Когда резала ножом ладонь, видела, как вспучилась от ожогов кожа. Боли не почувствовала, будто амброзия и аллергия забрали ее. Теперь нужна слеза, да не простая… А где ее взять? Лина наклонила голову над чашей.
– Ты – бездушная тварь. Тебе не заплакать искренне.
– Замолчи…
– Еще чего! Тут такой цирк, а мне молчать? Может, сплясать тебе, чтобы легче думалось?
– Угомонись, прошу…
Темная, как нарочно, бормотала и мешала сосредоточиться. Неужели Лина и правда так очерствела, что не сможет заплакать? Но получилось же раньше, когда с Кириллом спорились… А теперь она ему жизнь должна спасти. Ради чего? Чтобы себе помочь или он ей дорог?
На душе было сухо, не получалось выдавить из себя и капли, только страх стягивал лопатки и царапал по спине. Боль терзала кисти, и пыльца амброзии попадала в кровь. Завтра Лина не сможет нормально дышать, с трудом будет ходить, а еще через день без подпитки провалится в долгий мутный сон. Но сейчас не хотелось об этом думать: она должна что-то сделать. Ей уже все равно, что будет дальше.
Стало горько. Она привязалась к Власову, и фото, что лежало в кармане, на самом деле причинило боль. Разве можно было слепо верить, что проводник искренне к ней потянется, разве могла надеяться на его любовь? Нет. Ему нужно было лишь ее тело, только пища, чтобы утолить зверский голод. Он ничуть не лучше других мужчин, которых приманивал ее запах.
Боль встала под горлом и стянула невидимым жгутом грудь. Но слезы не шли. Лина привыкла подобные чувства глушить, и теперь признать себя слабой и беззащитной не получалось. Вчера сработала злость, а сегодня ей просто хотелось все забыть. Когда увидела фото, словно клацнул переключатель, и все чувства ушли в глубокую темноту сознания. Ни боль, ни жжение не вызовут в ней сильных эмоций. Слез не будет.
– Лина-а-а… – прошептал в стороне Герман. Кэйса обернулась. Напряжение было таким жутким, что она похолодела внутри.
Подошла ближе.
– Вы можете заплакать? Нужна слеза, – потрогала его холодные руки, заглянула в мутные глаза. Он едва дышал. – Держитесь. Формула была неправильной, нужно противоядие.
– Послушай. Присядь, – он резко потянул ее за ворот футболки. – Я столько ошибок наплодил, что страшно вспомнить, но ты не можешь отвечать за поступки родителей.
– Да перестаньте. Мне все равно, кто вы. Я спокойно жила до этого без вас. Этот разговор бессмысленный. Давайте выберемся, а потом друг о друге забудем. Мне от вас ничего…
– Стой… – он захрипел и потянул ее сильнее. Отдышался и снова заговорил: – Я ей не верил. Я виноват, Лина… Довел ее… Мне так было плохо… А она терпела все мои выходки и гасла на глазах. Я только сейчас это понял. Прости. Даже если ты не моя дочь, прости меня…
Да разве она обижается? Но сердце сжалось в груди, будто булавку вонзили. Зверски защипало глаза, и Лина заплакала. Не рыдала, не кричала, а просто закрыла веки и выдавила несколько слезинок. Ринулась к чаше, как можно осторожней, чтобы не потерять драгоценную возможность спасти мужчин. Она не знала насколько получилось искренне, с трудом понимала почему вообще это сделала, ведь Герман для нее чужой человек, а женщина, что родила ее – всего лишь биологическая мать. Именно она наградила ее жестоким искаженным геном. Разве могла Лина сказать ей спасибо? Разве могла понять, зачем произвела ее на свет? Лучше бы убила до рождения, чем обрести дочь на такие муки.
Слеза зашипела, белое облако пара поднялось над головой и защекотало нос солоноватым запахом. Каким чудом не сворачивалась кровь от жара, она не представляла, но и сама суть такого приготовления была нереальной. Сейчас думать не хотелось о подробностях, Лина просто набрала в шприц густой жидкости и быстро выдавила Герману в плечо. Он застонал. Когда Кэйса набрала еще порцию и повернулась к выходу, Герман потянулся к перилам и попытался встать.
Лина подала руку.
– Я помогу.
