Я подозревал, и мне об этом говорили, что он действовал по поручению графа д'Аркура, и мои подозрения лишь усилились тем, что произошло на следующий день. Мне сказали, что он передал мою шпагу графу, и они, чтобы отпраздновать победу, устроили такое пиршество, что все, кто там присутствовал, вернулись домой в плачевном состоянии. При этом граф д'Аркур уже имел дурную репутацию, третируя свою жену, не имея к этому никаких веских аргументов. Действительно, он не жил жизнью высокопоставленного человека, а проводил время как обычный дебошир, и это было главной причиной его дурного обращения со своей женой, причем говорили даже, что он бьет ее. Не знаю, правда ли это, но он был братом герцога д'Эрбёфа, известного тем, что он вообще погубил свою жену дурным обращением. Однако фактом является то, что эта дама была богатой наследницей, не могла больше выносить его нрав и решила уйти в религию, где она и находится по сей день.
* * *
Мое ранение оказалось серьезным, и я не мог быстро поправиться. У меня были задеты легкие. Господин кардинал, ненавидевший графа д'Аркура и его семейство, всегда выступавшее против него, выступил за меня и сказал в присутствии всех, что Броте следует спрятаться, ибо если он попадет к нему в руки, то он научит его уважать приличных людей. Из дружеских чувств он послал ко мне своего хирурга и сумму в пятьсот экю. Это было для него так нехарактерно, тем более в отношении человека, который не был его слугой, что все были весьма удивлены. И я тоже был удивлен, не понимая, с чем это может быть связано, но тут ко мне пришел Депланш и рассказал, что господин кардинал послал его, чтобы сказать, что, как только закончится кампания, он поедет домой со своими друзьями и сделает все возможное, чтобы позлить графа. К этому он добавил, что Его Преосвященство, видя, что я выздоравливаю, желает, чтобы я присоединился к этой экспедиции как только смогу. Действительно, когда я пошел к нему поблагодарить за его милости, он сказал мне, что было бы хорошо, если бы я предпринял это путешествие. Заодно он рассказал мне, как я уже говорил, что маршал де ля Ферте играл со мной, делая вид, что добивается для меня командования полком. Я сразу понял, что такая откровенность связана с каким-то недовольством, которое кардинал испытывал к маршалу.
Военная кампания закончилась, Депланш взял четырех храбрых ребят из своей роты и сержанта, которого он переодел в слугу, чтобы его не узнали, и мы все вместе поехали к нему домой. По дороге к нам присоединился еще один дворянин из Перигора, который тоже был капитаном в своем полку. Уже находясь с нами, он получил письмо от своего полковника, которым был граф де Тонешарант, в котором тот просил отпуск для одного из солдат. К несчастью, письмо пришло, когда этот человек сидел за столом, где пары алкоголя добавили жесткости его нраву, который и без того был весьма непростым, и он сказал человеку, доставившему письмо, что господин граф де Тонешарант может давать отпуска своим солдатам, если захочет, но он не хотел бы это делать. Мы видели, что он очень взволнован, и мы спросили, в чем дело. Он показал нам письмо, которое оказалось таким невинным, что я сказал ему, что он явно перебарщивает, говоря так, что я лично не знаю господина графа, но если мне позволено будет высказать свое мнение, то я считаю, что нельзя так отзываться о своем полковнике, тем более что он спрашивает его о деле, которое касается скорее самого полковника, чем простого капитана, что последний не может давать отпуск без одобрения первого, а тут полковник показывает себя настолько благородным, что советуется с капитаном, что отказ заставит его воспользоваться своей властью, и этим он может потерять его дружеское расположение, и вообще капитанам лучше ладить со своим начальством.
Не знаю, как у меня хватило выдержки спокойно сказать ему все это, но он вдруг начал доказывать, что капитаны имеют право давать или не давать отпуск своим солдатам, а вовсе не полковники. Он так разозлился тем, что я не разделяю его точку зрения, что стал обвинять меня во всех грехах. Мы находились в Планше, что близ Эврё, на землях, которые принадлежали ему, и до места назначения нам было еще шесть или семь лье. Не успел он закончить свои обвинения, как я швырнул ему тарелкой в голову, вино вскружило нам головы, он бросился на меня, а наши товарищи, сидевшие с нами за столом, попытались нас разнять. К счастью для одного и для другого, у нас при себе не было шпаг, и мы обменялись лишь несколькими ударами кулаками, и кровь не пролилась. Однако мы были так взбешены, что потребовалось много усилий, чтобы растащить нас в разные стороны. После этого мне не хотелось продолжать пушешествие, и я приказал своим слугам готовить лошадей. Присутствовавшие сделали все возможное, чтобы нас примирить, но безуспешно. Я вышел, а так как было уже поздно, все, что я мог сделать, это было поехать спать в Пасси, находившемся на большой Парижской дороге. Он хотел последовать за мной, но его друзья, которые не видели в моем поведении ничего оскорбительного, помешали ему, и они остались допивать свое вино.
На другой день утром он сказал своим друзьям, что находится в полном отчаянии из-за того, что произошло, что они должны меня удержать, что он хочет попросить у меня прощения. Услышав такие слова, все поверили ему и бросились седлать лошадей. Они помчались галопом и настигли меня в Манте, где я остановился. Когда я увидел их взмыленных лошадей, я не мог понять, что заставило их мчаться так быстро, я подумал, что на меня хотят напасть, а посему я спрятался за дверь своей комнаты с двумя пистолетами в руках, но Депланш, летевший впереди всех, протянул мне руку и попросил забыть все, что вчера произошло, заверив, что, изрядно выпив, мы все становимся неразумными.
Я не стал упорствовать в своем гневе, когда мне это сказали. К тому же я должен был выполнить волю господина кардинала, по приказу которого, как я уже говорил, я и пустился в это путешествие. Я вернулся вместе со всеми, мы обнялись, а потом еще два дня оставались в Планше. Когда же мы, наконец, прибыли на место, нам сказали, что граф д'Аркур находится в своем замке. Я пригласил Депланша выйти сразу, но он сказался больным. Тогда я взял ружье и со своими слугами пошел на земли д'Аркура. Я не столько хотел поохотиться, сколько показать себя, и я стрелял в воздух, чтобы привлечь к себе внимание.
Один из людей графа вышел мне навстречу, чтобы разобраться, что происходит. Увидев меня, он меня узнал и побежал с этой новостью к своему хозяину. Граф д'Аркур, увидев, что я один, вывел всех своих людей, но не возглавил их, а я, увидев, что имею дело лишь с какими-то канальями, начал отступать. Меня живо преследовали, но я быстро достиг изгороди, которая шла вдоль дороги. Люди графа продолжили преследование и даже произвели издалека несколько выстрелов в мою сторону. Потом вдруг раздался мощный залп, который, впрочем, больше напугал, чем нанес урона.
В это время я увидел Депланша со своими солдатами, и они стали утверждать, что не хотели меня убить, а целились в людей графа д'Аркура. Я не был так глуп, чтобы принять это за чистую монету, но сказал им, что верю. После этого мы вернулись в дом Депланша, где все стали смотреть на урон, который был нанесен мне и моим людям. У меня попросили прощения, но такими словами, что я подумал, что все это произошло явно не случайно. Мой камердинер перед сном рассказал мне, что слышал разговоры, что у изгороди уже было убито два или три человека, и нам лучше будет убраться отсюда подобру-поздорову. Эти слова вернули меня к действительности, и я задумался. В то, что он говорил, нетрудно было поверить, и я решил оставить человека, с которым я не мог чувствовать себя в безопасности. Однако для этого нужен был предлог. Я отправил слугу в Брион, чтобы он посмотрел, нет ли для меня писем, а сам дал ему письмо, которое я сам же и написал, из которого якобы должно было следовать, что у меня возникли срочные дела в Париже. Таким образом, я оставил этого предателя так, что никто ничего не заподозрил, и слава Богу, что я так сделал, ибо один солдат, изрядно выпив, сказал моему камердинеру со слов капитана, что мы еще хорошо отделались. Он не сказал ничего больше, хотя мой камердинер надавил на него, чтобы тот выражался яснее, но мне и так все стало ясно.
* * *
А тем временем произошло все именно так, как я и думал. Господин де Тонешарант, узнав о поведении своего капитана, предоставил отпуск солдату, но не удовлетворился этим, а поклялся наказать капитана, как только представится удобный случай. В те времена сделать это было сложнее, чем сейчас, когда полковники стали абсолютными хозяевами, а раньше король нуждался в офицерах, и оказывать на них давление было сложно. В самом деле, офицеров было мало, не то что сейчас. Как бы то ни было, господин де Тонешарант затаил злобу против своего капитана, но ничего не мог осуществить до заключения мира. Но, когда пришло время, он сразу отодвинул его на пятое или шестое место в полку. Депланш не мог не пожаловаться на такую несправедливость, а граф де Тонешарант, предвидя это, заранее обратился к королю, рассказав ему о грубости этого человека, добавив даже и сверх того. Впрочем, к этому у него были все основания, так как, выпив вина, капитан сразу же начинал плохо отзываться о Боге и о вышестоящем начальстве, считая всех своими врагами.
