этой формы имелось природное свойство контроля.
В этой форме мой мозг работал быстрее, и это означало, что я ещё лучше смогу использовать более быстрые реакции насекомых, находящихся под моим контролем.
Мгновение спустя я оказалась на свободе.
Я ощущала ветер на крыльях и начала для пробы взмахивать ими.
Другие сгрудились вокруг кого-то ещё, и никто не смотрел на меня.
Они были чудовищно огромны. В настоящий момент даже самый мелкий из них выглядел так, словно в нем почти 300 метров роста. Или они все ненормально выросли, или я превратилась в нечто очень маленькое.
Это не имело значения — у меня были крылья.
Если они попробуют захватить мою территорию, то я заставлю их поплатиться. У меня имелось жало; и ещё лучше — мой рой, и даже при этом складе ума, я знала, как его использовать.
Мгновение я разглядывала свои крылья, на них нигде не было таких же узоров, как на прошлых покрытиях моей кожи.
Тем не менее, тише едешь — дальше будешь. Я начала двигать крыльями, вначале для пробы, но вскоре оторвалась от земли.
Потребовалось мгновение, но я внезапно осознала, что способна на ещё одно чувство — радость.
Поток ветра подхватил меня, и я обнаружила, что парю над землей. Мне всегда хотелось летать; Атлант и мой реактивный ранец были несовершенными заменителями, но это было тем, для чего я была создана. Сейчас я была в форме, созданной для полетов.
Мне хотелось весело закричать, но я не могла говорить.
Я поднялась, уставившись на фигуры подо мной. Один из людей находился в бедственном положении, я видела, как на нём растет мех, но в его движениях ощущалась некая неправильность.
Я ощущала запах его страданий, слышала звук бьющегося сердца. Звук изменялся по высоте и ритму, практически в то же мгновение, когда само сердце меняло свою форму.
Они паниковали, но это были не мои заботы. Ветерок доносил десять тысяч интригующих запахов, некоторые из которых мне не терпелось исследовать. Проблемы Других мой вид не заботили.
Восходящий поток воздуха донёс знакомый запах; я ощущала его в школе, когда искала почту. В то время единственная причина, по которой я смогла его унюхать, заключалась в том, что дюжины созданий оказались собраны на маленьком пространстве, вместе с их собственными отходами.
Этот запах был намного более отчетливым и тревожным. Что-то во мне кричало об опасности, и я инстинктивно поднялась выше.
Одна из Других завершила своё превращение; я видела злобный желтый глаз, уставившийся на меня с лица, изменяющегося вокруг него.
Перья и клюв рванули в моем направлении; я едва успела вовремя уклониться вправо, избежав захвата и проглатывания.
С моей улучшенной скоростью всё должно было казаться медленным, но оно таким не казалось. Её скорость полёта почти вдвое превышала мою, и единственное моё преимущество заключалось в том, что она была немного менее маневренна из-за своего веса.
Она была в семьдесят раз больше меня, с размахом крыльев, вдвое превышающим превосходство в размерах. Она была монстром.
Желтоватые глаза злобно таращились на меня, когда она снова закружила рядом. Её ночное зрение было превосходным, но органы чувств были хуже моих.
Я начала собирать силы, в то время как она снова нырнула в мою сторону. Ночные насекомые швыряли себя ей навстречу, и она хватала их, щелкая клювом и пожирая так быстро, как могла.
Однако её взгляд оставался прикован ко мне.
Я нырнула; предполагалось, что Другие мои союзники, и если я смогу забраться внутрь одной из фальшивых шкурок, враг окажется вынужден отступить.
Она приближалась ко мне; её размер и скорость делали её быстрой, в сравнении со мной.
Насекомые начали окружать её роем, в то время как я нырнула вниз, в направлении самого маленького из всё ещё оставшихся на ногах людей.
Он взвизгнул и начал размахивать руками. Это вызвало во мне желание ужалить, но я не стала. Вместо этого я занырнула в воротник его мантии.
Птица врезалась в него, и я ощутила удар. Если бы она ударила туда, где я находилась, то я оказалась бы раздавлена. Но я уже проползла под его конечности, направляясь к спине.
Своими ногами я ощущала его органы, вибрирующие и булькающие, легкие, наполняемые ветром и ревущие невероятно глубокими звуками.
Мгновение спустя запах хищника исчез, сменившись вонью человека и всем, что к нему прилагалось. Птица исчезла, сменившись на девушку.
Другой, которого я использовала как щит, стукнул сам себя рукой по лицу, хотя движения его казалась невероятно медленными и неуклюжими.
Союзники не должны нападать на союзников. Так как вопрос был принципиальным, я ужалила его, раз, два, затем три. Когда он взревел и начал прыгать вокруг, я скользнула вниз, к нижнему краю его одежды, и затем снова оказалась в воздухе.
Я добралась до своих прошлых шкурок, и нырнула внутрь, ощущая комфорт от своего собственного прошлого запаха.
Мгновение спустя мир вокруг исказился; теперь он каким-то образом казался меньше. Внезапно я ощутила себя так, словно ослепла, и вовсе не из-за того, что оказалась закутана в тёмные одежды.
Я снова стала человеком, и почему-то ощущалось всё так, словно я стала чем-то меньшим, ущербным.
Испытывали ли подобное все анимаги? Если да, то почему они не сбегали просто в лес и не жили, наслаждаясь текущим моментом?
Я никак не могла найти отверстия для шеи и рук, и мне потребовалось на это несколько секунд. Я ощущала себя медленной и неуклюжей, словно двигалась внутри патоки. Сладостная ясность, когда была тем, кем там была, исчезла, сменившись человеческими заботами.
К тому времени, когда я снова смогла что-то видеть, Гермиона вбежала внутрь дома. При помощи насекомых я слышала, как она пыталась одеться. На Сириусе больше не было мантии; несомненно, он накинул её на Гермиону, прежде чем та вбежала внутрь.
Невилл, очевидно, превратился в мелкого грызуна; мне потребовалась секунда на осознание. Он стал ежом.
Разочаровывающее превращение, пускай и выглядящее каким-то образом уместным. Ёжики обладали способностью сопротивляться змеиному яду, и они, как правило, были робкими и нервными.
Требовалось поближе взглянуть на сову Гермионы. Если она смогла бы сойти за почтовую сову, то это открывало некоторые возможности, предполагая, что она сможет преодолеть свои инстинкты и
