Тогда, наверное, будут изредка вспоминать имена тех, которые своею преданною пропагандою, несмотря на изгнание и на тюрьму, подготовляли новое общество. Об них мы думаем теперь, издавая «Хлеб и Воля»: они почувствуют себя, может быть, немного сильнее, когда получат этот привет общей нашей мысли сквозь решётки своих тюрем или в изгнании. Автор наверное одобрит меня, если я посвящу эту книгу всем тем, кто страдает за общее дело, и в особенности одному другу, которого вся жизнь была долгою борьбою за правду. Мне незачем называть его имя: читая эти слова своего брата, он узнает себя по тому, как забьётся его сердце.
Элизэ Реклю.1892 г.
Наши богатства[1]
I
Человечество прошло изрядный путь с тех отдалённых времён, когда человек, мастеря из кремня первобытные орудия, жил случайными добычами на охоте и детям своим оставлял в наследство только убежище в скале и плохие каменные орудия, да природу — огромную, непонятную, грозную, с которою они должны были вступить в борьбу, чтобы поддерживать своё жалкое существование.
В это смутное время, которое продолжалось много тысячелетий, род человеческий накопил неслыханные сокровища. Он распахал почву, осушил болота, прорубил просеки в лесах, провёл дороги; он строил, изобретал, наблюдал, рассуждал; создал сложные инструменты, вырывал у природы её тайны, покорил пар, — так что дитя цивилизованного человека, при своём рождении, находит в настоящее время к своим услугам целый огромный капитал, накопленный теми, кто был раньше его. И этот капитал позволяет ему теперь добыть одним только своим трудом, в соединении с трудом других, богатства, превышающие те, о которых мечтают восточные народы в своих сказках о тысяче и одной ночи.
Почва, частью возделанная, готова быть обработанной интеллигентным трудом и засеянной отборными семенами и украситься роскошными жатвами, более роскошными, чем нужно для удовлетворения всех надобностей человечества. Способы культуры известны.
На девственной почве американских лугов сто человек с помощью сильных машин производят в несколько месяцев столько хлеба, сколько необходимо для десяти тысяч человек в течение целого года. Там же, где человек хочет удвоить, утроить, увеличить во сто раз её урожай, он почву делает, даёт каждому растению надлежащий уход и получает баснословные урожаи. Между тем, как охотник должен был в прежние времена завладеть сотней квадратных вёрст, чтоб добыть пищу для своей семьи, — цивилизованный человек выращивает с бесконечно меньшим трудом и с большей уверенностью всё, что нужно для жизни его домочадцев, на одной десятитысячной части этого пространства.
Климат уже более не служит препятствием. Когда солнца не хватает, человек заменяет его искусственной теплотой и надеется, что он создаст также и свет для воздействия на растительность. При помощи стекла и труб с горячей водой, он собирает на данном пространстве в десять раз больше продуктов, чем получал прежде.
Чудеса, совершённые в промышленности, ещё более поразительны. С этими разумными существами, с современными машинами — плодом трёх или четырёх поколений изобретателей, по большей части неизвестных, — сто человек приготовляют такое количество материи, что из неё можно сделать одежду для десяти тысяч человек на два года. В хорошо организованных угольных копях, сто человек добывают ежегодно материал, достаточный, чтобы отапливать помещения десяти тысяч семейств в суровом климате. И мы недавно видели, как чудный город возник в несколько месяцев на Марсовом поле Парижа[2], без малейшей остановки обычных работ французской нации.
И хотя, как в промышленности, так и в земледелии, а равно и вообще во всей нашей общественной организации, труд наших предков идёт на пользу почти исключительно очень малого числа, тем не менее верно, что человечество могло бы уже теперь жить богато и роскошно, только при помощи железных и стальных слуг, какими оно владеет.
Да, конечно, мы богаты, бесконечно богаче, чем мы думаем. Богаты тем, чем мы уже владеем, а ещё более богаты тем, что мы можем произвести теперешними инструментами. Бесконечно более богаты тем, что мы могли бы добыть из нашей земли, из наших мануфактур, из нашей науки и из наших технических познаний, если бы они были применены для добычи всеобщего благосостояния.
