Любая власть - представительна и, следовательно, не является демократией уже по определению. Это понимал, кстати, не только Ленин. Введенный в политологию и правоведение термин «представительная демократия» -доказательство тому. Ибо «представительная демократия» - это в лучшем случае квазидемократия. Ленин потому и ухватился за Советы, что усмотрел в них форму прямого народовластия.
Сколько аттической соли было истрачено либерал-демократами по поводу «ленинской кухарки». Либерал-демократические остряки верны себе. Они, во-первых, никогда ничего не дочитывают до конца, во-вторых, фатально не способны понять даже то, что прочитывают. Мысль Ленина была истолкована ими в том смысле, что государственная деятельность не требует_ де, согласно Ленину, никакой специальной подготовки. Это, конечно, вздор, ибо у Ленина далее следует: «если ее научить». Так что дешевое остроумие хохмачей из либерал-демократического вертепа, во-первых, бьет мимо цели, во-вторых, этим господам не следовало бы забывать, что в доме висельника не говорят о веревке. Этим я вовсе не хочу сказать, что разрекламированные Лениным Советы стали органами подлинного народовластия. Напротив, они лишний раз подтвердили, что время демократии в ее изначальном, истинном смысле безнадежно прошло. И о демократии могут распространяться сегодня либо невежды, либо политические наперсточники.
Помнится, после выхода брошюры Солженицына «Как нам обустроить Россию?» М. Горбачев искренне недоумевал: да какой же, к лешему, Солженицын демократ, он же монархист. Но вот ведь незадача: Англия -монархия. И это не мешает ей оставаться в глазах нашей «политической элиты» эталоном демократии. Да ив Швеции и Бельгии дела с демократией тоже обстоят как будто бы вполне благополучно. И напротив, Российская Федерация - республика, что не помешало «всенародно избранному» расстрелять на глазах всего мира российский парламент, скрутить в бараний рог Конституционный Суд, вышвырнув помелом его председателя, загнать в подполье политическую оппозицию, положить в карман средства массовой информации и утвердить в качестве Основного закона государства свою хмельную волю.
//__ * * * __//
Что же из всего этого следует? Следует очевидное: политический режим не зависит прямо и непосредственно от формы правления. И республика так же совместима с самой разнузданной диктатурой (в форме, например, президентской автократии или парламентской олигархии), как и монархия отнюдь не противоречит демократии. И если наша «политическая элита» этого не понимает, то только лишь потому, что она вообще мало что понимает, пребывая в состоянии хронического интеллектуального климакса. Вместе с тем достаточно небольшого умственного усилия, чтобы уразуметь: в условиях, когда власть перестала носить характер прямого народовластия, обретя представительную форму, иначе и быть не может. Ибо принципиально тут одно: осуществляет ли властные полномочия сам народ непосредственно или это делает за него кто-то от его имени и по его поручению. А уж кто это делает - монарх, президент, парламент, фюрер -вопрос даже не второстепенный, а третьестепенный. Проблема демократизма власти смещается здесь в иную плоскость, обретая качественно иной смысл: какой объем полномочий народ (граждане) делегирует власти и каковы его, народа, реальные возможности эту власть контролировать. Так что кричать ура и бросать в воздух чепчики по поводу республиканской (парламентской, президентской, советской) формы правления, право же, не стоит.
С того момента, когда общество обрело форму политической организации, а власть конституировалась в особый социальный институт, стоящий над обществом, проблема власти приняла форму соотношения прав государства, прав общества, прав человека. Соответственно этому исторически сформировались три идеологии власти, которые можно было бы назвать государственнической, демократической и либеральной. Критерием их различения является то, чему они отдают приоритет - правам государства, правам общества или правам человека. Три эти идеологии доминируют и по сегодняшний день, хотя не всегда четко осознаются. Этим, в частности, и объясняется появление таких политических кентавров, как либеральнодемократические партии.
