Мартенсит — своего рода искусство. Мягкое пламя — медленное, плавное разворачивание оригами.
Мы вместе смотрели на это. Огонь и металл, вещь, которую я никому ранее не показывал.
— Красиво, — прошептала она.
Я показал ей бабочку, моего маленького голема — тонкие стальные крылышки мотылька медленно сгибались, проходя фазовые изменения.
— Это сделали вы? Я кивнул.
— Тут нет механических частей, — пояснил я. — Единый лист стали.
— Похоже на магию, — она тронула бабочку тонким указательным пальцем.
— Всего лишь наука, — ответил я. — Продвинутая наука.
Мы следили за тем, как бабочка остывала, медленно взмахивая крыльями. Затем она начала сворачиваться, превращаться в кокон.
— Прорывом стало использование сдвигов на микроуровне, — пояснил я. — Это дает больший контроль над формой.
— А почему именно эта форма? Я пожал плечами.
— Нагреваешь медленно, и получается бабочка.
— А что произойдет, если нагревать быстро? Я посмотрел на нее:
— Будет дракон.
* * *
Той ночью, когда я пришел к ней, она медленно снимала одежду, и ее губы были очень сообразительными. Хотя я был выше ее на полголовы, я обнаружил, что ее ноги такой же длины, как мои. Сильные, стройные ноги бегуньи, пучки мускулов на икрах напоминали кулаки. Затем мы распластались на темных простынях и наблюдали за тем, как уличные огни, проходящие сквозь занавески, рисуют узор на стене.
— Останешься до утра? — спросила она.
Я подумал о своем доме, о пустых комнатах и тишине.
— Ты хочешь, чтобы я остался? Наступила пауза.
— Да, хочу.
— Тогда останусь.
Вентилятор над ее кроватью мягко жужжал, гоняя воздух и охлаждая пот на моем голом теле.
— Я изучала тебя последнюю неделю, — сообщила она. — Вернее, то, чем ты занимаешься.
— Наводила обо мне справки?
Она проигнорировала этот вопрос и положила руку мне на плечо.
— У Нагой есть лаборатории в Азии, которые работают в параллельном с тобой направлении. Ты знал об этом?
— Нет.
— Умные сплавы с химическими переключателями вместо тепла. И всякие еще более странные вещи. Специальный медно-алюминиево-никелевый сплав, формой которого можно управлять удаленно определенной частотой. Нажимаешь кнопку на передатчике, и происходит изменение фазы благодаря какому-то резонансу. Впрочем, большую часть объяснений я не поняла. Это еще какие-то разновидности твоей волшебной стали.
— Не волшебной, — поправил я.
— Современная химия выросла из искусства алхимии. С какого момента она снова становится алхимией?
— В душе она всегда была алхимией. Просто теперь мы достигли в этом больших успехов.
— Должна сказать тебе, — начала она, запуская пальцы в мои волосы, — что я не верю в межрасовые связи.
Тогда она произнесла это в первый раз — а затем часто повторяла на протяжении следующих полутора лет, как правило, когда мы лежали в постели.
— Значит, не веришь?
— Нет, — ответила она.
В темноте она была силуэтом, причудливой тенью на фоне лившегося из окна света. Она смотрела в потолок, не на меня. Я изучал ее профиль — округлый лоб, линия подбородка, расположение рта, — рот располагался не просто между носом и подбородком, но еще и выступал вперед, будто что-то в архитектуре ее лица тянулось наружу. Она носила серое стальное ожерелье с логотипом Аспар-Нагой. Ожерелье блестело на темных изгибах ее груди. Я прикоснулся пальцем к ее нижней губе.
— Ты не права, — сказал я.
— Как это?
— Я их видел. Они существуют. Я закрыл глаза и уснул.
Дождь стихал, создавая лужи на чикагских улицах. Мы припарковали машину на стоянке. Когда мы подошли к ресторану, Вероника сжала мою руку.
Войчека я увидел сразу. Он оказался моложе, чем я ожидал — бледный, широколицый, с бритой головой, в темных очках. Он стоял у входа в ресторан, скрестив руки на груди. Парень больше походил на вышибалу, чем на ученого.
— Вы, должно быть, Войчек, — произнесла Вероника, протягивая руку.
На мгновение он заколебался.
— Не ожидал, что вы черная. Она лишь слегка сощурилась.
— Да, некоторые люди этого не ожидают. Знакомьтесь, мой помощник Джон.
«Типичная восточно-европейская бестактность», — подумал я, а затем кивнул и пожал ему руку. Войчек не был расистом. Просто люди, приезжающие в эту страну, не знают, чего не следует говорить. Они не понимают контекста. На одном сталелитейном заводе в Чикаго русский ученый как-то спросил меня, довольно громко, как я отличаю мексиканских рабочих от пуэрториканцев. Ему действительно было любопытно.
— Их не различают, — ответил я ему. — Никогда.
Хозяйка провела нас по темному ковру, мимо рядов растущего в горшках бамбука, и усадила за стол. Официантка принесла напитки. Войчек снял очки и потер переносицу. Темные стекла, как я заметил, были корректирующими линзами. За последние десять лет хирургия в штатах стала настолько дешевой и доступной, что сейчас очки носили только иностранцы и любители старины. Войчек сделал большой глоток своего коктейля и перешел прямо к делу.
— Давайте условимся о цене. Вероника покачала головой.
— Сначала мы должны узнать, как это изготовить.
— За эту информацию вы и будете платить, — у него был сильный акцент, и он разговаривал достаточно медленно для того, чтобы его поняли. Он раскрыл кулак и показал нам маленькую серую флешку, которая стоит тридцать долларов в «Бест Бай». Его пальцы снова сжались в кулак. — Эти данные здесь. Вы сможете их понять.
— А вы? — спросила Вероника. Он улыбнулся:
— Я понимаю достаточно, для того чтобы знать, чего это стоит.
— Откуда это?
— Изначально из Донецка. Затем лаборатория в Кишиневе. Сейчас разработкой владеет компания, которая предпочитает скрывать свое название. Работа совершенно секретная. Всего несколько людей в компании знают об этом прорыве. У меня есть все файлы. Теперь давайте обсудим цену.
Вероника молчала. Она знала, что лучше не делать предложение первой.
— Сто тринадцать тысяч, — объявил Войчек.
— Довольно точная цифра, — усмехнулась Вероника.
— Да, это ровно в два раза больше, чем я получу, сделав предложение первому встречному.
Вероника моргнула.
— Значит, вы возьмете половину?
— Вы предлагаете пятьдесят шесть с половиной тысяч? Мой ответ: нет. Но тут я почешу подбородок и, чувствуя себя щедрым, скажу, что мы можем разделить разницу. Мы же ведем переговоры, не так ли? Затем один из нас проведет расчеты, и мы придем к восьмидесяти пяти тысячам. Эта цифра для вас достаточно круглая?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
