Это была совсем крохотная метелочка с темнокрасной кисточкой на конце, и три тесемочки того же цвета разделяли ручку на причудливо выпуклые части. Олег оглянулся, а Лиля молча протянула ему веничек, чтобы он мог на него полюбоваться. «Для чего это?» — осведомился Олег. Продавец поднял голову и сообщил, что веничек предназначен для чистки настенных ковриков и скатертей. Заметив, что у них дома нет ничего подобного, Олег взял жену под руку и увел с рынка. Но увидев, что автобуса нет и в помине, он поставил сумку с картошкой, вернулся и купил веничек. Ему стало стыдно за свою грубость, притом он отлично знал, что вполне мог бы купить веничек и сам, будь он один или даже если бы просто увидел его первым. В автобусе по пути домой Лиля тщательно отрезала ярлычок с платья куклы. Она решила назвать ее Элоизой, чтобы не смущать детей, полагавших, что в мире есть только один язык, кроме русского, — французский. И уж, конечно, им ни в коем случае не полагалось иметь куклу с немецким именем.
Едва Валя насладилась красотами Элоизы, как уже оказалась у забора, протягивая куклу Милочке для поцелуя. Лиля понимала, что Элоиза уже никогда не будет выглядеть новой, но зрелище этих страстных поцелуев и того, с какой серьезностью воспринимала их Валя, на какое-то время взяли верх над инстинктом собственника, и она не сказала ни слова в упрек. «Если бы эта упрямая женщина разрешила мне купить Милочке куклу», — жаловалась она. Они уже делали попытку в этом роде. Купив Вале и Феде большой мяч, Олег бросил маленький мячик через забор Милочке. И хотя Полина Ефимовна не стала вырывать мяч из Милочкиного кулачка, она решительно пресекла возможную благотворительность в будущем: «Милочка не нуждается в подарках».
Лиля была слишком занята своим скоропортящимся товаром, но вечером, когда дети были уже в постели, она вспомнила о веничке. Ей не хотелось спрашивать Полину Ефимовну, не видела ли та его, но она неосторожно крикнула с террасы мужу: «Олег, я не могу найти веничка. Ты вынимал его из сумки?» Резкий звук из задней половины дома напомнил ей, что Полине Ефимовне слышно каждое слово, сказанное на террасе.
— Зря я говорила так громко, — сказала она Олегу.
— Надо было думать, прежде чем говорить.
— Ты же знаешь, что я не могу.
— Прекрасно можешь. У тебя не бывает проблем с чайником, потому что ты натренировала свои руки. Можешь и язык натренировать.
Лиля подошла к столу с чайником в руке.
— А тебе не кажется, что ты порядочный зануда? — спросила она, аккуратно направляя струйку горячей воды в узкое отверстие японского заварочного чайника.
Олег ничего не ответил, а лишь улыбнулся, положив в чай ломтик лимона. В молчании они принялись за чай с вареньем. Когда Лиля встала, чтобы налить по второй чашке, она услышала звуки, доносившиеся из-за двери, и они заставили ее тут же поставить чайник. Она повернулась к Олегу и сделала ему знак рукой, так настоятельно, что он присоединился к ней. «Что такое…» — начал он, но она подняла палец, и муж застыл рядом с ней, прислушиваясь. Звуки, которые они слышали, были женским плачем.
Лиля подошла к замочной скважине.
— Полина Ефимовна, что случилось?
Рыдания на мгновение смолкли, но тут же возобновились — громкие, безудержные.
— Полина Ефимовна, откройте же дверь! Дайте мне войти!
Рыдания продолжались, словно их невозможно было остановить.
Лиля подала Олегу нож, и, вопросительно взглянув на нее, он вставил его кончик в щель и поддел засов на другой стороне. Легонько толкнув дверь, они вошли в комнату. То, что они увидели, сначала заставило их отступить назад, а потом снова войти. Полина Ефимовна, продолжая рыдать, склонилась над детской кроваткой в углу. Милочка уже почти заснула; ее рука лежала на каком-то предмете, который Лиля сначала приняла за куклу, аккуратно завернутую в одеяльце, но потом быстро поняла, что это и есть пропавший веничек; кусочек цветастого шелка был завязан над верхней выпуклостью его ручки, словно платок под подбородком.
Олег подошел ближе и отстранил Полину Ефимовну как раз в тот момент, когда она собиралась вытащить веничек из-под Милочкиной ручки. «Дайте мне топор, — прошипел он. — Я пробью дыру в этом чертовом заборе». До странности покорная, Полина Ефимовна двинулась к низенькому шкафу, но Лиля упросила Олега подождать до утра: работа по сносу забора могла занять больше времени, чем он предполагал.
— Вот мы и нашли применение для веничка, — сказал Олег, когда они снова очутились на террасе.
— Тебе не кажется, что у Милочки чересчур красные щеки? — спросила Лиля. (До этого момента она видела Милочкино лицо лишь сквозь проволочную сетку, и действительность оказалась несколько грубее, чем рисовалось воображению. До чего глупы женщины, подумала Лиля, что позволили выйти из моды вуали.)
Олег, переполненный редким для него удовольствием уступить порыву великодушия, не желал и слова дурного слышать про свою Андромеду.
— Милочка — деревенская девочка, — сказал он, — и ей это только к лицу.
Завтрак обычно устраивали в деревянной беседке в глубине сада; на следующее утро Лиля одела детей и посадила за стол уже к девяти часам. Она не стала будить Олега — по воскресеньям он имел право поваляться в свое удовольствие, но ей очень хотелось совершить церемонию сноса забора как можно скорее. Раз уж она объявлена и молчаливо одобрена Полиной Ефимовной, то приличия (по крайней мере правила хорошего тона) требуют сделать это побыстрее. «Пойди скажи папе, что завтрак готов», — велела она Вале.
Валя послушно соскользнула со стула и на цыпочках поднялась на террасу. «Папа говорит, что он спит».
Это была традиционная семейная шутка, но Лиля нахмурилась и прикусила губу.
— Кто дал Милочке веничек? — спросила она.
— Я только показала ей, но она так посмотрела…
Лиля поняла, что взгляд Милочки был неотразим. Дети побежали к калитке, а Олег все не появлялся. Лиля решила, что ей надо вымыть посуду и заняться своими делами, но мысли о топоре и заборе, о сумрачном взгляде Полины Ефимовны не давали ей покоя. Полина Ефимовна может подумать, что Олег отказался от своего великодушного намерения под влиянием жены, и возьмет назад свое молчаливое согласие. Лиля с раздражением принялась за мытье посуды. Как раз в ту минуту, когда она, не подумав, израсходовала всю воду из самовара, появился Олег и потребовал горячей воды для бритья. Как будто нельзя было побриться после! И как будто он не ходил небритым целыми воскресеньями! Лиля намекнула, что завтрак доставит ему больше
