— Завтра опять поедем ловить партизан, — добавил он, вытягивая из карманов бутылки с пивом, флягу со шнапсом.
— Выпьем, фрейлейн, за наш завтрашний успех! — провозгласил он и одним духом проглотил стопку шнапса.
Он пил стопку за стопкой, Мария только пригубливала. Потом, как бы невзначай, она спросила, в каком же месте намечена завтрашняя операция.
Захмелевший офицер невнятно, с сильным немецким акцентом буркнул какое-то название. Вскоре он задремал, сидя за столом.
Мария ждала прихода Тани и сопровождавшего ее паренька, моля судьбу, чтобы они не слишком задерживались. Возможно, Таня сумеет выпытать у офицера побольше, если уж не удалось избежать этой встречи. Только бы их ничто не задержало.
Раздался условный легкий стук. Отворяя дверь, Мария коротко сообщила Тане о своем госте, о намеченной на завтра неведомо где карательной операции.
— Беги за шнапсом, парень, — распорядилась Таня. — Надо ему добавить.
Она сунула юноше в руку несколько марок.
— Возьми позабористее. Можно самогону…
Офицера разбудили. Когда он продрал глаза, его бурно приветствовали Таня с товарищем, уже притащившим новую бутыль.
— Какая встреча! — воскликнула Таня. — За такую встречу грех не выпить.
Она затораторила по-немецки, что они идут на вечеринку, решили зайти за Марией. Будет очень весело — музыка, танцы, хорошие девушки. Они особенно будут рады такому кавалеру.
Офицер отрицательно качал головой. Нет, нет, ему предстоит на рассвете выехать из Минска. Важное дело.
Мария беззаботно, снова как бы невзначай, спросила, куда же это решил отправиться дорогой гость. Офицер повернулся к ней, в глазах его блеснуло торжество.
— Фрейлейн Мария, — произнес он с расстановкой, — вам не кажется, что этот вопрос вы уже задавали? Ответ вам показался неразборчивым, не так ли? И вам очень хочется, чтобы я повторил? Попозже, хорошо?
— Ну что у вас за скучные разговоры! — вмешалась Таня, бросив быстрый взгляд на обомлевшую Марию. — Право же, пойдем с нами. Не откладывайте на завтра то, что можно сделать сегодня. Доблестный солдат в дни войны никогда не знает, что ждет его завтра. И ждет ли вообще… Ну, пойдемте!
И уговорили. Все вместе вышли на темную улицу, прошли несколько кварталов. Здесь, возле пустынного парка, удобнее было действовать.
Юноша, спутник Марии, поднес свой пистолет к уху карателя, нажал курок. Осечка!
Фашист рванулся — с обеих сторон его крепко держали под руки Таня и Мария-маленькая. Он готов был крикнуть, но Таня расхохоталась задорно, весело:
— Позор! Офицер, да еще из таких войск, зовет на помощь после двух рюмок в дружеской компании. Вас засмеют… Испугались шутки.
Шедший позади юноша выбросил негодный патрон, подошел вплотную к карателю и выстрелил. На сей раз осечки не произошло.
Выстрел был бесшумным.
Фашист упал замертво. Нужно было немедленно расходиться, но предварительно решили инсценировать ограбление. Убитого раздели, одежду унесли, чтобы немедленно сжечь.
Наутро жандармы и полиция обнаружили труп. Они, по-видимому, сочли, что это обычное убийство с целью ограбления.
Среди любопытных, что пришли посмотреть на убитого, была и участница казни — Таня. Вместе с Леной Ильиной, племянницей Тамары, они стояли в толпе, прислушиваясь к разговорам немцев. Ничего особенного. Но вот один из офицеров опознал в убитом капитана, еще накануне принимавшего участие в расстреле пойманных партизан. Оказывается, он даже не выезжал никуда, не рисковал жизнью в стычке с партизанами — он их расстреливал пойманных, со связанными руками.
Однако это плохо, что его опознали. Таня встревожилась. Знал ли кто-нибудь из карателей о встречах убитого с медсестрой Марией и ее знакомыми?
Опасность угрожала прежде всего Марии-маленькой. Она оказалась под ударом. Следовало немедленно принять меры предосторожности.
КОГДА ПРИХОДИТ БЕДА…
Невесело начался 1943 год для претендентов на мировое господство. Сводки Советского Информбюро переходили из рук в руки, из уст в уста. Таня, старавшаяся почаще бывать среди гитлеровских офицеров и солдат, видела угрюмые лица, слышала немало проклятий в адрес фюрера. Все тоскливее становилось на вечерах в «Зольдатенхаус». Собравшиеся шепотом передавали друг другу, что под Сталинградом отборные немецкие части разбиты наголову. Взят в плен сам фельдмаршал Паулюс. В Германии вывешены траурные флаги…
И все же немецкие власти в Белоруссии всеми силами цеплялись за ускользающее могущество. Те же самые офицеры, что накануне так скорбно сетовали на судьбу, проклинали ненужную бойню, наутро отдавали приказы об аресте первого попавшегося человека, о новых карательных операциях.
