- Здравствуй. Входи. Кто ты?
Сольпуг влез в палатку, шлепнулся на пол, подобрав под себя педипальпы, и стал похож на валун, из которого по какому-то недоразумению торчала живая страшноватая голова.
- Я есть второе явление после Ларьиз-Коди, - затрещал сольпуг. - Я есть желание отвечать. Седьмое явление после Уриант-Деез сообщает: есть точка, где можно понять. Не было раньше.
Валерьен и Астахов слушали его внимательно, и смотрели на него, словно ожидая каких-то жестов - но Коди-Второй собрался в плотный комок, ни одна из педипальп не шевельнулась.
- Мы рады твоему приходу, - заговорил командир. - Меня зовут Валерьен, это - Астахов, это - Харвич, - представил он патрульных. - Ты говоришь, появилась точка взаимопонимания. Что это значит, объясни.
- Объяснить - рано, - сказал сольпуг. - Нужно поймать и ощутить. Спрашивай.
- У нас, конечно, много вопросов, - неторопливо заговорил Валерьен. Но первый - почему мы до сих пор не встретились с теми, кто хочет унести Дающую Жизнь?
- Ответ после ощущения, - сказал сольпуг. - Спрашивай.
- Хорошо, - согласился Валерьен. - Пусть так. Но какого ощущения ты ждешь?
- Ощущение точки должно возникнуть, - пояснил Коди-Второй.
- Круг, - сказал Астахов. - Меняй тему.
Тогда Валерьен спросил:
- Почему вы, сольпуги, понимаете нас, людей, а мы вас далеко не всегда можем понять?
- Вопрос задан был, - сказал Коди. - Живущие в месте, названном Научный городок, спрашивают. Разные миры. Разные глаза. Воспринимаем другое. Понятие биогенезис используемо не нами. Понятие социогенез отсутствует.
- Вы говорите жестами, - сказал тогда Валерьен, - и не хотите объяснить нам их смысл. Почему?
- Вопрос задан был, - отрезал сольпуг.
Астахов прищелкнул пальцами и сказал Валерьену:
- На что ты рассчитываешь? Социологи тридцать лет задают им одни и те же вопросы. Какой смысл повторять?
- Подожди, - сказал Валерьен, - здесь что-то новое. Ты же слышишь, он говорит об ощущении, после которого возможен ответ. Какого ощущения он ждет?
- Ощущение точки, - сказал сольпуг.
- Опять круг, - с легким раздражением сказал Астахов. - Чего ты так добьешься?
Но Валерьен продолжал спрашивать.
- У вас есть поэты?
- Леность, действенность, самоуглубленность - различие в тебе подобных. Мы не знаем состояния несоответствия. Есть состояние, названное гомеостаз.
- Не понял... ну, неважно. Ты можешь спорить со старшими?
- Есть мнение многих - значимость для тебе подобных. Есть мудрость мысли - значимость для живого. Есть необходимость действия - это другое.
- Опять не понял... А как вы воспитываете детей?
- Есть круги повторений - это важно. Есть вероятность нового - это забавно. Есть единица пространства, нет единицы бытия. Единица деления не связана со временем...
Харвич вслушивался, и ему казалось, что главное где-то рядом, и если чуть-чуть напрячь мысль - схватишь то, что ускользает неощутимо... нужно не спрашивать, нет, формальная логика несущественна в этом мире... необходимо сблизиться, почувствовать сольпугов... и странность Беатонты исчезнет, жестокость растворится в понимании, и раскроется смысл загадочных символов, и люди узнают древние мифы Беатонты, а сольпуги поймут, что человек несовершенен, хотя и стремится к совершенству... что никакая техника во всей Системе не может уничтожить ранимость, и все науки, вместе взятые, не избавят человека от страданий, если человек этот болен неразделенной любовью... Яркая картина на мгновение возникла перед глазами Винцента - он представил, как люди и сольпуги, смешавшись, танцуют на светлой поляне среди цветов...
Сольпуг встрепенулся, приподнялся на угловатых ногах.
- Скажи словами то, что увидел внутри себя, - потребовал он, обращаясь к Харвичу.
Валерьен резко обернулся к стажеру.
- Что такое?
- Не знаю, - растерялся Харвич. - Я просто думал... да нет, я не знаю, что тут говорить.
- Говори виденное, - протрещал сольпуг.
- Я... я представил, что мы и вы, то есть я хочу сказать, сольпуги и гуманоиды... ну, что они вместе танцуют...
Валерьен промолчал, но Астахов расхохотался.
- Борис! У него индекс воображения тридцать два! А у нас по двенадцать... интересно, какие индексы в Научном городке?
Сольпуг встал.
- Ухожу, - доложил он Валерьену. - Ощущение есть, ждите.
Закрыв полог палатки, Валерьен скомандовал:
- Немедленно спать.
И пробормотал, укладываясь:
- До чего же мы, черт побери, консервативны... от амебы до сапиенсов... глупо.
"Глупо, - думал и Харвич, глядя перед собой в темноту, - но так традиционно... Для работы в космосе отбирают людей со средним индексом воображения... высокий индекс нужен поэту, художнику... а в космосе избытки фантазии приводили к катастрофам, пока не начали проводить специальный отбор... и привыкли к этому, а время шло, все менялось, и излишек воображения давно перестал быть опасным. Но неужели все так просто - на Беатонте нужны фантазеры? Нет, слишком это просто. И все-таки если у людей и сольпугов есть идентичная предпрограмма, то найти ее могут скорее выдумщики, чем рационально мыслящие исследователи... или дети, но дети испугаются фаланг..."
Наутро сольпуги не явились.
Сельва дышала в лицо людям едкой вонью, и люди, как непрошеные гости, замерли на клочке сухой травы, а стволы деревьев, уходя вверх, смыкались стрельчатой аркой. Черно-зеленые сумерки невидимого дня молчали.
- Нужно идти, - сказал Валерьен. - Ждать бессмысленно. Возможно, они решили отказаться от нашей помощи.
- Идти, конечно, нужно, - согласился Астахов. - Но куда?
- Придется верить технике, - усмехнулся Валерьен. - И тропе. Если сольпуги не закрыли тропу - куда-нибудь она приведет.
Индикаторы, надо полагать, изо всех сил перевирали действительное положение вещей. По некоторым из показаний холм анимоциды был в пятистах метрах от патруля, но при этом индикатор на левой манжете Харвича утверждал, что патруль находится на дне океана. И все же Валерьен решил идти вперед по тропе - потому что ничего другого не оставалось.
За первым же поворотом зависли в воздухе рыжеватые дымные облачка. Это оказались тучи мелких насекомых, они облепили патрульных, и люди стали похожи на лохматых рыжих медведей, с которых клочьями свисает линяющий мех. Насекомые кружились перед глазами, залепляли стекла фонарей... Вдруг мошкара исчезла, и Харвич увидел, что комбинезоны стали ярко-алыми.
- Интересненько, - пробормотал Астахов, - зачем они нас перекрасили? И чем можно покрасить эту ткань?
- Во всяком случае, это не мешает нам идти дальше, - сказал Валерьен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
