- Аштуг Фредерик, братик мой золотой, как ты доехал? Пойдём скорее! Ашварси в своём кабинете. Я провожу, - она ловко выбралась из обхвативших её рук и резво потащила брата за собой.
- Пока не аштуг, Мишель. Закончив академию, я только получил право когда-нибудь дослужиться до аштуга. Следующие два года я буду обычным бойцом в сотне, и лишь, потом, если не будет нареканий на мою службу, получу первую сотню и должность туга. А стану ли потом аштугом, только Богам известно, - занудно возразил Фредерик, с удовольствием поддаваясь сестре и двигаясь вслед за ней.
- Конечно станешь! Ты же наследный принц. В самом крайнем случае, сам себе эту должность дашь, когда станешь императором, - наивно успокоила Мишель.
- Глупышка. Тогда она мне будет ни к чему, - рассмеялся Фредерик. И перевёл тему, - Как ты поживаешь, сестрёнка? Не жалеешь, что вышла замуж?
Он внимательно вглядывался в лицо Мишель, выискивая в его выражении ответы, которые она сама не произносила вслух.
- Хорошо поживаю и ни о чём не жалею. Я по-прежнему очень люблю своего мужа, брат, - принцессе хотелось, чтобы мужчины поскорее закончили с положенными приветствиями, и Фредерик оказался, наконец, полностью в её распоряжении.
- Ты похудела. Плохо кушаешь?
- Потом поговорим. Сначала закончи свои дела с ашварси, - она нетерпеливо подтолкнула брата к двери в кабинет мужа.
Хлодвиг принял нового родственника холодно. Хоть Фредерик и не участвовал в истории с Генриеттой, ашварси ещё помнил, что принц наверняка повлиял на императора в решении о его браке с Мишель. Хлодвиг считал, что мальчишка сделал это, желая получить от него впоследствии протекцию по службе. Что ж, принца ждёт большое разочарование.
Однако, после положенного обмена приветствиями и разрешения перейти к свободной беседе, Фредерик неожиданно заговорил с Хлодвигом не о своей будущей службе, а о сестре.
- Мишель искренне любит Вас, ашварси. В брачных союзах знатных и богатых кланов редко встретишь это чувство. У самых больших счастливчиков любовь лишь может появиться со временем. Вы же, ашварси, сразу получили откровенно влюблённую в Вас юную девочку, к тому же, дочь настоящего императора и любимую сестру, возможного, будущего императора. С Вашей стороны было бы очень благоразумно очень бережно отнестись к такому подарку судьбы.
Ашварси был неподдельно удивлён. Не ожидал от этого мальчишки такого... Слова принца неприятно царапнули совесть Хлодвига. Он, действительно, не церемонился с Мишель и меньше всего думал о её чувствах к нему. А девочка оказалась очень милой и послушной, он даже начал привыкать к тому, что она ждёт его дома. Намёки на императорский род и бережное отношение к Мишель несли в себе недвусмысленную угрозу, и задевали гордость Хлодвига.
- Я сам разберусь как мне относиться к своей жене, Фредерик. Полагаю, Вам не стоит сильно задерживаться по дороге в расположение отряда, чтобы не вызвать недовольство Вашего аштуга, - такими словами закончил он беседу с мальчишкой, который осмелился его, ашварси, поучать, пусть и намёками.
- Я уеду завтра утром. Этот день собираюсь провести с Мишель, с вашего позволения, - не просил, а поставил в известность принц.
Хлодвиг только раздражённо кивнул.
Однако, после отъезда Фредерика, ашварси всё же посмотрел на жену другими глазами. Девочка действительно подкупающе ласкова и очень старается соответствовать его требованиям. Она освоила все работы в поместье, и теперь, в ходе следующего этапа обучения, смотрительница назначает её старшей то над швеями, то над прачками, то над горничными. Майра докладывает ему, что принцесса отлично справляется с контролем над выполнением отдельных видов работ в замке, у неё имеются проблемы только со счётными книгами.
За обедом Хлодвиг задумчиво посматривал на жену. Она немного грустила, проводив брата. Ашварси вдруг захотелось вернуть на это милое личико улыбку.
- Если не считать истории с Генриеттой, за минувший год ты отлично себя показала, милая. Я доволен тобой, Мишель. Напиши мне список подруг, с которыми ты хотела бы общаться. Я изучу его и укажу тех, к которым ты можешь ездить с визитами, когда пожелаешь, и, которых сама можешь, сколько захочешь, принимать в нашем поместье. Но, всё это, только в моё отсутствие.
