Мацца потрудился приехать, чтобы сказать ей об этом лично. – Мне сообщили, что он сгорел заживо.
– Это еще не официально. И потребуется время, прежде чем станет официальным. Коллеги из тюремной полиции порядком напортачили, – сказал Мацца. – Что тебе рассказали?
– Только это. Что вас беспокоит?
Мацца вытер лоб.
– Итала, мне известно, как закрываются дела. И я знаю, какую роль сыграла ты.
– Вы сами советовали мне оказать услугу магистрату… – проговорила Итала, чувствуя, что краснеет… а такое случалось не часто. Она провела стаканом по щекам.
– Но я же не знал, что речь идет о подобных вещах. Знаешь, что произойдет, если все всплывет?
– Катастрофа. Но этого не случится. Не через меня.
– А что, если кто-то возобновит дело Контини? Оно ведь еще не дошло до Кассационного суда.
– Никто ничего не найдет. Свидетелей нет.
– А твои ребята?
– У меня все схвачено. Но чего вы боитесь? – спросила Итала, которая уже пришла в себя и начала раздражаться.
– Итала… если начнут расследование в отношении тебя и докопаются до Биеллы… Мы с тобой предприняли некие действия на грани закона, чтобы уладить ситуацию.
– Если я впуталась в историю с Контини, то именно для того, чтобы это не всплыло. Или вы боитесь, что Нитти нарушит слово? Раз уж мы говорим о нем, бессмысленно делать вид, что вы об этом не знаете.
Мацца со вздохом налил им обоим по стакану воды.
– Он был бы идиотом. Все, что ему нужно сделать, – это отрицать свою осведомленность, чтобы выйти сухим из воды. И ты не сможешь доказать, что действовала с ним в сговоре.
– Конечно нет. До суда мы встречались всего однажды. Если бы я не отправилась на встречу с микрофоном, – в шутку сказала Итала. Никогда в жизни она не сделала бы ничего подобного.
– Тебе бы понадобилась машина времени. Я буду держать ухо востро на случай, если заварится что-то странное. Хотя ты и успокоила меня, но я предпочитаю держаться начеку. И тебе желательно делать то же самое, по крайней мере, до тех пор, пока мы не убедимся, что все в порядке.
Мацца продолжал говорить, но Итала перестала его слушать и сосредоточилась на музыке карусели, которую доносил ветер. Когда она была маленькой девочкой, луна-парк приезжал в ее город на праздник святого покровителя, и для карусели использовали настоящих лошадей – пони, привязанных к своеобразному жернову. В отличие от своих братьев, Итала никогда на ней не каталась, потому что эти пони приводили ее в ужас – покрытые собственными фекалиями и облепленные мухами, вынужденные ходить кругами, пока их не продадут на убой.
Она спрашивала себя, не ждет ли и ее та же судьба.
В предыдущие два часа до встречи с Маццей Итала не тревожилась о том, что смерть Контини может создать ей неприятности. Даже если нож, который она подбросила ему, отправят на повторную экспертизу, никто не сможет определить, как он попал в его дом. Однако Мацца примчался через минуту после того, как услышал новость, и это вызывало беспокойство. О чем он умалчивает?
Поэтому отпуску пришел конец.
Мариэлле, свекрови, пришлось не по вкусу ее преждевременное возвращение. Итала забронировала для нее и сына другую гостиницу, лучше той, где они размещались до сих пор, но свекровь явно осталась недовольна ею, как и тем фактом, что их поселили в номере для некурящих.
– Ты будешь жить с Чезаре. Хочешь, чтобы он дышал твоими вонючими сигаретами?
Мариэлла презрительно улыбнулась, не вынимая окурка, зажатого в углу рта:
– Продолжай сдувать с него пылинки, и из него вырастет женоподобный гомик.
– Мне плевать на твое мнение, не кури ему в лицо. И прекрати забивать ему голову чушью. На днях он ударил мальчика за то, что тот сказал что-то про его загар.
Мариэлла приподняла бровь:
– Дети всегда между собой дерутся, так они растут.
– Только не мой сын!
– Не забывай, что он твой сын только до тех пор, пока я это позволяю!
Итала увидела, как медленно душит ее. Представила, как лицо Мариэллы становится того же цвета, что и крашеные волосы, а глаза лопаются: хлоп-хлоп.
Но она этого не сделала, и обе они знали, что она не сделает этого никогда. Свекровь повернулась к ней спиной и начала срывать с кровати белье.
– Его только что поменяли, – устало сказала Итала.
– Не хочу спать среди чужих волос.
– Оно чистое!
– Знаю я, как стирают белье в гостиницах.
– Разумеется, ты у нас все знаешь…
Мариэлла искоса глянула на нее, затем достала из чемодана белье, привезенное из дома.
– Не все, но достаточно. Оставь мне денег перед отъездом.
– Я уже давала тебе деньги.
– Здесь жизнь дороже.
Итала достала из кармана свернутую пачку купюр с портретом Караваджо, отсчитала двадцать и положила на тумбочку.
– Постарайся потратить что-нибудь на Чезаре.
– Нечего кочевряжиться, я-то знаю, как ты их заработала.
Хлоп-хлоп...
Итала вышла, так громко хлопнув дверью, что из соседних номеров высунулись постояльцы. Затем попрощалась с сыном, который остался равнодушным к ее объятиям.
– Ты вечно обещаешь, что мы побудем вместе, а потом уезжаешь.
– Ты же видел, что меня искали по делу. Мне тоже не хочется уезжать, но это правда необходимо. Всего на несколько дней.
– Все равно я буду с бабушкой.
Итала села в машину, чувствуя ком в горле, и единым духом доехала до дома в Пьяченце. Двигатель всю дорогу повторял ей, что она хреновая мать.
Вечером Амато приехал к ней с неведомо откуда взявшейся бутылкой Johnnie Walker с синей этикеткой, каких Итала никогда раньше не видела.
– Меня не было всего дней десять, а кажется, будто я вообще не уезжала, – заметила она.
– Надо уметь отключаться.
Амато налил ей стакан, прежде чем выпить самому. Итала не отличала одно спиртное от другого, но сделала вид, что оценила хваленый виски с синей этикеткой.
– По-твоему, это я не отключаюсь? Ты сам разыскал меня.
– Я же не ожидал, что ты немедленно рванешь сюда.
– Ты не виноват, так уж я устроена. У тебя есть надежные знакомые в кремонской тюремной полиции? – спросила Итала, подогрев мозги алкоголем.
– Ну, есть один… – без особой радости ответил Амато. – А что?
– А то, что мне нужна информация из первых рук.
– Хм… Зачем?
– Только чтобы закрыть эту историю у себя в голове. Хочу перестать о ней думать.
Вскоре Амато откланялся, оставив Италу мучиться изжогой. Чтобы справиться с ней, она намазала себе крекеры паштетом из тунца – другой еды в доме не было.
Новая квартира, побольше предыдущей, находилась в старинном
