Но в нескольких шагах от двери Жана Робера он приказал кучеру остановить и развернуть кабриолет так, чтобы он мог увидеть тех, кто выйдет от нашего поэта или, во всяком случае, из его дома.
Вскоре оттуда действительно вышли два молодых человека, и он их узнал. Это были Людовик и Петрус.
Они направились в его сторону, так что г-ну де Маранду осталось только выйти из кабриолета, и он очутился прямо перед ними.
Молодые люди остановились и, вежливо раскланялись с банкиром; они питали к нему лично большую симпатию и уважали его как политика.
Им и в голову не могло прийти, что у г-на де Маранда может быть к ним дело, но он остановил их улыбкой.
— Простите, господа, — сказал он, — но я жду именно вас.
— Нас? — удивились молодые люди и переглянулись.
— Да, вас. Я так и думал, что ваш друг пошлет за вами сегодня утром, и хотел сказать вам два слова о поручении, которое он только что дал вам.
Молодые люди снова переглянулись со все возраставшим удивлением.
— Вы меня знаете, господа, — продолжал г-н де Маранд с покоряющей улыбкой. — Я человек серьезный, привык с уважением относиться к вопросам чести, и вы не можете заподозрить меня хотя бы в малейшем намерении оскорбить честь нашего друга.
Молодые люди поклонились.
— Итак, сделайте мне милость…
— Какую?
— Ответьте откровенно на мои вопросы.
— Постараемся, сударь, — в свою очередь улыбнувшись, пообещал Петрус.
— Вы идете к господину де Вальженезу, не так ли?
— Да, сударь, — не скрывая изумления, ответили молодые люди.
— Вы идете обсудить с ним или его секундантами условия дуэли?..
— Сударь…
— Отвечайте смело. Я министр финансов, а не префект полиции. Речь идет о дуэли?
— Это так, сударь.
— О дуэли, причина которой вам неизвестна?
Задавая этот вопрос, г-н де Маранд пристально посмотрел на молодых людей.
— И это верно, сударь, — подтвердили те.
— Да, — вновь улыбнулся г-н де Маранд, — я знал, что Жан Робер по-настоящему благородный человек.
Петрус и Людовик ждали объяснений.
— Я-то знаю эту причину, — продолжал банкир, — и должен сказать господину Жану Роберу, с которым буду иметь честь увидеться через час, нечто такое, что, возможно, изменит его решение.
— Мы так не думаем, сударь. Нам показалось, что наш друг настроен весьма решительно.
— Окажите мне милость, господа.
— Охотно! — отозвались оба приятеля.
— Не ходите к господину де Вальженезу, пока я не увижусь с господином Жаном Робером и он снова не переговорит с вами.
— Сударь, это настолько противоречит указаниям нашего друга, что мы, право, не знаем…
— Это дело двух часов.
— В некоторых вопросах два часа очень важны: ведь за нами первое слово.
— Уверяю вас, господа, что ваш друг не рассердится, а будет вам благодарен за задержку.
— Вы точно знаете?
— Слово чести.
Молодые люди опять переглянулись.
Петрус спросил:
— Почему бы вам, сударь, не подняться к Жану Роберу прямо сейчас?
Господин де Маранд вынул часы.
— Сейчас без десяти минут девять; ровно в девять я должен быть в Тюильри, а я еще не настолько давно стал министром, чтобы заставлять короля ждать.
— Не позволите ли вы нам хотя бы подняться и предупредить нашего друга об изменениях?
— Нет, господа, нет, умоляю вас этого не делать. Намерения господина Жана Робера должны измениться после того, что́ сообщу ему я. Но в одиннадцать часов будьте у него.
— Тем не менее… — продолжал настаивать Людовик.
— Представьте, — убеждал г-н де Маранд, — что вы не застали господина де Вальженеза дома и вынуждены принять это промедление.
— Друг мой! — заметил Петрус Людовику. — Когда такой человек, как господин де Маранд, уверяет, что в нашем поступке не будет ничего предосудительного, мы можем — таково, по крайней мере, мое мнение — положиться на его слово.
Он поклонился банкиру и продолжал:
— Мы будем у нашего друга в одиннадцать часов, сударь, а до тех пор не предпримем ничего, что противоречило бы вашим намерениям.
Молодые люди снова поклонились, давая г-ну де Маранду понять, что не хотят больше задерживать его на улице.
Банкир вскочил в кабриолет и приказал гнать в Тюильри.
Друзья зашли в кафе Демар и заказали завтрак, желая с пользой употребить время, отведенное им г-ном де Марандом.
Тем временем лакей Жана Робера передал хозяину карточку министра, не забыв, разумеется, прибавить, что тот зайдет к поэту после визита к королю.
Жан Робер заставил слугу дважды повторить поручение, взял карточку, прочел имя и непроизвольно нахмурился. Не то что бы он испугался — молодой человек был одинаково храбр, касалось это пера или шпаги, — но неизвестность тревожила его.
Что было нужно г-ну де Маранду в восемь часов утра? Ведь хотя в это время банкиры и министры уже просыпаются, поэты еще спят!
К счастью, долго ждать ему не пришлось.
Ровно в десять часов в дверь позвонили, а спустя мгновение слуга ввел г-на де Маранда.
Жан Робер встал.
— Примите мои извинения, сударь, — обратился он к банкиру, — вы оказали мне честь своим визитом в половине девятого…
— А вы не смогли меня принять, — закончил за него г-н де Маранд. — Это понятно, ведь вы обсуждали один важный вопрос со своими друзьями, господами Петрусом и Людовиком. Это о нас, банкирах, сложена пословица: «Дела прежде удовольствий». Вы отсрочили мое удовольствие от встречи с вами, но от этого оно стало только больше.
Эти слова можно было принять как за насмешку, так и за любезность. Не зная, как к ним отнестись, Жан Робер указал г-ну де Маранду на кресло.
Тот сел, жестом приглашая Жана Робера занять место рядом.
— Похоже, мой визит вас удивляет, сударь, — заметил банкир.
— Это столь большая честь для меня, сударь…
Господин де Маранд его перебил:
— Меня самого удивляет, что я не пришел к вам раньше. Но ничего не поделаешь: мы, финансисты, люди неблагодарные и за работой несправедливо забываем о людях, доставляющих нам истинное наслаждение. Вы, сударь, давно оказываете мне честь бывать в особняке на улице Лаффита, я же впервые явился к вам с ответным визитом. Должен признаться, что мне весьма неловко.
— Сударь… — пробормотал Жан Робер, смущенный комплиментом банкира и тщетно пытаясь понять, куда тот клонит.
— Почему же, — продолжал г-н де Маранд, — вы как будто благодарите меня, вместо того чтобы выразить мне совершенно заслуженный упрек? Вы ведете себя со мной — простите мне терминологию финансиста — как с кредитором, а должны бы относиться как к должнику. Я обязан вам бесчисленными визитами, я еще вчера вечером говорил об этом с госпожой де Маранд сразу после вашего ухода.
