– Знаешь, когда я узнал о том, что она потеряла ребенка, – проговорил он через силу, – первое, о чем я подумал, это то, что я теперь свободен.
– Вот видишь…
– А потом она умерла. Как будто затем, чтобы не стеснять меня больше! – выкрикнул он.
Элизабет положила руку ему на плечо. Бедный Джеймс! Как посмела эта Лана так исковеркать его жизнь.
– Ты не виноват в том, что она умерла, – сказала Элизабет. – Все мы частенько желаем зла ближнему своему. Все случается. Но ты продолжаешь жить и не должен закрываться от всего мира…
– Я даже не настоял на том, чтобы провести расследование причин ее смерти, – скучным голосом произнес Джеймс.
– А что произошло на самом деле? – спросила Элизабет. – Мы с отцом побоялись задавать тебе этот вопрос тогда… Кажется, сердечная недостаточность?
– Какая-то молоденькая медсестра вколола Лане успокоительное, на которое у нее была аллергия.
Элизабет ахнула.
– Они там очень боялись, как бы я не пожаловался на них в высшие инстанции, – усмехнулся Джеймс. – Но мне хотелось убраться из этой больницы как можно дальше и никогда не слышать больше этих имен – хантервильский госпиталь, Карен Кордейл…
– Это та медсестра? – догадалась она.
Джеймс кивнул.
– Тебя можно понять, – произнесла она медленно. – Я бы, наверное, тоже не смогла… Хотя виновных следовало бы наказать.
– Медсестру наказали! – воскликнул Джеймс. – Ее уволили и, кажется, запретили работать в медицинских учреждениях. Но дело совсем не в этом. Я так спешил отделаться от Ланы, что даже не выполнил свой долг перед нею. Я не смог выступить в суде как несчастный муж. Ведь это была бы неправда, неправда…
Джеймс сжал кулаки.
– Перестань казнить себя, – раздался суровый голос матери. – Ты уже не маленький мальчик, Джеймс. Того, что было, не вернешь. Ты поступил так, как считал нужным. Мне больно смотреть на то, как мой единственный сын без всякой причины разрушает свою жизнь.
Джеймс стоял, чуть отвернувшись от матери. Холодный ветер дул ему в лицо.
– Ты права, мама, – наконец сказал он. – Я уже достаточно наказал себя…
Элизабет подумала, что она ослышалась.
– Я не виноват в том, что случилось с Ланой, – продолжал Джеймс окрепшим голосом. – Я снова хочу жить, понимаешь, жить!
Он раскинул руки в стороны и зажмурил глаза, подставляя лицо порывам ветра. Элизабет, меньше всего ожидавшая подобного поворота, не могла поверить собственным ушам и глазам. Внезапная догадка пришла ей в голову. Она осторожно дотронулась до плеча сына.
– Скажи мне, Джеймс, как ее зовут?
Вечером Джеймс возвратился в город. Элизабет не упрашивала его остаться подольше. Она понимала, что сын выговорился и успокоился, и теперь его как никогда тянет к той неведомой Элис.
Джеймс собирался поехать сразу домой, но проезжая мимо офиса своей компании, передумал. Часы показывали без пятнадцати восемь, и все служащие уже должны быть дома, но почему бы ему не заглянуть на работу? Все равно его ждет пустая квартира и портрет Ланы в гостиной.
Сегодня же сниму его, пообещал себе Джеймс, поднимаясь по ступенькам здания.
Если ночные охранники и были удивлены, увидев Джеймса, то они ничем не показали этого. Он сел в лифт и нажал на кнопку. Только когда открылись двери, Джеймс понял, что приехал не к себе, а на этаж, где находился кабинет Сида Барнета.
Почему бы и нет? – спросил себя Джеймс. Я просто побуду немного в приемной, посижу за ее столом, полистаю эту ужасную книжку. И сразу уйду…
Джеймс подошел к приемной, взялся за ручку и замер на месте. Сквозь дверную щель пробивался свет, слышалась негромкая медленная музыка. У него засосало под ложечкой. Кажется, он не вовремя. Лучше всего было развернуться и тихо уйти, но Джеймс уже был над собой не властен. Он должен знать, что происходит.
Он повернул ручку и открыл дверь. Приемная перед кабинетом Сида была залита светом. Была включена даже настольная лампа на столе Элис. На полу стоял маленький магнитофон, из которого лилась печальная медленная мелодия. Сама Элис в красивом черном платье самозабвенно кружилась по комнате.
Джеймс остолбенел. Он смотрел на танцующую девушку и не мог произнести ни слова. Вдруг его неподвижная фигура привлекла внимание Элис. Она остановилась и прижала ладони к щекам.
Она никогда не была такой красивой, отрешенно подумал Джеймс. Волосы Элис были собраны на затылке в тугой пучок, платье облегало ее фигурку, оставляя плечи открытыми. Глаза Элис горели, и Джеймс с ненавистью подумал о человеке, ради которого она так прекрасна сегодня. Но где же он?
Джеймс с трудом оторвал глаза от Элис и огляделся. Никаких следов мужчины заметно не было.
– Кто здесь с вами? – хрипло спросил Джеймс.
– Я одна, – пролепетала Элис, заливаясь краской до кончиков волос. С какой стати ему вздумалось заглянуть на работу в это время!
Джеймс недоуменно нахмурился, и она, сообразив, что пора объяснить ему, что происходит, начала сбивчиво говорить:
– У меня день рождения сегодня… я подумала… одной дома не хочется… здесь все совсем по-другому…
Голос Элис становился все тише и тише. Джеймс молчал, и она чувствовала себя ужасно несчастной. Что он теперь подумает о ней?
Но у Джеймса в голове вертелась одна-единственная мысль – как удачно он вернулся и зашел сюда.
– Элис, – вдруг предложил он. – Пойдемте в ресторан, отметим ваш праздник как следует.
– Но у вас, наверное, свои планы, – пролепетала она растерянно. – Я не хочу, что вы их меняли из-за меня…
– На ближайшие лет сто все мои планы – это вы, – просто сказал Джеймс и протянул к ней руки.
Элис все поняла без слов. Она шагнула к нему, и Джеймс прижал ее к себе. Темная гладкая головка уткнулась в его плечо, и Джеймс почувствовал, что впервые за долгие холодные месяцы он ощущает блаженное спокойствие. И как они могли потерять столько времени, ведь Элис рядом с ним так давно…
Он отвез ее в ресторан «Звездная ночь». Они пили ледяное земляничное шампанское, ели эклеры, танцевали, прижавшись друг другу на маленьком пятачке посередине полутемного зала. Они почти все время молчали. Сияющие глаза Элис лучше всяких слов говорили о том, что она чувствует. А Джеймсу требовалось время, чтобы привыкнуть к восхитительному ощущению свободы и счастья. Он отвык любить и радоваться женской улыбке и прикосновению рук, забыл о том, каким пьянящим может быть легкий поцелуй, и как много можно сказать одними глазами.
– Знаешь, я совсем ничего о тебе не знаю, – шепнул он Элис во время очередного танца.
– Я о тебе тоже, – улыбнулась она.
– Я все тебе расскажу, – пообещал он, – попозже.
Они вернулись за столик. Джеймс горел желанием закидать ее вопросами, но что-то в самой Элис удерживало ее. Она счастливо улыбалась, но в глубине ее глаз по-прежнему пряталась печаль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