Крупные неприятности выпали на долю Тани и ее друзей по подполью.
Убийство гитлеровского карателя не прошло незамеченным. Оказалось, что этот капитан давно уже сообщил командованию о знакомстве с Марией Жлобой и о своих подозрениях. И когда он пьянел, и когда задремывал на стуле — все это была искусная игра: что ему там бутылка шнапса или две-три бутылки пива! Проспиртованный насквозь, он, похоже, вообще никогда не пьянел — так, во всяком случае, сказала Марии соседка, удивленная исчезновением своего ученика — будущего помещика. Выпив шнапса, он, по ее словам, только трезвел: гораздо лучше читал и говорил по-русски.
О том, что начались поиски медсестры Марии, Таня узнала от верных людей и сразу же побежала в больницу. Марию удалось вызвать на несколько минут с дежурства. Считанные минуты. Трудно было предвидеть, кто кого опередит — Таня врагов или они ее.
Опередила Таня:
— Тебя могут взять с минуты на минуту. Бросай все. Немедленно уходи…
Таня исчезла…
Но не каждый способен в подобные минуты уйти, не оглянувшись, от родного дома, отсечь прошлое. И Мария решила зайти в последний раз в свою узенькую комнатку, унести самые необходимые вещи, забрать оружие.
Она даже успела все это сделать, но суждено было случиться беде. Поспешно уходя из дому, Мария выронила из непрочно, второпях завязанного узла муфту со своими письмами и фотографиями.
Все это попало в гестапо.
На другой день фотографии Марии, увеличенные, размноженные, расклеили по городу. За ее голову было обещано крупное вознаграждение.
Возле дома, где она жила, в больнице, где работала, полиция устроила засаду. Авось потянет ее на поиски муфты либо к кому-нибудь из товарищей по работе. Может, за медикаментами придет — уже стало известно, что Мария нередко уносила из больницы бинты, вату и разные лекарства.
Враги не ошиблись…
На стенах, на городских оградах висели объявления — с них глядело на прохожих живое, смелое лицо двадцатилетней медсестры. Еще не знавшая об этом Мария решила попрощаться с друзьями из больницы: она любила и работу свою, и людей, с которыми была связана не первый год. Даже вчерашнего неожиданного бегства она не могла себе простить. Как там обошелся без ее помощи врач, который должен был оперировать молодую девушку?
Она уже приближалась к проходной будке больницы. Еще несколько мгновений, несколько шагов…
Было семь часов утра. Только светало.
Сидевшие в засаде полицейские дремали. Навстречу приближавшейся Марии выбежала пожилая женщина, врач больницы.
— Зачем ты здесь? Уходи! В проходной засада.
Чудом Мария избежала гибели. Несколько дней она скрывалась у Юркевичей. Потом ее переправили к партизанам. И если раньше Таня с тревогой смотрела на развешанные по городу объявления, а лицо Марии на увеличенном портрете казалось страдальческим, то теперь она едва уловимо улыбалась портрету и Мария вроде бы отвечала ей легкой ободряющей усмешкой: пусть, мол, ищут понапрасну, пусть бесятся…
Едва пережили одну неприятность — произошла новая.
Костя Сумец, подружившийся с Ковалевым, ставший одним из помощников Таниных друзей, — однажды они даже ходили вместе подавать сигналы советским самолетам, бомбившим станцию Минск, — неожиданно попал в пренеприятную историю.
Немецкий офицер, приставленный наблюдать за порядком в батальоне нечто вроде воспитателя или надзирателя, — обнаружил у Сумца под подушкой газету «Известия» двухмесячной давности.
Вызванный на допрос к начальству Сумец твердил, что газету ему кто-то подсунул, что он ее видеть не видел. Если б нашел, сам немедленно сообщил бы начальству. Ему не верили.
И снова на выручку попавшему в беду товарищу пришли друзья.
Они доказывали, что Сумец непогрешим, что газету ему действительно подсунули. Пришла нежданно-негаданно и поддержка со стороны туповатого служаки Гришки. Очень довольный, что оказался в центре внимания, он рассказывал, будто в самом деле кто-то шныряет по чужим койкам. Он, Гришка, давно это примечает, но до поры помалкивает, потому что надо же того выследить. И он берется, выследит.
