— Да, вот смотрите.
Девушка вытягивает руку вперёд, хвастаясь кольцом. Моим кольцом! Тем самым, что я бросила Ворону в почтовый ящик. Внутри всё обрывается, мир разлетается на миллионы частиц. Сердце сжимается, а меня ведёт. Хватаюсь за косяк и до боли закусываю губу. Какой же мерзавец…
— С вами всё в порядке? — обеспокоенно заглядывает мне в лицо.
— Да, — выдавливаю из себя и с трудом фокусирую взгляд. — Воды можно?
— Конечно, сейчас, — она уходит в сторону кухни, а я перевожу дыхание.
Надо бежать отсюда как можно скорее. Но не успеваю, дверь ванной открывается, и появляется он. Обнажённый по пояс, с густой щетиной на лице. Невольно замечаю свежий шрам, что остался после моих художеств. Смотрю в глаза. Ворон насторожен, не двигается и тяжело дышит, а мне хочется вцепиться в его физиономию. Но зачем?
— Браво, Ворон, — выплёвываю с презрением, разворачиваюсь и выхожу из квартиры.
Снова тошнит и едва не выворачивает наизнанку. Срочно на улицу! На свежий воздух. Держусь за горло и спускаюсь.
— Ты куда? — он устремляется за мной в чём есть. — А если у меня инфаркт?
— Не мудрено, в твоём-то возрасте с девочками развлекаться, — зло кидаю ему через плечо.
— Вернись, а то жалобу напишу! — рычит и пытается меня остановить.
Оборачиваюсь и, криво усмехнувшись, показываю ему «фак». Тоже мне, пугать вздумал. Торопливо спускаюсь по лестнице.
— Ой, а я тебя помню, — навстречу мне идёт бабка.
Поднимаю взгляд. Соседка. Та самая, что раскрыла мне всю правду.
— А я вас нет, — огрызаюсь на неё и прохожу мимо.
Ни слова не говоря, закидываю чемоданчик в машину и забираюсь в салон.
— Всё нормально? — нахмурившись, спрашивает водитель.
— Всё просто замечательно. Поехали уже! — командую я, махнув рукой вперёд.
Глава 31
Ворон
— Ира! — рявкаю, и мой голос эхом разносится по подъезду. Соседка вздрагивает, а меня сзади упрямо тянут за полотенце. Оно начинает разъезжаться спереди и ползти вниз по заднице.
Дёргаю его на место, запахиваю плотнее, разворачиваюсь и ухожу одеваться. Тридцать секунд, и я вылетаю к Дуне, грохнув о стену дверью ванной комнаты.
— Что это всё сейчас было?! — рычу на девчонку.
Она вздрагивает, покрывается мурашками. И без того большие глаза становятся огромными, зрачок тоже выдает её испуг с головой.
— Она спросила, где отец, я сказала не отец, а муж, как ты учил, — тараторит на одном дыхании. — И колечко показала, — трёт золотой ободок на своём безымянном пальце, обиженно надув щёки.
— Ты где это взяла?! — меня всё ещё дико бомбит от моего пробуждения, от того, что Ира опять ушла. Бежать за ней бесполезно. Дуня эта ещё вытворяет!
— В шкафу, — отвечает, задрав подбородок. — Убиралась и в коробке нашла, — хлопает пушистыми ресницами, как веерами.
Бедовая девка. Тот случай, когда красивой быть нельзя категорически, как бы странно это не звучало.
— Пиздец… — провожу ладонями по лицу.
— Не матерись. На меня ругаешься, а сам? — читает мне нотацию.
— Кольцо давай сюда, — протягиваю ей раскрытую ладонь.
Дуня дуется и накрывает пальцы рукой, пряча от меня драгоценность.
— Верни. Мне. Кольцо! — опять сносит на рык.
Медленно вдыхаю. Выдыхаю…
— Я тебе потом другое куплю, — решаю зайти с другой стороны.
— А может, мне это нравится…
Бессмертная ты, что ли?!
— Дуня!
— Да ладно, ладно, не ори, а то опять скорую придётся вызывать. В этот раз настоящую, — снимает кольцо и кладёт на мою ладонь.
— Эта, по-твоему, была игрушечная? — сдавливаю обручалку в кулаке, чувствуя, как драгоценный камень под давлением впивается в кожу. Пружину внутри меня начинает разжимать.
— Не знаю, — пожимает узкими, подростковыми плечами. — Какая-то не такая.
— Ерунду не говори. Иди займись чем-нибудь. Ты читала сегодня? Тебе программу надо нагнать, чтобы ты после нового года пошла учиться, — на полном серьёзе говорю ей. — Бегом, а я приду сейчас.
