десять лет. Мы знали, что ты не сможешь долго пользоваться такой комнатой. Правила благородного общества слишком строги для этого, — сказал он с горьким выражением лица.
Глаза Лютца расширились от удивления. Он был единственным из троицы, кто не ожидал, что это будет наше последнее прощание — Бенно и Марк оба знали, что, в конце концов, это неизбежно произойдет.
— Возраст-это один из факторов, но ты также проявляешь заметное благорасположение только к нескольким избранным купцам, — сказал мне Марк. Его тон был спокойным, но в улыбке читалась озабоченность. — Уже есть много торговцев, которые говорят, что ты слишком сильно привязана к компаниям Плантена и Гильберта. Если поползут слухи, что ты водишь простолюдинов в свою потайную комнату, все мы сильно пострадаем.
Последствия были бы еще более серьезными, если бы люди пришли к выводу, что весь успех компании Плантен был обусловлен моей благосклонностью к ним. По словам Бенно, это повлияло бы на мотивацию его работников, и последнее, что я хотела бы сделать, — это нанести ущерб репутации его торгового дела.
— Да, думаю, святая не может быть в центре таких разговоров… — сказал Лютц.
— Не только это, — заметила я. — Будет также объявлено о помолвке.
Лютц уставился на меня, совершенно ошеломленный.
— Чья помолвка…? — Спросил он, и его бровь удивленно изогнулась.
— Моя. Будет объявлено о том, что я обручаюсь со своим братом Вилфридом. Сыном эрцгерцога.
Естественно, это удивило моих собеседников. И Бенно, и Марк выглядели совершенно ошарашенными, в то время как Лютц вопросительно уставился на меня, как будто не мог до конца смириться с мыслью о моей помолвке.
— Эм… Подожди. Ты помолвлена…? Я… Не рановато ли для этого?
— Ага. Многое произошло в Королевской академии. Это необходимо для того, чтобы предотвратить возникновение более серьезных проблем.
— Как всегда, где бы ты ни оказалась, ты постоянно создаешь проблемы, да? — сказал Лютц с раздраженным видом. Затем его лицо исказилось от беспокойства. — Думаю, с этим я уже не смогу тебе помочь…
Его улыбка, полная противоречивых чувств, заставила мое сердце сжаться. Мне хотелось крепко обнять его, как обычно, но я не могла найти в себе сил чтобы даже протянуть к нему руку. Я просто сжимала и разжимала кулаки на коленях, уставившись на складки, которые образовывались на моей юбке. Как будто между нами была стена или огромная пропасть, которую я только сейчас заметила. Возможно, я всегда знала, что она там находится, но я просто игнорировала её… И теперь мне внезапно пришлось признать этот факт, признать существование препятствия.
Мне действительно было трудно выразить словами то, что я чувствовала.
— Верховный жрец сказал, что было бы ужасно скандально и недостойно, если бы стало известно что помолвленная благородная девушка приглашает простолюдинов в свою потайную комнату… — сказала я.
— Я думаю, это ужасно, даже не принимая во внимание, что ты дворянка, — немедленно парировал Лютц. — Я вижу, у тебя все еще не все в порядке с головой.
Я поджала губы, что заставило Лютца почесать в затылке, как всегда делал Бенно. Он явно перенял у него эту привычку.
— Э-э, хорошо. Я понимаю, что мы больше не можем здесь видеться, — сказал Лютц. — Но… тебя это устраивает? Правда?
— …Конечно же нет, — ответила я, слезы текли по моему лицу, когда мои истинные чувства начали выплескиваться наружу. Меня и раньше не устраивало это решение, и ничего с тех пор не изменилось: — Ты принял меня такой какая я есть, помогал мне сделать бумагу и заколки для волос, следил за моим здоровьем, и помогал мне понять что следует делать всякий раз, когда мы натыкались на стену. Ты был рядом со мной, когда я была так одинока и волновалась, что думала, что могу умереть, и ты носил письма моей семье, когда я рассталась с ними… Все, чего я добилась, стало возможным благодаря тебе. Я бы никогда не смогла сделать это в одиночку.
— Послушай, если ты не согласна с тем что… — начал Лютц, но я подняла руку, чтобы остановить его.
— Не имеет значения, чего я хочу. Уже слишком поздно. Верховный Жрец изначально планировал прекратить эти встречи, как только я начну посещать Королевскую академию. Он позволил этому продолжаться еще немного, когда мой двухлетний сон заставил меня почти сойти с ума от страха, но… это прощание должно было произойти давным-давно.
Лютц скорчил страдальческую гримасу, в то время как Бенно и Марк отвели глаза, уставившись в пол.
— Я лучше чем кто либо другой понимаю, почему мы не можем оставаться вместе, и в то же время я совершенно не понимаю другого, — продолжила я, — почему мне нужно было спать целых два года? Почему мне не хватило этого времени, чтобы стать полностью здоровой? Почему мы уже должны прощаться? Они говорят, что это потому, что я теперь слишком взрослая, но для меня ведь ничего не изменилось.
Лютц протянул руку, чтобы утешить меня, но затем резко остановился. Вместо этого он обхватил ею мою ладонь и затем крепко сжал её.
— …Не плачь.
Его голос прозвучал тихо, почти как рычание. Я подняла глаза и увидела, что он уже на ногах, смотрит на меня сверху вниз, стиснув зубы от расстройства.
— Майн, не плачь, не надо!
Я была так потрясена, услышав, как Лютц кричит на меня и называет “Майн”, что мои слезы мгновенно остановились.
— С этого момента, как бы сильно ты ни плакала, меня не будет рядом, чтобы успокоить тебя. Так что… просто больше не плачь, — продолжил он. По его лицу было ясно, что он сам еле сдерживает боль, в то время как его голос говорил мне, что он мучается из-за собственного бессилия.
Лютц снова сел, и в комнате воцарилась тишина. Юстокс спокойно наблюдал за мной. Его глаза были точь-в-точь как у Фердинанда — глаза человека, беспристрастного оценщика — наблюдателя. Не в силах вынести подобный препарирующий взгляд, я