Они спустились довольно быстро. Олигарх покашливал, но шел, придерживаясь второй рукой о стену.
Лина оставила его на диване, бросила взгляд в разбитое окно. Сколько у них времени? Небо даже не тронулось серостью рассвета. Это пугало. Оборотни не любят дневной свет, был бы хоть какой-то шанс, но пока рано еще говорить о спасении.
Побежала к Кириллу и сделала ему укол дрожащими руками. Облегченно выдохнула и устало положила голову на его грудь. Сердце проводника билось едва слышно, так словно оно в вакууме.
– Прошу тебя… – прошептала Ангелина. – Приди в себя.
Сердце ответило громким ударом, затем еще одним. Кирилл с хлопком задышал и дернулся.
В зале затрещало стекло, и по башне прокатился жуткий рык. Не успели.
Глава 31. Заброшенная деревня
Он не говорил с ним. Убийца сидел тихо и никогда не путал мысли, но руководил незаметно и ловко. Кирилл долго не мог разделить свои желания от власти другого. Того, кто навеки поселился в его душе. Но за последние пять лет темный совсем ушел вглубь сознания, и Власов почувствовал себя собой. Ненадолго.
Сегодня их борьба набрала обороты, начался новый раунд. Тихий, но бесконечно-жестокий бой не на кулаках. Кто-то должен был уйти. Внезапно вмешалась девушка, перепутала карты, вколола противоядие, и Кирилл вырвался из удушливых объятий перевоплощения. С трудом, но выбрался из пут темной половины, что уже готов был заступить на пост.
– Лина…
– Мы не выживем, Власов, – прошептала девушка. Она склонила над ним голову, занавесив черными волосами грязный облущенный потолок. Прикоснувшись лбом к его лбу, мелко дрожала.
Кирилл потянул носом. Удушливый и неприятный запах мертвечины смешался с пылью и мокрыми перьями. В глубине башни выл монстр. Власов знал, что до утра на границе будут стаи желающих полакомиться свежей кровью. И даже не удивился.
Отодвинул Лину и тяжело приподнялся. Тело не слушалось, кости трещали, мышцы растягивались, чесались зубы. Он не перешел. Но еще не вечер, вернее, не утро. Пуля в груди давила на сердце, вторая встряла в плече. Помогло, что частично превратился, ткани и разорванные сосуды успели восстановиться, но металл так и остался под кожей и грозил в любой момент поставить точку.
Кирилл не стал обнимать и целовать Лину, хотя едва сдержался. Он и так слишком жестоко с ней поступил. Девушку домой вернуть нужно, а ему теперь с этой стороны границы быть нельзя. Ирония. Так не хотел идти к Астровой равнине, а жизнь сама вынудила. Теперь, можно сказать, она станет его домом. Но само осознание, что там, за пределами разумения, он будет другим, взрывало Кириллу голову. Не в прямом смысле. А еще пугало другое – он не успел спасти ее. Любимую, самую верную. Дочурку. Ради нее пошел в этот нелепый поход, потому что хотел подарить ей лучшую жизнь. Избавить ее от вечного голода, излечить.
По башне прокатился жуткий рык.
Власов ринулся в зал и увидел прижатого к стене Германа. Дуло пистолета тряслось и держало под прицелом Наума: сейчас полумонстра. Крепкая грудь и плечи оставались человеческими, и по старой татуировке в виде орла на солнечном сплетении нетрудно было его узнать. Косматые ноги выпирали вперед, будто переломанные в коленях, и морда недооборотня едва походила на старого охранника. Уши заострились и покрылись черным мехом.
– Бери Лину и уходи! – закричал олигарх.
Кирилл хотел возразить, но Герман рявкнул настойчиво:
– Спаси дочь, Власов!
Оборотень ответил глухим рычанием и сделал шаг вперед. Когти застучали по полу. Прозвучал выстрел, но зверь лишь ловко увел плечо, и позади него треснула стена.
– Уходите! – настаивал «возможный папочка», не отводя взгляда от мутанта. Наум пригнулся и оскалился, вязкая слюна закапала с клыков.
Власов осторожно поднял из-под ног дорожную сумку и вылетел к Лине. Он не понимал, как это спасет им жизнь, но попробовать стоило. Герман жертвовал собой и давал им фору. Значит, осталось в нем что-то человеческое.