- Правда?! – личико Мишель озарилось счастливой улыбкой.
Ей уже начало казаться, что вся её жизнь будет проходить, как у затворницы, в работе на благо поместья.
- А как же Майра и наша учёба? – спросила она.
- Скорректируете со смотрительницей время занятий, с учётом твоего общения с подругами. Не злоупотребляй моим разрешением, Мишель, оставляй достаточно времени для полезных дел.
Фредерик был бы счастлив, если бы узнал, что его слова дошли до сознания ашварси, даже, если тот и сам не догадался об этом.
Глава 20.
На утренней пробежке Хилберт уже привычно выцепил взглядом своего синеглазого. Он и сам не заметил, когда и как это вошло у него в привычку, но теперь хорошо осознавал, что иначе он уже не может. Признать, что его, как часто говаривали друзья, ледяное сердце растопил молодой мужчина, почти мальчик, а не какая-нибудь милая девушка, было нелегко, даже перед самим собой, но от страшной правды уже было не уйти.
Что ж, Хилберт был не из тех, кто прячется от проблем. Накануне, перед сном, за бутылкой рома, наедине с самим собой, он угрюмо думал о том, что теперь ему остаётся только молить Богов, чтобы он смог скрыть и удержать внутри себя эту позорную тягу, или, чтобы они, Всемогущие, позволили ему погибнуть с честью на поле битвы. Хилберт решительно отставил едва початую бутылку в сторону, не позволяя себе лишнего. Он невольно вспомнил, как сильно напился в тот день, когда впервые окончательно и бесповоротно уразумел, какая напасть на него свалилась.
После того вечера, когда синеглазый мыл его, Хилберт сначала сам не понял, почему на утренней пробежке так внимательно ищет взглядом этого бойца.
Филиппа же за то, что уснула в бане и не закончила уборку, получила от Харбина взыскание в виде назначения её вне очереди дежурным по казарме и лишения нормального ужина на целую неделю. Весь следующий день девушка страшно злилась на аштуга: «ну что ему стоило гаркнуть что-нибудь, уходя, и разбудить её?».
Дежурный по казарме целые сутки не должен спать и не может покидать казарму. Поэтому, ни на пробежке до завтрака, ни на дневной тренировке, ни у котла, аштуг синеглазого не обнаружил, сколько ни высматривал.
Встревоженный Харбин, который не привык к такому вниманию начальника к своей сотне палаточников, сильно занервничал. Весь день он больше обычного гонял своих бойцов, устраивая показательные тренировки, так сказать, пуская пыль в ясные очи командования.
Несчастный Детка, оставшись с такой непростой момент без своего главного Хомяка, жался ближе к Коротышу, и, на тренировке по рукопашному бою, чуть не раздавил его.
Когда, изрядно помятый, Коротыш относил в казарму обед для дежурного друга, он не преминул высказать Филиппе всё, что думает по поводу её неправильного поведения, из-за которого он страдает.
- Вот, во что ты умудрился вляпаться, Фил, пока мы спали? - шипел на девушку Коротыш, пока она быстро работала ложкой. - Тебя что, ни на мгновение одного оставить нельзя? На будущее, если решишь остаться спать в бане, бери нашего увальня с собой, ну, или меня, на выбор. Только, Фил, умоляю, не оставляй меня с ним больше вдвоём, он же меня угробит!
Когда вечером аштуг явился с проверкой казармы, Харбин окончательно загрустил. Ему почему-то пришло в голову, что Хилберт решил сменить своего туга палаточников, то есть, его.
У Харбина были серьёзные причины так думать. Сотню самых слабых бойцов в отряде молодые туги никогда не получали за заслуги или отличия на службе. Увы, тугом палаточников становились лишь после полной выслуги положенных лет рядовым бойцом, и то, только самые неудачливые или неспособные. С учётом последнего, не удивительно, что именно этих тугов, чаще других, лишали должности, как не справившихся со своими обязанностями. В преддверии подобного поворота судьбы бесталанного туга, обычно, учащались проверки в его сотне, ужесточались тренировки, усиливался контроль за всеми работами палаточников. Внезапное излишнее внимание аштуга Харбин просто не мог истолковать иначе, как угрозой своему положению и благополучию.