Государственническая идеология (речь идет именно об идеологии, т. е. о теоретическом осознании феномена власти, анео самой власти как реальном явлении бытия человека) исторически предшествует демократической и либеральной. Суть ее в том, что государство самоценно, обладает своими собственными, имманентно ему присущими целью и нравственным смыслом. Государство ни в коей мере не есть средство, служащее удовлетворению какой-либо общественной или индивидуальной потребности человека. Оно, напротив, само есть высшее благо, которому должны быть подчинены интересы и отдельного человека, и общества в целом. Согласно воззрениям одного из крупнейших теоретиков этой идеологии Августина, государство -это государство-церковь, преддверие Царства Божьего на земле. Поэтому, подобно тому, как служение Богу составляет высший смысл жизни человека, подобно этому и смысл жизни гражданина, его высший долг состоит в служении государству.
В дальнейшем эта идеология была переосмыслена. Начал эту работу Макиавелли, завершил Гоббс, выдвинувший идею «общественного договора». Государство, согласно Гоббсу, имеет вполне земное происхождение и вызвано к жизни потребностью покончить с тем животным состоянием, в котором пребывал первобытный человек, и в котором царила «война всех против всех». Индивидуализм и эгоизм, заложенные, согласно Гоббсу, в самой природе человека, поставили общество перед реальной перспективой самоуничтожения. Дабы прекратить этот процесс взаимоистребления, порожденный несовершенством человеческой природы, люди вынуждены были в конце концов пойти на радикальную меру: передать присущие им от природы права особому институту (государству), который был призван регулировать общественные отношения. Условия этого договора таковы: люди уступают государству свои права, государство обеспечиваетлюдям общественную безопасность. Таким образом, человеческое стадо превратилось в гражданское общество. Государство - это зло (Левиафан), но зло необходимое, и в этой своей необходимости оно есть добро. Поскольку люди не по принуждению, а вполне добровольно передали государству свои права, постольку они лишаются оснований диктовать ему какие бы то ни было условия. Интересы государства становятся отныне выше и интересов отдельного человека, и всех людей, вместе взятых. Объединившись, люди могут, конечно, упразднить государство. Но, упразднив его, они добьются только одного: окажутся в том же животном состоянии, в котором пребывали и от которого пытались уйти. Дилемма: либо самоуничтожиться, оставаясь свободными, либо сохраниться, подчинив свою волю интересам государства, всегда остается, остается и право людей на выбор. Такова в общих чертах и по необходимости в огрубленном виде концепция Гоббса. Такова в сути своей и государственническая идеология власти вообще: если вы избираете государство, принимайте и все следствия, необходимо отсюда вытекающие.
//__ * * * __//
Однако в недрах этой идеологии начинает формироваться иное понимание природы власти. У его истоков стоит Локк. Локк согласен с Гоббсом в том, что животное («естественное») состояние, в котором пребывал первобытный человек, порождает «войну всех против всех». И в этом смысле оно есть несомненное зло. Но благо ли государство, о котором говорит Гоббс? Нет, отвечает Локк. Такое государство есть не меньшее зло, ибо, изымая у людей все их права, оно превращается в деспота, а люди, лишенные прав, становятся его рабами, т. е. теми же бессловесными животными. Вся разница, таким образом, сводится к тому, что «естественный человек» - это свободное животное, а «государственный человек» - животное, заключенное в клеть, именуемую государством.
Где же выход и есть ли он? Такой выход, говорит Локк, есть. И состоит он в том, что люди не должны отказываться безоговорочно от всех своих прав.
Создавая государство как институт, стоящий над обществом, люди должны, конечно, выполнять условия заключаемого ими договора. Но ведь и государство, отчуждаясь от общества и превращаясь тем самым в некую автономную силу, в свою очередь, должно выполнять его условия. Кто и как будет это контролировать? Следовательно, «общественный договор» вовсе не предполагает передачу государству всех прав граждан. Граждане должны сохранить за собой по крайней мере право контроля за тем, как государство выполняет условия заключенного договора. Но только ли это? Нет, говорит Локк. Общество вообще должно передать государству только те права, которые необходимы и достаточны для его нормального функционирования. В «общественном договоре» и должно быть четко оговорено, какие свои права общество передает государству, а какие оставляет за собой. В числе этих оставляемых им за собой прав должно быть обязательно право общества контролировать деятельность государства.
