время вы знали, что настоящий убийца остался на свободе. Иначе с чего бы вы вспомнили о нем, как только пропала ваша племянница? Ударим по рукам, и перестаньте оттягивать неизбежное.
Франческа вздохнула, поняв, что возмездие все-таки ее настигло. Ей повезло, у нее было тридцать лет благодати. Она хлопнула Джерри по ладони: как ни странно, его кожа была липкой от клея.
30
Амале не спалось. Ее немного лихорадило, но прежде всего она думала о послании, которое оставила в туалете. Что, если его найдет Орест? Возможно, он не слишком удивится или накажет ее, вживив ей в спину еще один трос. Амала знала, что возвращаться в уборную рискованно, тем более ночью, но ее не покидали мысли о том, кто может оказаться по ту сторону дыры. Она встала. Когда она направилась в центр подвала, светодиодные полосы тускло засветились. Датчик движения отключал их сразу же после того, как она проходила. Похоже, маньяк экономил на счетах.
Амала протиснулась в кабинку и приподняла турецкий унитаз ровно настолько, чтобы вытянуть конец нейлоновой нити, который каким-то чудом до сих пор оставался на месте. А вот камень, судя по весу, выпал. Закончив вытягивать нить, она почувствовала сильную вонь канализации и увидела, что записка все еще привязана к ее концу, хотя и покрыта густым слоем нечистот.
Узел был другим, а на бумаге остались грязные отпечатки пальцев. Запах был невыносимым, но Амала слишком волновалась, чтобы откладывать чтение на потом. Развернув свою записку, она увидела, что большая часть букв отклеилась, а на бумаге нечистотами выведены два слова:
Сожженный. Тридцать лет назад
Итала узнала о смерти Контини, когда ела пончик в пляжном кафе в Риччоне. В десять утра здесь уже было полно купальщиков, которые селились в прибрежных пансионах, пользуясь выгодными ценами низкого сезона. Старшеклассники вернулись в город к началу занятий, и остались в основном старики и дети, которые начинали вопить уже с раннего утра.
Итала выросла в приморском городке, но море так и не полюбила. Плавала она плохо, а от соли чесалась, словно ее одолевали блохи. На ней был слитный купальник, слишком тесный в бедрах, таких же красных, как и остальные открытые участки кожи – особенно спина, по которой от шеи до ягодиц расползлась солнечная эритема, напоминающая карту Сардинии. За одним из столиков сидел Чезаре, которого она привезла с собой на эти дни отдыха. Через пару дней он приобрел загар карамельного оттенка. Не обращая внимания на измятый комикс о Микки-Маусе, притащенный с собой, он бросал голубям кусочки булки.
Итала как раз заказала еще один кофе со льдом, когда динамики, установленные под перголой, прервали летний шлягер, который крутили по десять раз на дню, и мужской голос с тяжелым романьольским акцентом произнес ее имя: «Инспектор Итала Карузо, повторяю, инспектор Итала Карузо, вас просят к телефону». Он произнес это тем же тоном, каким обычно объявлял о потерявшихся детях.
– Мама, это же ты! – взволнованно воскликнул Чезаре.
Итале не осталось ничего иного, как под всеобщими взглядами подойти к стойке.
Она представилась, и управляющий посмотрел на нее со смесью недоверия и страха:
– Вы из полиции?
– Нет, – ответила Итала.
– Они сказали «инспектор».
– Я школьный инспектор, проверяю кухню.
Мужчина расплылся в улыбке.
– А я-то думал… – с облегчением произнес он. – Я переведу звонок в кабинку. Но не задерживайтесь там надолго, а то она у нас одна.
– Не беспокойтесь.
Итала втиснулась в очень тесную и душную кабинку, где воняло чужими кремами.
– Итала Карузо слушает.
– Привет, босс, – сказал Амато. – Как водичка?
– Бульон. Обязательно было говорить «инспектор»?
– Иначе тебя не позвали бы. Послушай, Контини погиб.
Руки Италы покрылись мурашками.
– Как это произошло?
– Пожар на зоне.
– Черт, – обронила Итала через мгновение, не зная, что чувствовать.
– Да, и еще кое-что. Не знаю, есть ли здесь какая-то связь, но тебя искал префект Бари. Я дал ему номер твоей гостиницы.
– Исусе… На черта мне ехать в отпуск, если меня все и здесь достают?
– Может, он просто хочет поздороваться.
«Ну да, как же», – подумала Итала, вешая трубку.
Увидев, как она выходит из кабинки, покрытая бисеринками пота, Чезаре вскочил:
– Пошли купаться?
– Пошли.
Она взяла сетчатую сумку и отвела сына по горячему песку к зонтику, который они забронировали на все пятнадцать дней. Чезаре даже не остановился и продолжал бежать, пока вода не достигла его живота. Итала понаблюдала за ним, чтобы убедиться, что он не зайдет слишком глубоко, затем закурила «МС», взяла «Еженедельные головоломки» и попыталась закончить кроссворд, но ее мысли блуждали далеко.
В течение прошедших двух лет Итала старалась как можно меньше думать о Контини, и, к счастью, происходило немало событий, которые ее занимали. Ее назначили заместителем инспектора и перевели в полицейское управление Пьяченцы на должность начальницы административной полиции. Через несколько месяцев за ней последовали Амато и Отто. Однако время от времени дятел возвращался, и она не раз ловила себя на том, что просматривает старые бумаги все с теми же сомнениями по поводу того, что она сделала с Контини. И теперь, когда он погиб, она не знала, сможет ли положить конец беспокойству в своей душе. То, что ее искал Мацца, похоже, означало обратное.
Дважды подряд написав «черт» вместо «чадо», Итала отложила «Еженедельные головоломки» и поискала взглядом Чезаре. Она увидела его в центре кучки кричащих детей примерно его возраста.
Со сжавшимся сердцем она подбежала к ним:
– Эй, эй! Что вы делаете?
Чезаре стоял со сжатыми кулаками и красным лицом напротив остальных, а ребенок, его сверстник, заходился в отчаянных рыданиях. Чезаре не ответил и не пошевелился, а плачущий ребенок сквозь слезы и сопли пожаловался:
– Он меня ударил!
Итала наспех окинула мальчика оценивающим взглядом: никаких видимых травм, кроме отпечатка пятерни на щеке. Она немного успокоилась.
– Попроси прощения, – велела она сыну.
Тот продолжал стоять неподвижно, как разъяренное изваяние. «Дурная кровь, – подумала Итала. – Дурная кровь».
– Живее, а то получишь, – добавила она.
Чезаре наконец вышел из ступора и, пробормотав сквозь зубы что-то похожее на «извини», побежал к пляжному зонту. Тем временем подоспела группа родителей, которых Итале пришлось успокоить, прежде чем под всеобщими взглядами вернуться к сыну. «Завтра лучше переехать», – подумала она. Жаль, что за зонт уплачено еще на неделю. Когда она подошла, Чезаре понуро играл со стеклянной бутылкой из-под колы, найденной на линии прибоя и отшлифованной волнами, которые стерли надписи. Без единого слова он наполнял ее песком и
