бороде.
Глава 11
Медвежье озеро
13 лет назад
Монтис. Борейские провинции. Аструм
– Спасибо вам, эйра Абео, – прошептала Цея. – Без вас она совсем не спит.
Мальчик сдержанно улыбнулся и погладил сестру по волосам. Малышка наконец задремала, но сон её был беспокойным. Белые как снег волосы разметались по подушке, а ресницы, будто покрытые инеем, подрагивали. Ривер отличалась от других детей: она была меньше, худее, слабее, тише. Она редко смеялась, не интересовалась играми, занимающими её ровесников, и часто плакала. Даже став старше, она всё ещё кричала по ночам, подобно младенцу. И крики эти были душераздирающими. В них звенели столь необъятные печаль и страх, что сердца служанок, остающихся приглядывать за девочкой ночью, невольно сжимались. Успокоить Ривер не удавалось никому из взрослых, а причины её криков были ясны как день: из-за лекарств трёхлетняя девочка почти не спала. Каждый раз, когда она закрывала глаза, её бросало в дрожь, словно что-то ужасное завладевало её сознанием. Врачи делали всё, чтобы облегчить её страдания, но по сей день единственным средством от эгерума оставалась настойка из зёрен Аши. Она стимулировала нервную систему, не давая организму погрузиться в фазу глубокого сна. Давать её ребёнку каждый день было крайне рискованно, но других способов удержать малышку в мире живых просто не существовало. Если бы она крепко уснула, то уже не проснулась бы никогда. Поэтому первые годы жизни Ривер, и без того бывшие нелёгкими из-за отсутствия материнской любви, были также омрачены слезами, бессонницей и постоянными болями. И лишь один человек всё же мог принести бедняжке успокоение хотя бы на пару мгновений. Её брат.
Абео было девять, когда он потерял мать и обрёл сестру. Отец всеми силами старался держаться и переносить потерю стойко, но спустя месяц сломался и позволил старой привычке взять над собой верх. С тех пор Абео редко видел его трезвым: Юлий пил за завтраком, обедом и ужином, перед сном и даже во время работы. Не разгромно, падая после этого без чувств, но понемногу, капля за каплей отравляя себя сладким ядом, чтобы ни на секунду не возвращаться в отрезвляющую реальность. Конечно, Юлий не бросил дочь и делал всё возможное, чтобы обеспечить её и окружить надёжными людьми. Но вот уже три года он сторонился малышки, и это было заметно всем обитателям дома Альбусов. Его переполняли самые тёмные чувства, от которых он так старательно бежал: страх неизведанного, таящийся в её пугающих чёрных глазах; непонимание, что делать дальше; непроходящая обида, кровоточащей раной оставшаяся на сердце. Юлий всей душой мечтал покачать на руках дочь, но никогда не думал, что она станет причиной смерти его жены. Он понимал, как глупо винить младенца в нелепой случайности, жестокой насмешке судьбы… Но и простить её до конца он не мог.
Тем не менее Ривер никогда не была одна. Слуги, десятки лет живущие в доме Альбусов и ставшие почти членами семьи, с радостью приняли нового ребёнка, даже несмотря на его недуг. Они ответственно подходили к своей работе и никогда бы не потребовали помощи от своих господ без лишней надобности. Однако младший Альбус всё равно не отходил от сестры с первых дней. Абео чувствовал с ней особую связь.
«Шерстью овечки чёрной
Вьются седые горы.
Коль на тропу взойдёшь ты,
Вьюгу прими и ветер.
Нить заскользит по прялке –
Сердце открой метелям.
Ходит средь звёзд овечка,
Следуй за ней из тени…»
Абео не очень-то умел петь. Ломающийся подростковый голос звучал совсем немелодично, а попадание в ноты порой совсем ему не давалось. Но в каждой колыбельной, что он часами без устали пел над постелью сестры, слышалось столько старания и любви, что даже старая Цея порой останавливалась в дверях и слушала как заворожённая. Под пение брата малышка могла заснуть на час, а иногда даже на два, и это уже было высшей наградой для её измождённого тела и разума.
Так прошло три года.
– Ну вот, пришли! – Абео опустил сестру на землю. Она висела на его шее, как маленькая обезьянка, и теперь с неохотой ослабила объятия. Но уже через секунду взгляд девочки приковало огромное ледяное озеро, на сотни футов раскинувшееся впереди.
– Больфое… – тихим голоском произнесла она.
– Помнишь, как называется? – Абео присел на корточки, заглянув сестре в глаза. Ривер смущённо помотала головой. – Это Медвежье Озеро. Очень древнее.
– Медвефье Озело, – повторила Ривер, не выговаривая часть звуков.
– Умница. – Абео улыбнулся до ушей и, выпрямившись, раскинул руки. Погода стояла чудесная: полярный день в самом расцвете. Солнце ослепительно сияло с холодного неба, заставляя щуриться. В воздухе кружили едва заметные снежинки, и их почти невозможно было бы различить, если бы они не заставляли одежду и волосы мерцать в солнечных лучах. Война так и не добралась до севера, но после того, как она закончилась два года назад, даже воздух будто бы стал другим. Земля во всём Аструме глубоко вдохнула, очистившись от крови, окроплявшей её десять лет.
– Как стекло. – Ривер коснулась замёрзшей воды ладошкой и озадаченно посмотрела на Абео.
– Помнишь, я рассказывал? Вода замерзает из-за холода. Становится твёрдой. Как стекло, ты правильно говоришь.
– А когда опять станет водой?
– Такое редко бывает. Раз в пару лет на несколько дней. Летом.
– А когда будет лето?
– Совсем скоро. Два месяца – и наступит.
Абео поднял с земли палку и расчистил небольшой участок льда у берега. Тот был таким чистым и прозрачным, что можно было разглядеть каждую травинку и камушек на дне.
– Смотри, как могу! – закричал мальчик и сделал несколько уверенных шагов вперёд.
– Ух ты-ы-ы! – восторженно запищала Ривер. Её глаза светились счастьем, и Абео не смог сдержать улыбки. Походы на озеро Ривер обожала ещё с тех пор, когда даже не умела говорить. Но из-за погоды и её слабого здоровья они нечасто могли сюда выбираться. Абео не очень-то доверял врачам с их излишней осторожностью. Ривер – северянка, и морозы – последнее, что может ей навредить. Бореец должен быть на своём месте и не бояться непогоды с малых лет.
Абео сделал ещё один шаг по льду, как вдруг под ногами затрещало. Он быстро смекнул, что происходит, и бросился к берегу, но было слишком поздно: тёмный провал разверзся под ним и поглотил ногу. Здесь было совсем мелко, и он едва ли опустился в
