– Позже. Прибраться нужно. Иначе серых приманим и ворон. Да и богу незачем это непотребство видеть.
– А мурмане убеждены, что волки и вороны сопровождают самого Велеса, – блеснул знанием Ловчан. – Так, может, того… не нужно прятать? Пущай попируют.
– Ты мурманин? – неожиданно зло спросил волхв. И, не дождавшись утвердительного ответа, заключил: – Тогда сделаешь, как у словен принято!
Глава 6
Когда Хереда уволокли, Олег, не дожидаясь вопроса Силкисив, начал говорить. Очи его всё время оставались закрыты, но женщины слушали, затаив дыхание, ничем, ни одним жестом, ни единым словом не перебивая Олеговой исповеди.
– Корела, можно сказать, была уже нашей. Число защитников таяло с каждой неудачной попыткой пробиться к воде. Город был надёжно окружён, не проскочила бы и мышь. Мы простреливали каждую бойницу крепости, но Рюрик медлил и не дозволял идти на приступ наиболее рьяным воякам. Он знал, что без подмоги восставшим не продержаться. Ведал он и то, что, отчаявшись, они скорее перережут друг друга, но не сдадутся. Сохранить им жизни не входило и в наши намерения. А терять своих людей понапрасну князь не желал.
Мы терпеливо ждали, когда за стенами устанут хоронить мертвецов, когда болезни дадут о себе знать и свершится то, что должно – либо они все выйдут в поле на решительный, но гибельный бой.
Каково же было удивление Рюрика, когда створы крепостных ворот приоткрылись и оттуда вышло посольство, неся над собой белое полотнище, подцепленное на копьё.
Сьёльв с варягами выдвинулся навстречу, но вскоре от него пришёл человек и пояснил, что Корела умоляет о перемирии, дабы справить похоронные обряды. В залог же добрых намерений в заложники предают нам самых знатных из юношей, с тем чтобы были они отпущены обратно, когда истечёт оговорённый срок.
Великий князь передал Сьёльву, чтобы тот пропустил послов, а старшего приказал привести к себе в шатёр. Юноши, все пятеро, были без оружия, так казалось провожатым.
Мы с Гудмундом просили князя не давать им передышки. Но он рассудил иначе – всё же обычай словен и корелов схож, так что Рюрик решил дать им сутки на свершение положенных ритуалов. И в том его поддержали другие новгородцы.
Но едва лишь Рюрик вышел навстречу послам, этот, именующий себя Хередом, преклонил колено в знак смирения, а после с быстротой змеи бросился на князя и с криком: «Умри!» – вонзил ему в бок этот нож… Рюрик ударил предателя наотмашь что есть силы, тот полетел наземь.
– Не убивать! – успел воскликнуть князь и сам вытянул железо из раны.
Но четверых мы закололи и порезали на куски тут же, у него под ногами, а Хереду была уготована особая участь. Его избили до полусмерти, связали и посадили в яму, куда мочились и швыряли отбросы все оставшиеся дни, туда же полетели кишки его друзей.
– Это царапина! – успокоил нас Рюрик и сам повёл дружины на приступ, хотя волхвы упрашивали промыть и перевязать рану.
Мы устремились на стены с разных сторон, в ярости варяги высадили ворота тараном в считаные мгновенья и ворвались в крепость. Земля была устлана трупами женщин, стариков и детей, а мужчины обратили оружие против нас. Корелы были смяты и сметены тут же, так бушующий вал не оставляет в шторм камня на камне.
Никому не было пощады, один лишь Херед дожидался казни.
В пылу сечи Рюрик не замечал ни усталости, ни раны. Но когда с перерезанным горлом пал последний враг, князь поспешил удалиться в шатёр, предоставив воинам город, как того требовал обычай.
К вечеру ему стало совсем плохо. Все старания знахарей, как я прежде говорил, оказались напрасными, он угасал…
Я бы собственноручно разорвал этого Хереда на части у подножия тризного костра, но едва мне стало ясно, что и Рюрик, и сестра моя умерли от одного яда, я решил до поры до времени щадить убийцу и вызнать, чья рука готовила отраву. Кто годами вынашивал месть и осуществил её чужими руками…
– Сочувствую вашему горю, – вымолвила Риона, оглядывая Силкисив и мужа. – Да сжалится всемогущий Господь над рабами своими, да примет он убиенных в царствие своё…
– Рюрик, я в это верю, давно пирует в чертогах Всеотца! – возразил ей Олег. – Куда и зачем ты отправила своего монаха?
– Он не слуга мне, он служит Господу нашему.
Силкисив встала, решительная, грозная, она приблизилась к Рионе, та в испуге отшатнулась. Сколько в ней было силы, Рюриковна отвесила ей звонкую пощёчину.
– Бей, бей! – воскликнула Риона, подставляя молодой сопернице другую щёку.
Силкисив хотела последовать её предложению, но Олег перехватил заведённую уж для удара ладонь.
