Окромя как жрать, рыгать да лихо бегать, умеют ли ещё хоть что-то эти вояки…
— Где наши северные братушки, тебя не касаемо, буреломец мохнатый! Лови-ка лучше гостинец! — сипло кашлянул стоящий чуть левее боец с переломанным носом, поднимая лук. Зазвенела тихой трелью спущенная тетива, и стрела стремительно помчалась навстречу своей цели, метя прямо в лицо здоровенному витязю. Но до головушки рыжей она так и не долетела; изумлённый вздох прокатился над оравой головорезов. Некоторые из них даже глаза начали протирать, как бы не веря тому, что они сейчас лицезрели за удивительное зрелище. А поражаться было чему, ибо Ратибор, со скоростью дикой кошки, вскинув левую длань, просто поймал на лету за древко летевший ему аккурат в физиономию снаряд. Остриё стрелы замерло буквально в нескольких сантиметрах от правой глазницы могучего исполина.
— Смотри-ка, лапищи ещё помнят!.. — хмыкнул довольно рыжебородый берсерк, сжав кулак и большим пальцем легко переламывая древко да отбрасывая обломки стрелы в сторону. — Благодарю за гостеприимство, держи пряник в ответ! — молниеносно выхваченный из-за пояса одноручный топорик со свистом рассёк воздух, через секунду впившись незадачливому лучнику в грудь. Ошарашенно выпучив очи, «переломанный нос» как подкошенный рухнул наземь. Вслед за ним плавно осел ещё один воитель с луком: второй брошенный чекан вонзился тому прямо в зубы, снеся челюсть, а вместе с ней и добрую половину мордахи. Ратибор же, протянув правую руку, успел схватить поставленную за мгновение до этого вертикально, лезвием вниз на землю свою секиру, начавшую было заваливаться набок, да с грозным рёвом бросился на растерявшихся варгов. В этот миг откуда-то сзади в противника прилетела ещё парочка ножей. Это выползший из тени одного из домишек Мирослав подошёл со спины к оторопевшим лиходеям. Оба его одноручных меча засверкали новыми багряными красками под игривыми лучиками солнца, разливаясь смертоносными напевами для не ожидавших такого развития событий «волков». Двое приятелей, зайдя спереди и с тыла, уверенно врубились в опешивших серых ратников. «Безумцы они аль демоны, что смеют столь малым количеством бросаться на четвертак воинов⁈» У варградцев не было времени искать ответ на этот животрепещущий вопрос, ибо их начали споро разделывать на отбивные. А тут ещё подоспевший Емельян, ослушавшийся наказа сидеть в лесной чащобе на пару с Оливеной, шустрой ланью промчался по центральным домишкам с кабаком, оперативно отворяя двери да ворота. Хлынувшие наружу разозлённые сельчане похватали в руки колья, полешки, камни и вообще всё, что под руку попалось, да бросились на ватагу варградцев, коим и так до этого приходилось несладко.
— Аккуратнее, дровосеки, мы свои! — взревел, в конце концов, недовольно Ратибор, вынужденно отошедший в сторонку вместе с Мирославом, дабы ненароком не огрести по голове колуном аль булыжником да самому не зацепить умалишённых местных жителей, с выпученными глазищами добивающих остатки варградской ватаги.
— Работаем, значится, тихо, говоришь… — буркнул Мирослав, хмуро разглядывая кипящую на их глазах бойню.
— Так вышло, дружище, — слегка смутился Ратибор. — Один из них случайно в кадку ночную наступил… башкой, когда ему прикипело не по-детски!..
— Не умеешь ты врать, медвежонок, — русый мечник тяжело вздохнул. — Ладно, что сделано, то сделано…
Тем временем разъярённые сельчане толпой буквально втрамбовали в землю невезучих ратников Варграда. Кровавая пелена, застилавшая им глаза, никак не хотела спадать, и они всё били, кололи да резали, хотя сопротивления уже никто давно не оказывал. Серые отщепенцы полегли все до одного. Бобруйка в центре превратилась в небольшое кровавое болотце с человеческими ошмётками вместо зелёных островков. Весело пляшущие солнечные блики по багряным лужицам лишь дополняли страшную картину утреннего побоища. Зрелище было сколь жуткое, столь и завораживающее.
— А ну, стоять! — раздался вдруг знакомый визг. — А не то я ему кочан расковыряю и глотку перережу! — лохматый верзила, тот самый, «с пшёнкой на башке», оказывается, участия в драке не принимал, а попытался в это время по-быстрому улизнуть, да столкнувшись нос к носу с княжьим племяшом, не придумал ничего лучше, кроме как схватить Емельяна за волосы и приставить к его горлу тесак, загородившись им, как щитом. — Дайте мне уйти, и тогда этот дурашка не пострадает!..
— Ой, пшеничный чуб, ты почему ещё жив, я не понял? — Ратибор недоумённо хмыкнул. — Непорядок… Емелька, а ты как, вообще, здесь очутился⁈ Я тебе где сидеть велел⁈ Ладно, коли уж пришлёпал, сделай-ка доброе дело…
— Всё что угодно, Ратик!..
— Замри!
— Что?..
В этот миг рыжебородый витязь неуловимым движением ловко метнул свой нож прямо в харю явно не ожидавшего такого манёвра варградца. Лезвие стилета вошло аккурат в левый глаз разбойника, просвистев всего в вершке от опешившей физиономии кучерявого летописца. «Пшеничный чуб» как стоял, так и рухнул навзничь, не проронив более ни звука. При этом он таки слегка оцарапал своим тесаком шею Емельяна, да ещё умудрился повалить того на землю, так и не отпустив сжатые мёртвой хваткой его белобрысые космы.
— Ты чего, косолап ошалелый, совсем из ума выжил⁈ — кое-как разжав безжизненные пальцы на своей гриве, княжий племяш медленно поднялся, потрясённо трогая царапину на шее. — Да ты же мог в меня попасть, прям в морду!..
— Ну не попал же…
— Это было близко, Ратиборушка, очень близко! И очень неожиданно, я даже не успел с испуга шептунчика пустить! — Емельян обернулся и ошарашенно вытаращился на отправившегося в мир иной душегуба. — Он меня окорябал, собака! Больно же! Чуть-чуть повыше да поглубже, и быть беде! Откуда этот пёс блохастый, вообще, выскочил, а?.. — непутёвый писарь взглянул на Ратибора, потом ему за спину, осёкся и тихо крякнул: — А ещё, похоже, у нас проблемы…
Глава 10
Он вернулся!
— И похоже, что большие, нет?.. — проворчал кисло Мирослав, покосившись на своего могучего приятеля. Ратибор же, в свою очередь, угрюмо взирал на начинающих обступать их сельчан. Все в крови, сжимающие в руках палки с вилами да камнями, настроены те были явно решительно. Безумные всполохи в их подёрнутых дымкой праведного гнева очах да проснувшаяся жажда убийства до конца ещё не утихли, обратившись теперь на трёх товарищей. Воинственно настроенных хуторян было примерно под сотню: в основном мужчины от мала до велика, но затесались в толпу к ним и женщины, также одурманенные запахом крови и победой над пришлыми душегубами. Ещё несколько десятков жителей остались в стороне, решив, что хватит
