Мне понравилось это сравнение. Я представляла себе любовь точно так же.
«Я не планировал заводить подругу, но это была настолько прекрасная мысль, что я не заметил, как увлекся. Мы вместе уже больше года».
«Красивая история».
«Подозреваю, намного красивее большинства твоих».
Я вздрогнула, хотя Отто не мог этого видеть.
«Точно».
«Не волнуйся. У меня тоже больше темных историй, чем светлых».
«Мне жаль».
«А мне нет. Это моя жизнь, другой не дано. Какой личный вопрос ты хотела мне задать?»
«Ах, да. Всего один. Что так напугало тебя в моем сознании?»
«Ты не хочешь знать ответ на этот вопрос».
«Хочу».
«Если бы я мог дать исчерпывающий ответ на этот вопрос, тебе не пришлось бы его задавать. Мне трудно найти слова для таких ощущений».
Я разочарованно сгорбила плечи.
«И все-таки. Ответь, как сможешь».
«Все дело в твоем сознании, — написал Отто. — Как ты думаешь, что я в нем увидел?»
«Когда ты дотронулся до меня, я просто жутко смутилась».
«И почувствовала себя одинокой. И напуганной. И несчастной. И еще немного обиженной».
«Я обижалась не на тебя».
«Да, не на меня. На какую-то золотую статую».
«Ох, Отто! Так я представляю себе Реджинальда Гиллроя».
«Да ты что? Очень забавно».
И тут меня поразила одна мысль.
«Отто, ты умеешь смеяться?»
«Не слишком хорошо. Мой смех звучит… довольно странно. Поэтому я стараюсь не делать этого на публике».
«Почему ты не разговариваешь?»
«Не могу. Я пытался. У взрослых людей есть резонаторы, отвечающие за громкость и отчетливость речи. Мои резонаторы находятся на младенческой стадии развития. При желании я могу шептать, но это звучит очень странно, и люди с трудом меня понимают. Я знаю язык жестов, но он бесполезен в том случае, если мой собеседник с ним не знаком. Все это очень неприятно».
«А твоя мимика? А кожа?»
«Я полагаю, что как наследница ЮниКорп ты при желании можешь получить доступ к моим медицинским данным».
«Нет-нет, спасибо, — со всей возможной поспешностью написала я. — Прости».
«Я не хотел быть грубым, — написал Отто. — Вообще, я мало думаю о ЮниКорп».
«Я тебя не виню».
«Я тебя тоже».
Мне было приятно это услышать.
«Я рада. Но я все-таки хочу понять. Мне важно знать, почему я тебя пугаю, потому что мне бы не хотелось, чтобы мы могли общаться только так, как сейчас».
«Хорошо. Позволь мне подумать». Последовали долгая пауза, а потом слова полились снова.
«Это страшно досадно, — первым делом написал Отто. — Было бы несравненно проще ПОКАЗАТЬ тебе, но если бы я мог показать, то мне не пришлось бы этого делать — ведь тогда я бы просто проник в твое сознание, и никакой проблемы не возникло бы!»
«Парадокс», — написала я.
«Он самый. Ладно. Все дело в… пустоте в твоем сознании. Это не отсутствие ума и даже не пропилы или блоки в твоей памяти. Наоборот, твоя память представляется мне очень цельной. В некоторых местах она показалась мне сильнее, чем у многих людей. В ряде фрагментов она настолько сильна, что путешествие по ней похоже на езду по дороге с лежачими полицейскими. Я успел увидеть совсем немного, поэтому заранее прошу прощения, если скажу что-нибудь такое, что тебя обидит».
«Я не верю, что ты можешь меня обидеть», — честно написала я.
«Все дело в участках вокруг так называемых лежачих полицейских, твоих самых сильных воспоминаний. То ли непосредственно перед ними, то ли сразу после находятся огромные провалы, и я боюсь в них заглядывать. Я чувствую, что в них таится какая-то опасность. Как будто какие-то острые колючки могут затянуть меня внутрь, и я буду заперт там навечно. Не спрашивай меня, откуда берется это ощущение. Я не знаю».
Я судорожно сглотнула.
«Отто? Ты когда-нибудь погружался в стазис?»
«Нет, но планирую когда-нибудь сделать это. Мы с сестрами и братом хотели бы слетать на Европу после того, как достигнем совершеннолетия и сможем делать все, что нам захочется». Я невольно улыбнулась. «А почему ты спросила?»
«Просто подумала, не это ли ты увидел».
«Сомневаюсь. Даже нет: я не думаю, что это имеет отношение к стазису. Почему тогда этих провалов так много?»
Тут мне пришлось поскорее сменить тему.
«Значит, думаешь отправиться на Европу?»
«После того как нам исполнится двадцать один год, они не смогут нам помешать».
«Я рада, что вы настолько человечны, что ЮниКорп не может считать вас своей собственностью».
«Но корпорация все еще имеет право создавать нам подобных, — написал Отто. — Даже наша кровь нам не принадлежит. Уколи нас, разве у нас не потечет кровь? Но этого нельзя сделать без письменного разрешения. ЮниКорп также владеет нашим правом воспроизводства себе подобных. Даже если мы когда-то сможем иметь детей, наше потомство будет принадлежать корпорации».
«Но это ужасно!»
«Да. Но в настоящий момент твое положение ничуть не лучше нашего. ЮниКорп полностью владеет тобой».
«До тех пор пока я не завладею ЮниКорп».
«Если золотая статуя позволит тебе сделать это».
Ужасное предчувствие охватило меня.
«Думаешь, он не позволит?»
«Я знаю, что он любит власть. Он был страшно оскорблен, когда я выиграл стипендию в Юнишколе. С тех пор он немало потрепал нам нервы».
Мне стало плохо, когда я это прочитала. Я заставила себя не вспоминать о моей давным-давно утраченной премии «Молодой мастер».
«Разумеется, я не свободен по-настоящему, — продолжал Отто. — Юнишкола тоже подчиняется ЮниКорп. Только это и позволило мне выиграть судебный процесс. Судья решил, что все школы, находящиеся под контролем моих опекунов, находятся в равном положении, и раз уж я смог выиграть стипендию, то должен иметь право выбора учебного заведения. Короче, очередная юридическая заумь». В этом месте в потоке фраз возникла небольшая пауза, а потом слова полились снова. «Мне нужно идти. У нас выключают свет в одиннадцать, а я живу в одной комнате с Джемалем. Он не любит, когда я оставляю экран включенным».
«Спокойной ночи, Отто».
«Спокойной ночи, Дикая Роза. Напиши мне еще. Я по-прежнему нахожу тебя очень интересной».
Глава 10
Мне было приятно поговорить с Отто. Возможно, переписка с ним перед сном помогла мне не чувствовать себя такой одинокой. В эту ночь я впервые спала без кошмаров. Это было таким избавлением, что я горела желанием повторить эксперимент, отгонявший мои страхи.
Поэтому я очень обрадовалась, когда на следующий день за обедом Отто улыбнулся мне своей натянутой улыбкой, улучив момент, когда Набики не смотрела в нашу сторону. Он дважды стукнул пальцами по своему ноутскрину, а потом поднял обе руки вверх. Десять. Я тихонько кивнула.
