— Могу поклясться, что так.
— В таком случае, не стоит заставлять его ждать. Если бы у меня была крытая коляска, я взял бы тебя с собой, детка. Но ты же понимаешь, что в кабриолете… Невозможно! Садись в фиакр и поезжай за мной.
— Итак, господин предупрежден.
— Да, Натали, а предупрежденный сто́ит двоих.
Господин де Вальженез дал кучеру адрес, и кабриолет покатил к его особняку.
Вот что произошло с г-ном де Вальженезом на утренней прогулке.
Мадемуазель Сюзанна — мы еще не имели удовольствия видеть ее после вечера в особняке Марандов, где она начала кокетничать с Камиллом де Розаном, — не теряла времени даром, в отличие от Кармелиты, то и дело падавшей в обмороки, и была весела, кокетлива, беззаботна, любезничала со всеми, особенно с человеком, из-за которого погиб Коломбан.
С того вечера, когда, несмотря на присутствие черноглазой жены Камилла, не спускавшей с Сюзанны полного истинно испанских угроз взгляда, мадемуазель де Вальженез остановила свой выбор на американце, дня не проходило, чтобы Камилл не встречал, как бы случайно, мадемуазель Сюзанну то в Опере, то в Опере-буфф, то на скачках, то в Булонском лесу, то в Тюильри, то в чьей-нибудь гостиной, куда оба они были вхожи.
Постепенно случайные встречи превратились в свидания. Камилл выставлял свою любовь напоказ, а мадемуазель де Вальженез не боялась себя скомпрометировать.
Однажды утром она пошла еще дальше: призналась, что, разделяет любовь креола.
А в один прекрасный вечер отважно это доказала.
С того вечера Камилл де Розан приезжал в особняк Вальженезов так часто, как только позволяла его ревнивая половина. Обыкновенно это случалось по утрам, когда прекрасная креолка еще спала.
Вот как вышло, что, отправившись от Жана Робера в Тюильри, банкир встретил в конце Паромной улицы Камилла де Розана.
Креол, о скромности которого мы имеем представление, и не думал прятаться, а потому первый поздоровался с банкиром.
— Откуда, черт возьми, вы в такую рань? — спросил г-н де Маранд.
— От господина де Вальженеза, — отвечал тот.
— Вы, стало быть, с ним знакомы?
— Да вы же сами нас друг другу представили!
— Верно! Я и забыл.
Креол и банкир, обменявшись поклонами, разъехались в разные стороны.
Вернувшись к себе, Лоредан удивился, не застав ни Жана Робера, ни г-на де Маранда.
Причина их отсутствия нам известна.
Друзья Жана Робера — назовем их секундантами, так будет сейчас точнее — обещали банкиру ждать новых указаний и завтракали в кафе Демар, в то время как г-н де Маранд тоже не хотел идти к г-ну де Вальженезу, не повидавшись с Жаном Робером.
В половине двенадцатого, когда завтрак г-на де Вальженеза подходил к концу, ему доложили о г-не де Маранде.
Он приказал проводить банкира в гостиную и, словно желая сдержать обещание, данное им Натали: не заставлять г-на де Маранда ждать, — сейчас же вошел вслед за ним.
После того как хозяин и гость обменялись положенными приветствиями, первым заговорил г-н де Вальженез.
— Я только вчера вечером узнал о вашем назначении и как раз сегодня собирался зайти, чтобы вас поздравить.
— Господин де Вальженез, — сухо ответил банкир, — я полагаю, вы догадываетесь о цели моего визита. Помогите же мне сократить его, прошу вас: ни вам, ни мне незачем тратить время на ненужные комплименты.
— Я полностью к вашим услугам, сударь, — сказал Лоредан, — хотя даже не догадываюсь, что вы хотите мне сообщить.
— Вчера вы без приглашения проникли в мой особняк, да еще в такой час, когда приличные люди без приглашения не приходят.
Вопрос был поставлен так, что Лоредану оставалось лишь дать четкий ответ.
Он ответил не только четко, но и цинично:
— Это правда. Должен признаться, что приглашения я не получал, во всяком случае от вас.
— Вы ни от кого его не получали, сударь.
Господин де Вальженез поклонился, не отвечая, словно хотел сказать: «Продолжайте!»
Господин де Маранд так и сделал.
— Проникнув в особняк, вы пробрались в одну из спален госпожи де Маранд и спрятались в ее алькове.
— Я с сожалением должен отметить, — насмешливо процедил г-н де Вальженез, — что вы прекрасно осведомлены.
— Ну, сударь, раз вы не отрицаете этого факта, то, очевидно, принимаете его последствия?
— Назовите мне их, сударь, и я посмотрю, должен ли я их принять.
— Последствия вашего поступка таковы, сударь, что вы намеренно оскорбили женщину.
— Ах, черт возьми! — с вызовом сказал г-н де Вальженез. — Придется признать, что это так, раз тому были свидетели.
— В таком случае, сударь, — продолжал банкир, — вы, очевидно, сочтете вполне естественным, не так ли, если я потребую у вас удовлетворения за это оскорбление?
— Я к вашим услугам, дорогой мой, и немедленно, если пожелаете. У меня в конце сада беседка, словно нарочно сделанная для фехтования.
— Я сожалею, что не могу сейчас же воспользоваться вашим любезным предложением; к несчастью, так скоро подобные дела не делаются.
— Вы, должно быть, еще не завтракали, — предположил г-н де Вальженез. — Я знаю людей, которые не любят драться натощак, хотя мне вот, к примеру, все равно.
— Для промедления есть более серьезная причина, — сказал банкир, пропуская мимо ушей посредственную шутку собеседника. — Надобно сберечь честь имени; весьма сожалею, что вынужден вам об этом напомнить.
— Ба! — воскликнул г-н де Вальженез. — К чему это ханжество? После нас хоть потоп!
Банкир с самым серьезным видом возразил:
— Вы, сударь, вольны поступать с именем своего отца как вам заблагорассудится. Я же намерен позаботиться о чести своего имени и не собираюсь выставлять его на смех. Имею честь сделать вам предложение.
— Говорите, сударь, я вас слушаю.
— Мне кажется, вы давно не выступали в Палате пэров, не так ли?
— Да, действительно, сударь… Однако какое отношение имеет Палата пэров к занимающему нас вопросу?
— Самое прямое отношение, в чем вы сейчас убедитесь. На днях было получено сообщение о Наварринском сражении.
— Да, но…
— Погодите. Завтра в Палате должен рассматриваться вопрос о Турции и Греции, к сожалению отложенный из-за выборов и последовавших за ними событий.
— Кажется, припоминаю. Кто-то в самом деле просил слова по этому вопросу.
— Вот я и предлагаю вам также попросить слова.
— Куда же вы, черт побери, клоните? — нагло рассмеявшись банкиру в лицо, спросил молодой пэр.
Тот сделал вид, что не заметил этой новой бесцеремонной выходки, и продолжал так же холодно и серьезно: