За поворотом тропинки открылась большая проплешина в зарослях, и там... Харвич сначала не понял, что это. А потом ему стало плохо. Он отошел к зарослям, окружавшим поляну, и уткнулся лицом в кусты. К нему подошел один из сольпугов, осторожно тронул за рукав. Харвич обернулся. "Смотри, сказал он себе, - смотри. Здесь люди были, не кто-нибудь. Их работа".
Поляна была перепахана вдоль и поперек гусеницами танков. Среди вырванных с корнем кустов, среди сочащейся зеленой кровью травы лежали раздавленные сольпуги. Сколько их было, Харвич не мог понять, - наверное, несколько десятков. Размятые, раскрошенные панцири, перекрученные педипальпы... Харвич нашел глазами Валерьена. Тот стоял, наклонив вперед голову, и вид фигуры Валерьена, напряженной и окаменевшей, ударил Харвича по глазам, и стажеру захотелось подойти и командиру и сказать ему... но что?.. Харвич не знал таких слов, которые могли быть сказаны сейчас, на этой поляне.
Астахов негромко окликнул Валерьена:
- Борис! Лучше вернуться на тропу.
Валерьен какое-то время продолжал стоять неподвижно, потом обвел взглядом поляну, и этот взгляд напугал Харвича едва ли не больше, чем изуродованные тела сольпугов.
- Да, - сказал Валерьен. - Возвращаемся на тропу.
Люди и сольпуги вновь углубились в сельву. "Пересечение двух движений, - с ненавистью думал Харвич. - Пересечение... Сольпуги остались в этой точке, а люди ушли. У них танки... умудрились ведь раздобыть... А нас всего трое. И оружие у нас... Мы их даже остановить не сможем, танк высокой защиты нашими рогатками не подшибешь. Конечно, если бы здесь были десантники, все было бы гораздо проще. Но десантников нет, и нас всего трое".
Вскоре что-то неуловимо изменилось в сельве. Горячий воздух наполнился грустью, ветви деревьев шевельнулись, уловив слабый ветер там, наверху; на зелень лег сероватый оттенок, притушив яркость красок. Возникли сумерки.
Шедший впереди Деез-Седьмой остановился и что-то протрещал Валерьену. Астахов и Харвич подошли ближе.
- Деез предлагает сделать остановку, - сказал командир.
Деез-Седьмой взмахнул педипальпами, сообщая что-то стоящим позади людей сольпугам, потом обратился к командиру:
- Именуемое патрульный пост не может передвигаться среди растущего, когда нет лучей дня. Ждите восхода. Вернемся.
И все пять сольпугов исчезли в зарослях.
Харвич посмотрел вокруг. Стена деревьев, кустов и лиан по обе стороны тропы казалась непроницаемой и беспросветной, только наверху были окна среди листвы. Но сольпуги ушли именно в стену, впитались в нее, словно большие кляксы в дымчато-зеленую промокашку... и на промокашке не осталось следа.
- Привал, - объявил Валерьен.
Астахов сбросил рюкзак и вытянул из кобуры разрядник. Ярко-белые вспышки распороли темнеющий воздух, кусты и лианы затрещали, съеживаясь, и между деревьями расчистился небольшой участок. Валерьен достал палатку. Через несколько минут патрульные сидели в уютном пространстве походного домика, и Астахов прямо на полу сервировал ужин, а командир задумался, смотрел в стенку, крепко ухватившись рукой за подбородок.
- Олег, - спросил Харвич, - а где же те страсти, которыми вы меня пугали? Мы ведь за целый день никого не увидели.
Астахов не ответил, зато Валерьен словно проснулся. Он посмотрел на стажера, перевел взгляд на Астахова и сказал:
- Да. Я думаю, мы еще очень далеко от ягодников. Но почему нас не ведут прямо по следу?
- Непонятно, - согласился Астахов. - Зачем терять время? - Он покосился на Харвича. - А "страсти", молодой человек, надо полагать, находятся там, где сейчас ягодники. Подойдем ближе - тогда и насмотришься. К тому же в настоящую сельву мы еще не вошли.
- Как это - в настоящую? - не понял Харвич.
- В настоящую, - пояснил Астахов, - значит в такую, где среди бела дня придется нам топать с фонарями. А здесь пока так... парк культуры и отдыха.
- Вы говорите, нас ведут кружным путем, - помолчав немного, снова заговорил Харвич. - Впрочем, действительно... иначе мы увидели бы следы танков... Но неужели сольпугам безразлична смерть товарищей? Мне кажется, они должны хотеть поскорее остановить банду, вы согласны?
- Это еще вопрос, чего они должны хотеть, а чего не должны, - сказал Астахов. - Ты мыслишь по аналогии с человеческими моделями. А сольпуги это сольпуги, и объяснить их поведение исходя из земных этических норм невозможно. Что они думают и чувствуют - тайна за семью печатями. Их культура настолько отличается от всех известных нам, что незачем даже пытаться оценивать их действия - мы ведь не имеем никакого представления об их этике.
- Но Конвенция включает сотни планет, - возразил Харвич, - и всегда удавалось найти общий язык.
- Вы забываете, курсант, - сказал Валерьен, - что в Конвенцию входят в основном гуманоидные культуры. А с негуманоидным разумом Земная Федерация сталкивается чрезвычайно редко. И поскольку до сих пор, как вы совершенно верно изволили заметить, всегда находился общий язык, мы уверовали в универсальность наших способов познания, в то, что наш разум может проникнуть в любые глубины и постичь все, что угодно. Но вот столкнулись с иной логикой - и застряли.
- Но, Борис Андреевич, - сообразил вдруг Харвич, - сольпуги-то нас понимают... как же так? Ведь если бы у них была совершенно иная логика они бы нас не понимали точно так же, как мы их?
- Дошло наконец, - фыркнул Астахов. - В этом-то как раз весь фокус. У нас одна логика, у них - две. А вообще пора спать.
- Да, - согласился Валерьен. - Давайте ложиться.
"Две логики, - думал Харвич, засыпая, - и вторую они восприняли от нас... изучили ее законы, постигли наш внутренний мир, пользуются нашими силлогизмами... а между собой говорят жестами, не объясняя нам их смысла... и не спешат догонять мародеров, убивших десятки сольпугов..."
Они уже сложили палатку, и Харвич потянулся к своему рюкзаку, как вдруг из-под рюкзака метнулась синяя скользкая тварь, и Харвич невольно отдернул руку.
- Кажется, начинается, - спокойно сказал Валерьен, проследив за движением травы. - Будьте осторожны, курсант.
Харвич посмотрел на перчатку. На ней неярко светилась голубая полоска слизи, и Харвич вытер руку о траву. И увидел, что сельва ожила. Множество каких-то букашек, мушек, червячков суетилось возле корней.
- Откуда они взялись? - спросил он Астахова. - Вечером никого же не было.
- То ли еще увидишь, - сказал Астахов. - Погоди, это даже не цветочки, а так, бутончики.
Сольпугов пришлось ждать долго, но вот на тропе возник Деез-Седьмой, на этот раз один. Он подошел к Валерьену, взмахнул педипальпами и уставился красными глазами на Харвича.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
