– Ваше время истекло, – сказали охранники, стоявшие возле нас, которым надоело слушать этот бред.
* * *
Суд состоялся месяц спустя. Небольшое здание суда не вмещало в себя и малую часть желающих быть свидетелями чужой беды.
Первый акт комедии начался тогда, когда меня торжественно спросили, обязуюсь ли я говорить правду, только правду и еще раз правду.
– Нет, – сказала я.
По залу пробежал душераздирающий вздох, и я увидела, что Мэл Рэндон, который сидел где-то там далеко в предпоследнем ряду, схватился руками за голову.
– Тогда защита не будет ничего спрашивать у обвиняемой, раз она отказывается говорить правду, – сделал вывод судья.
По залу пробежал второй душераздирающий вздох.
– Предлагаю перейти к опросу свидетелей, – сказал судья.
Все, что происходило дальше, я вспоминаю, как сквозь туман. Помню, как перед залом вдруг объявилась одна из моих соседок. И эта соседка с пеной у рта стала рассказывать о том, что в моем маленьком саду за все эти годы было столько всевозможных неизвестных растений и цветов, что добрая половина из них вполне могли оказаться ядовитыми.
Я не могла понять, к чему они клонят, а между тем они не теряли времени зря.
– Вы вспомните, вспомните, – тыкала соседка пальцем в народ, – какое у нее росло возле порога огромное и удивительное розовое дерево. И что? Где оно теперь? От него даже корней не осталось, и кто нам теперь докажет, что оно не было ядовитым?
Выступила перед народом и моя толстая сестра Роза.
– Я так плохо все помню, я практически ничего не помню, у меня всегда была плохая память, – пожаловалась суду моя сестра, – так что я вряд ли чем могу помочь следствию.
Но, как выяснилось позже, моя толстая Роза очень даже могла помочь следствию.
– А вы попробуйте вспомнить, – стал допытываться у Розы обвинитель, – был ли у вас когда-нибудь с присутствующей здесь на скамейке обвиняемых вашей сестрой Анной Лассаль разговор об отравлениях?
Сестра Роза просияла.
– А как же, – радостно сказала Роза, – конечно был.
– Когда у вас был такой разговор? – тоже обрадовался обвинитель.
– В начале лета, – честно призналась моя сестра, ведь в отличие от меня она поклялась говорить правду, только правду и ничего кроме правды.
– О чем конкретно был ваш разговор? – спросил обвинитель.
– Я предложила ей отравить одну женщину, – непосредственно призналась Роза.
У судьи и обвинителя от радости глаза так и заблестели.
– С какой целью вы собрались отравить эту женщину? – спросил обвинитель.
– О, – опомнилась Роза, – это было сказано, разумеется, в шутку,
– Да-да, конечно в шутку, – согласился обвинитель, – кто была эта женщина?
Но Роза смущенно потупила глаза, она и так слишком много наговорила.
– Думаю, это не имеет к данному следствию никакого отношения, – сказала Роза.
Обвинитель повернулся за помощью к судье.
– К данному следствию имеет отношение абсолютно все, – строго сказал судья.
– Так какую женщину вы собирались в шутку отравить? – повторил обвинитель.
Моя сестра горестно вздохнула и призналась:
– Жену Мэла Рэндона.
Зрительный зал ахнул.
– Что? – удивился обвинитель.
– Вы записали, что это все было в шутку? – разволновалась моя сестра.
– О да, – ухмыльнулся обвинитель, – мы это учли. Но скажите, чем эта женщина мешала жить вам и вашей сестре Анне Лассаль, которая присутствует здесь на скамейке обвиняемых?
– Протестую, – сказал мой адвокат, – вопрос не по существу.
– Наше дело настолько специфично, – сказал судья, – в нем абсолютно все вопросы являются вопросами по существу.
– Так чем же эта дама мешала жить вашей сестре? – не унимался обвинитель.
Я видела, как моя сестра Роза нашла взглядом Мэла Рэндона и стала виновато на него смотреть. На что Мэл Рэндон только слегка кивнул моей сестре, у него все равно не было выбора.
Роза, заручившись поддержкой Мэла Рэндона, стала честно рассказывать все, что знала.
– Моя сестра Анна Лассаль и этот человек Мэл Рэндон любят друг друга, – сказала Роза, чуть не плача.
– Ах! – сказал зрительный зал.
– И как давно продолжается их любовь? – спросил обвинитель.
– Больше двадцати лет.
Тут у зрительного зала глаза и вовсе на лоб полезли.
– Больше двадцати лет? – не поверил своим ушам судья.
Обвинитель покровительственно помахал ему рукой, мол, он сейчас сам во всем разберется. Зрители сидели, практически не дыша, им нельзя было пропустить и слова из столь вопиющих подробностей.
– Что мешало все эти годы вашей сестре, которая присутствует тут на скамейке обвиняемых, и этому человеку Мэлу Рэндону быть вместе? – спросил обвинитель.
– Больная жена Мэла Рэндона, – вздохнула моя толстая сестра Роза.
– Ух, ты! – громко сказал кто-то в средних рядах.
– Чем им мешала больная жена Мэла Рэндона? – спросил обвинитель.
– Протестую, – вскочил мой адвокат.
– Отклоняется, – отмахнулся от него судья.
Он облокотил на пухлую руку толстый подбородок и увлеченно внимал делу.
– Мэл Рэндон очень ответственный человек, – сказала моя сестра, – он не мог бросить жену в таком больном состоянии.
– Ваша честь, я не понимаю, какое это может иметь отношение к нашему делу, – опять встрял мой адвокат.
Он вскакивал каждый раз, как резиновый мячик, и мешал суду.
– Это имеет к нашему делу очень прямое отношение, – опять отвлекся судья.
– И как отреагировала подсудимая Анна Лассаль на ваше предложение отравить больную жену Мэла Рэндона? – постарался не отвлекаться от темы обвинитель.
– Она мне ничего не ответила, – развела руками в стороны моя сестра.
– Но хоть как-нибудь обвиняемая Анна Лассаль отреагировала на ваше предложение? – стал выяснять подробности обвинитель.
– Она молча встала и вышла из дома на улицу, – подробно сообщила суду моя сестра.
– У меня больше нет вопросов к этому свидетелю, – сказал довольный обвинитель.
Настала очередь моего адвоката.
– Как вы думаете, – спросил он сестру, – почему женщина, даже не пытавшаяся в течение всех этих лет убрать с дороги соперницу, в конце концов якобы оказывается способной убрать ненужного человека на пути своей племянницы?
– Протестую, – лениво встал с места обвинитель, – раздумья свидетеля по данному поводу к делу не относятся.
– Протест принимается, – сказал судья и сладко зевнул.
Еще почему-то я запомнила выступление своего соседа Фила Хаггарда.