Накинув куртку на голое тело, выхожу в подъезд, закуриваю и поднимаюсь на этаж выше, к соседке, которая всё больше напоминает мне Бабу Ягу, укравшую жизнь у кощея. Ничего не имею против, пусть живёт ещё лет двести. Просто неприятная, как потомственные ведьмы в деревнях, от которых веет жутью. И это я ни хрена не суеверный!
Долго звоню. Докурить успел. Уже мысль в башке стучит: «Может, случилось чего?», но за дверью раздаются шаркающие шаги. Наконец-то.
Замки щёлкают один за другим. Смешно становится. Чё там красть-то у неё?
Увидев меня, недовольно поджимает сухие губы.
— Вы девоч… тьфу, женщину ту, врача, откуда знаете? — спрашиваю сходу, пока она не начала причитать по какому-нибудь поводу.
— Так видела её тут. Лет… — задумчиво считает на худых пальцах, обтянутых кожей, — да, лет шестнадцать назад. Помню, как я радовалась, что ты отсюда съехал наконец.
— Мило, дальше, — упираюсь ладонью в стену.
— Дык, а что дальше? Иду я, значит, а она у твоей квартиры рыдает. Маленькая, худющая, в свадебном платье. Уж не знаю, что у вас там были за ролевые игры. Только я её выставила. Тебя всё равно дома не было уже.
— И вы уверены, что это была она? — склоняю голову к правому плечу. Бабку передёргивает от моего взгляда. Знала бы она, о чём я сейчас думаю, померла бы со страха.
— По глазам узнала. И волосы тёмные такие же остались. Вот здесь, — крутит сухими пальцами у висков, — с кудряшками.
— Почему сразу не сказали?!
— Дык ты и не спрашивал, — жмёт плечами.
Согласен. Найден ещё один недостающий пазл в мою картинку. Хреново мне тогда было, морально, физически. Болел весь, блядь. Изнутри, снаружи, будто моя агония после плена продолжилась или даже усилилась. Упустил бабку.
Этот пазл идеально встаёт в схему, которую я себе нарисовал. И последние сомнения исчезают. Я хотел с другой стороны проверять, но всё оказалось проще. Как всегда, прямо под носом.
Возвращаюсь к себе, прохожу мимо спальни, намереваясь сделать пару меток в компе и один важный звонок. У входа в гостиную останавливаюсь раньше, чем осознаю, за каким хреном. Малость ошалев, смотрю на Дуню, устроившуюся на моём диване в одной простыне, едва прикрывающей грудь. Словно невзначай простыня съезжает ниже. Зажмуриваюсь и отворачиваюсь.
— Ты что делаешь, дурная?! — цежу сквозь зубы.
Слышу, как шуршит там этой тряпкой, идёт ко мне и застывает за спиной. Её дыхание долетает до затылка, и волосы от непонимания ситуации встают дыбом. Чего я только в своей жизни не видел, но малолетки меня ещё не клеили. Особенно так.
— Я люблю тебя… — тихо шепчет Евдокия. — Зачем она тебе, эта врачиха? Ты же ей не нужен. Научи меня всему, и я стану настоящей женой.
— Глупая, — меня резко отпускает. Разворачиваюсь, беру её лицо в ладони, чтобы не отворачивалась.
Ну вот как с ней ещё говорить? Не орать же снова. Бесполезно.
Твою мать! Как с пацанами всё просто! Объяснил, как легко решается такого рода «люблю», и все вопросы сразу отпадают. А здесь слова надо подбирать. Ребёнок ещё и в сердце раненый. Закроется, хрен ключи подберёшь.
Выдыхаю. Дуня облизывает пухлые губы.
— Это не любовь.
— Любовь, — упирается.
— Нет, — смеюсь я. — Благодарность, твоя первая привязанность, ощущение защиты, возможно, даже семьи. Может, и любовь, маленькая. Но другая, понимаешь? Как мужчина я тебе не нужен.
— Нужен.
Вот упрямая, а!
— Не спорь со старым воякой. Ты взрослеешь телом, головой, чувствами. Твоё восприятие реальности сейчас несколько искажено под воздействием перестройки гормонов, — меня несёт не туда, но она слушает, что уже неплохо. — Года три, и это пройдёт. Ты станешь юной женщиной и полюбишь по-настоящему.
Поджав губы, стоит и шмыгает носом.
— Ну ты зареви ещё, — смеюсь я.
— Ещё чего, — поднимает подбородок выше, а глаза влажные.
— Не глупи, Дунь, — притягиваю её к себе. Утыкается лбом в плечо и обнимает за пояс, глажу её по волосам, чувствуя какую-то интересную отдачу под рёбра.
