он решил не торопить события.
— Кто такие? — рявкнул он на пленного.
— Отряд поручика Сидзиловского, «Вольносць и неподлеглосць»[40].
— Вот как? — очень нехорошо ухмыльнулся поляк. — Численность отряда? Где базируетесь?
— Это все, кто тут лежит… Были. Поручик — вон он лежит, — кивнул аковец на лежащего в кювете человека в добротном снаряжении — одного из тех, кто пытались организовать сопротивление.
— Что тут делали? Быстро! А то у меня времени с вами разговаривать нет! У меня разговор простой с такими, как вы, псами! — Мысловский передернул затвор автомата.
Если это и были партизаны, то довольно хлипкие. На лице пленного читался откровенный ужас. Его глаза бегали, осматривая лежащие трупы. Да уж, видимо, этот отряд если и сражался — то либо с мирными жителями, либо когда десятеро на одного.
— Мы шли на северо-восток. В район озера Спирдинг-зее.
Так! Подошедший Мельников отметил — снова всплывает это чертово озеро. Да что там, медом, что ли, намазано?
— Цель движения?
— Я ничего не знаю! Знал наш поручик. Он имел связи с Варшавой. Оттуда велели идти к озеру. А цели, клянусь, я не знаю…
— А это? — Мысловский кивнул на машину.
Несмотря на животный страх, читавшийся на лице пленного, в его глазах мелькнула злость.
— Эти, из Варшавы, умеют только обещать. У нас кончились припасы. Вот мы и решили пополнить их экспроприацией.
— Только это вы и умеете… Обычное дело, — повернулся Мысловский к Мельникову. — Эти политиканы, их друзья из Варшавы, тайком поддерживают вот таких. Но в случае чего сразу же от них открещиваются.
— Вяжи руки этому гаду, — приказал он шоферу. — Капитан, не дадите мне одного из своих людей? Я бы лично его тут пристрелил, но нужно доставить его в Цеханув, в местное управление народной милиции. Пускай они там с ним разбираются.
Копелян сел в кабину «опеля», а Еляков взобрался на «виллис». Процессия тронулась. Теперь Мельников смотрел вокруг уже без дураков. Что, впрочем, не мешало ему вести разговор, который начал капитан.
— Ну, вот, вляпались в польские разборки, — вздохнул Еляков.
— Товарищ капитан, а что это за организация?
По словам Елякова, дело обстояло так. «Армия Крайова» была военизированной структурой, которая, по идее, собиралась сопротивляться немцам. При этом организацией она была очень своеобразной. Более чем немцев, аковцы ненавидели Советский Союз. Они смотрели на Запад. Точнее — на берега туманного Альбиона, где в это время отсиживалось эмигрантское «правительство» и «руководило» борьбой. С немцами они воевать не спешили. Главным их лозунгом было «держать оружие у ноги». То есть готовиться подняться в любой момент. Впрочем, иногда они даже боролись. Правда, чаще всего совсем не с немцами.
Более всего аковцы развернулись неподалеку, на Волыни, где испокон века обитало смешанное украинско-польское население. Вот с ним, с мирными украинцами, и стали бороться аковцы всеми доступными им средствами. Правда, с той стороны был «парный сапог» для этой структуры — бандеровцы, которые столь же героически сражались с мирными поляками. До боев с немцами у «Армии Крайовой» руки большей частью не доходили. А фрицы, понятное дело, очень радовались, что две партизанские группировки с увлечением выполняют за них грязную работу. Вся эта возня их и сгубила. В начале войны большинство поляков смотрели на своего восточного соседа без особой симпатии. И соответственно — на появившихся прокоммунистических партизан. Но, мягко говоря, странное поведение АК толкало тех поляков, кто хотел сражаться с фашистами, в ряды Армии Людовой — которая была «за красных». Потому что ребята из АЛ воевали всерьез.
В конце концов товарищи из АК перед подходом наших войск подняли Варшавское восстание. Оно, как известно, было подавлено. Но потом пришли наши. Польшу все-таки освободили. Аковцы претендовали на то, чтобы играть самостоятельную роль. Но с Красной Армией и подошедшим Войском Польским спорить было трудно. В итоге разнообразные группировки снова ушли в леса и принялись бороться «за демократию».
