своё пиво и принявшегося жадными глотками отхлёбывать из пузатого кувшинчика с вином. — А что там за тёмные разбойники какие-то? Поди, в лесу где ваши бравые охотники издалека увидели прикандыбавших в здешние края недобитков из варградской рати да приняли их за прислужников тьмы?
— От страха зыркули навыкате, вот и чудится бог весть чего… — едко хмыкнул Емельян, с интересом внимая рассказу Мизорада.
— Ну, это нормально… — Мирослав, умяв плошку щей, удовлетворённо откинулся к стене. — Не обделавшись, не насочиняешь…
— Да хотя бы и так! — горячо взвился вдруг несколько уязвлённый староста. — И вообще, в чём я не прав⁈ Разбойники они? Бесспорно, таких ещё поискать! Тёмные⁈ Естественно, если предположить, с кем они там, похоже, сдружились, в Твердоземье…
— И с кем же, позволь полюбопытствовать? — Ратибор вперил твёрдый взор в испуганную физиономию враз осёкшегося на полуслове Мизорада.
— Знамо с кем… — вдруг сразу сжавшись в дрожащий комочек, проскулил тоскливо их собеседник. — С тем самым мрачным волхвом, который вернулся!.. Со слугой самого Карачуна, Повелителя тьмы, морозов да вечного мрака…
— А-а-а-п-чхи!.. — Емельян вдруг чихнул на весь кабак так, что даже гул голосов в таверне мгновенно затих. — Ай-яй, не обращайте на меня внимания, — смущённо прогундосил он, неловко доставая из нагрудного кармана своей полосатой рубашки шёлковый платочек и смачно в него высмаркиваясь. — Это у меня чихуня проснулась, не пойму только на что… То ль на пух тополиный, что всё продолжает забиваться туда, куда не след, то ль на Карачуна и его служанок…
— Типун тебе на язык, дурья твоя башка! Ты кого служанкой назвал⁈ — раздражённо зашипел испуганный староста. — Самого Мельванеса⁈ Да он тебе за такое…
— Молодца, Емеля! — громогласно расхохотался Ратибор на всю корчму, заставив опять умолкнуть вновь нарастающий гул голосов в трактире. — Тёмная служанка, ха-ха! Надо взять на вооружение да метнуть в это седое дерьмецо при случае данную остроту… Если, конечно, речь идёт о нашем чёрном таракане… Представляю, как он покраснеет! Аль посинеет… Может, его даже удар хватит, и колдунишка тут же окочурится, но это было бы обидно! Есть охотка ему самолично дыню открутить!..
— Благодарю на добром слове, Ратиборушка…
— Это не отменяет того, что крапивой отхожу всё-таки… Для порядка!
— Фи на тебя, медвежонок!
— Вы что, умалишённые⁈ — тем временем Мизорад сначала озадаченно, а потом и вовсе сочувственно переводил взгляд с Емельяна на Ратибора. — Средь вас только Мирослав нормальный, как я погляжу…
— Не, мне так-то шутка про служанку тоже зашла, — русый мечник одобрительно хмыкнул, отхлёбывая при этом из кружки с квасом. — Я просто кумекаю над тем, как бы нам этого гада ползучего завалить без напряга особого, коли это всё-таки шалит тот самый кусок засохшей фекальки, про которого мы все думки думкаем тутова…
— Вы безумцы, я понял! — Мизорад угрюмо взирал на троих приятелей. — Ну да ладно, пошутковали и будет! Когда нам ждать остальных?
— Остальных?.. — Ратибор устремил вопросительный взгляд на местного градоначальника, озадаченно почесав при этом свою макушку.
— Ну да, остальных! Подмогу то бишь! — старейшина тихо икнул, принявшись уничтожать очередной кувшинчик, на этот раз с медовухой.
— Она перед тобой, подмога, ваша, то бишь! — ехидно передразнил Мизорада рыжебородый воин. — А ты кого ждал-то, я не понял? Всю рать мирградскую, что ль? Завтра подойдёт, ежели не заблудится… На пару с орлятами да поросятами, чего мелочиться! Ну а коль не объявятся медвежата, ждите ещё… Каждое полнолуние на седьмой ветке восьмого дуба, что строго к закату листвой произрастает, а на восход дуплом оборачивается, посадите часового, пущай высматривает… Меняйтесь регулярно! Как допелёхают помощнички, закидаем Мельванеса ромашками да какулями… Пущай нюха́ет эту смесь ядрёную! Я бы ему ещё горшок ночной на жбан натянул заместо тюбетейки! Думается, ему пойдёт!..
— Как бы ты не накликал на нас беды, здоровяк!.. — задумчиво молвил порядком уже захмелевший староста. — Я слышал о тебе, а многие из наших и видели в деле… Например, перед самой сечей с псами серыми. Ты ведь убил Лудогора на Алой поляне! А он очень, говорят, на колдуна знаменитого походил… Не к добру это, — ик! — ох, не к добру!..
— Вы сами-то наблюдали хоть мельком шамана проклятого, или всё это лишь домыслы по пьяной лавочке? — Емельян нетерпеливо заёрзал.
— Ещё чего не хватало! — крякнул испуганно Мизорад, нервозно оглядываясь. — Кто его лицезреет, до дому не возвращаются… Только лишь расплывчатые, странные тени в чащобах дремучих порой мелькают пред нашими очами светлыми…
— Ой, ну понятно!.. — презрительно фыркнул княжий племяш. — «Светлые очи», ты мухоморами, случаем, не балуешься? Что-то мне это смутно напоминает… У меня бабка после грибочков своих тоже могла с три короба насочинять! А уж если сверху ещё хмельком покрыть это дело… Или снизу… А без разницы, хоть с боче́й! В общем, там, поди, и не такое может померещиться…
— Ты ведь Ратибор, не так ли? — в этот момент, бесцеремонно перебив пренебрежительное брюзжание Емельяна, перед столиком, где сидели друзья со старостой, возникла та самая компания, которую рыжебородый богатырь согнал с их насиженного места. Изрядно за это время налакавшись да пополнившись парочкой-другой крепких работяг, местные, видимо, под влиянием хмельных паров пришли показать нахальным чужакам, «кто в доме хозяин». Набралось новоявленных смельчаков аж целых девять человек, и они явно решили, что этого более чем достаточно, дабы покарать наглых столичных гостей. У некоторых в руках были дубинки, кои они многозначительно держали на виду. Видимо, для устрашения.
— Чего надобно, Веролюб? — Мизорад недовольно покосился на говорившего, предчувствуя намечающиеся неприятности. — Шёл бы ты на боковую…
— Я не к тебе обращаюсь, старче! — нервно взвизгнул тот в ответ враз умолкнувшему старосте, при этом сжимая в лапах где-то им добытую массивную ножку от стула. — Повторяю вопрос! Ты — Ратибор? — пьяные очи его при этом недобро сверкали, гневно таращась на молодого исполина.
— Допустим, — широкоплечий витязь удивлённо уставился на боевитого сельчанина. Был тот светловолос, росточка среднего, сложения приземистого, и покачивало его на пятках уже изрядно. — А ты с какой радости интересуешься? И что за тон? Чего, хвост ослиный, давно башкой дверь кабацкую не отворял? Так я восполню этот пробел в твоей памяти мигом! Единственное, если