– Скотт получил от княгини перстень, – лениво произнёс Гудмунд. – Её прислужница не только чужие разговоры подслушивать горазда, но и за хозяйкой подглядчица ещё та… Была. – А я и подумал, зачем святоше дорогой перстень. Неужто миряне всегда столь настойчивы в своих подношениях. Гадать тут нечего. Розмич отплывал в Белозеро, Риона же через монаха знак передавала. Думаю, что Полату.
– Это не так! – зарделась Риона, гордо выпрямляя стан. – Я слышала, что у князя Полата молодая жена. И перстень тот дала я бедному кульдею, чтобы он расположил к себе белозёрскую княгиню, если вдруг в чужих землях ему понадобится помощь.
Олег испытующе глянул на супругу, потом – на вторую.
– Хорошо. Я слышал, что каждый молвил. И запомнил. Милых сердцу моему жён не держу боле, а к ужину все пожалуйте – не обессудьте, снова сюда.
Риона вскинула подбородок и направилась к дверям, толкнула так, что чуть не пришибла безмолвного стража по ту сторону.
Едва вышла, Олег обратился к брату:
– Где прочие скотты? Надеюсь, обошлось без увечий?
– Как ты и приказал, Одд. Ещё никто не сумел устоять перед чарами Браги![13] Но и наши головами страдают. Победить диких скоттов в застолье могут только столь же дикие русы. Хорошо Вельмуд ещё луну про то не узнает. Мертвецки пьяны с самого обеда – ей не удастся найти никого, даже если попытается.
– Злые вы, ухожу я от вас, – в первый раз за долгое время улыбнулась Силкисив и поправила непокорный золотистый локон.
– Это муженёк у тебя изверг, – отозвался Гудмунд. – А я так агнец божий в сравнении с ним.
– Агнец? Греховодник! Как ты последний раз на племянницу посматривал?! – укорил брата Олег.
– Я что-то пропустила? – заинтересовалась Силкисив, живо представив себе сводную сестру.
– Как можно! Одд! Скажешь тоже! Я верен моей единственной Ингрид. Это ты у нас старый двоежёнец.
– Молодой был. Дурак был. Но это дело поправимое, – усмехнулся Олег.
…Когда женщины ушли и Гудмунд остался с братом один на один, он приблизился к неподвижно сидящему в кресле Олегу, сказал:
– Для отбытия в Новград всё готово.
– Значит, послезавтра поутру выходим, – отозвался Олег. – Ольвор с дочерью тут останется. Сторожить её Сьёльву поручу и город на него оставляю. К тому же вскоре из Вагрии ещё находники придут, тяжко им под тевтонами да франками – а Сьёльв лучше нашего с земляками договорится.
– Волхва возьмём с собой?
– Мизгиря-то? Надо взять. И Силкисив с Херраудом – им быть при тебе, мои лодки первыми двинутся. Инегельду с молодцами выступать немедля и нас на порогах встречать, – решил Олег.
– Пороги как-никак десять вёрст! – проворчал Гудмунд.
– Инегельд справится, да и людей с ним достаточно. Да и на что я приказал плоскодонки строить? Ветер нам будет, как всегда, попутный. Ты же знаешь. И берегом не так долог путь, когда десятый год туда-сюда… Все уж приспособились и наловчились. Меня иное тревожит.
– Вельмуд с русью не подведёт?!
– Нет, эта русь не продажная. Сделает всё по договору. А в Новгороде при Рюриковне сам Рулав был оставлен. Ему, как себе, доверяю.
– Так что же тебя беспокоит? – спросил Гудмунд.
– Не что, а кто… Потому и Силкисив, и сына с собою беру.
На лице Гудмунда отразилось недоумение. Он сказал осторожно:
– Но здесь они в большей безопасности.
– Для пользы дела Херрауду, каким бы малым ни казался, надобно в Новгород явиться и при мне всюду быть. Я тебе позже о задумке поведаю.
– Я своих не повезу, – уточнил Гудмунд.
– Добро, но Ингрид сумеет о себе и детях позаботиться. И Сьёльв тут, защитит, если потребуется. Так и впрямь спокойнее будет.
Недоумение Гудмунда росло, но расспрашивать или возражать мурманин не стал. Олег слишком часто оказывался зряч там, где другие слепы. И хитрости свои раньше времени раскрывать не привык, пусть бы и родному брату, хоть пытай его – всё равно не скажет.
– Видение мне было на кургане, – пояснил Олег, как будто бы этим всё сказал. – Потому вперёд лучших людей шлю.
– А скотты?
Князь скривил губы, точно брат о гадости напомнил. Произнёс с неприязнью:
– Куда бы их подальше?! Мало ли что в головы взбредёт. Кинутся княгиню защищать – все полягут по дури.
Гудмунд не переставал удивляться. Всего день назад при упоминании скоттов в глазах Олега молнии вспыхивали, а теперь спокоен, как сытый волчара. Кривится и только.