II
В цивилизованных обществах мы богаты. Почему же вокруг нас эта нищета? Почему этот тяжёлый труд, оскотинивающий народные массы? Отчего эта неуверенность в завтрашнем дне, даже для хорошо оплачиваемого работника, и это среди унаследованных от прошлого богатств и могущественных средств производства, которые дали бы довольство всем взамен нескольких часов ежедневного труда?
Социалисты сказали, — отчего, и повторяли, бесчисленное множество раз; каждый день они повторяют и доказывают аргументами, взятыми из всех наук. — Оттого, что всё, что необходимо для производства — почва, рудники, машины, пути сообщения, пища, убежище, образование, знание, — всё это было захвачено несколькими лицами в течение этой длинной истории грабежа, переселений, войн, невежества и угнетения, которую человечество прожило, раньше чем научилось укрощать силы природы.
Оттого, что, хвалясь мнимыми нравами, добытыми в прошедшем, они теперь присваивают себе две трети продуктов человеческого труда, которые они расточают самым безумным, самым возмутительным образом; оттого, что, доведя народные массы до такого состояния, в котором человек не имеет наличных средств прожить в течение месяца или даже недели, они позволяют человеку работать только тогда, когда тот соглашается дозволить им удержать львиную часть; оттого, что они мешают ему производить то, что ему нужно, и заставляют его производить не то, что необходимо для других, а то, что даёт человеку наживы наибольшие барыши.
Весь социализм тут!
Вот, в самом деле, цивилизованная страна. Леса, что покрывали её когда-то, прочищены, болота осушены, климат оздоровлен, — страна сделана обитаемой. Почва, на которой росла прежде одна только дикая трава, даёт теперь богатые жатвы. Скалы, возвышающиеся над южными долинами, иссечены террасами, на которых ползёт виноград с золотистыми ягодами. Дикие растения, дававшие прежде плод терпкий, несъедобный корень, — были переделаны рядом последовательных культур в питательные овощи, в деревья, приносящие прекрасные плоды.
Тысячи мощёных и железных дорог пролегают по земле, прорезают горы; паровоз свищет в диких ущельях Альп, Кавказа, Гималаев. Реки сделаны судоходными, берега, исследованные и тщательно приподнятые, сделаны легко доступными; искусственные гавани, с трудом вычерпанные и защищённые против бурь океана, дают судам убежище. Скалы пробуравлены глубокими колодцами; лабиринты подземных галерей проходят там, где есть уголь или руда. Во всех пунктах, где пересекаются дороги, возникли города; они увеличились, и внутри их находятся все сокровища промышленности, искусства и науки.
Целые поколения, рождённые и умершие в нищете, которых угнетали их хозяева, и истощённые работой, оставили это громадное наследство девятнадцатому веку.
В течение целых тысячелетий миллионы людей работали, расчищая леса, осушая болота, прокладывая дороги, устраивая плотины на реках. Всякий клочок земли, который мы обрабатываем в Европе, орошён по́том многих поколений, каждая дорога имеет свою длинную историю барщинного труда, непосильной работы, народных страданий. Каждая верста железной дороги, каждый аршин туннеля получили свою долю человеческой крови.
На стенах шахт мы ещё видим свежие следы ударов заступа в окружающие каменные глыбы, а подземные галереи могли бы быть отмечены от одного столба до другого могилами углекопов, погибших в расцвете своих сил от взрывов рудничного газа, обвалов и наводнений, и мы знаем, скольких слёз, лишений и всяких страданий стоила каждая из этих могил семье, жившей на скудный заработок своего кормильца.
Города, связанные между собою железными дорогами и пароходами, представляют собою организмы, имеющие в прошлом целые века жизни. Разройте их почву— и вы найдёте один над другим целые слои улиц, домов, театров, арен, общественных зданий. Изучите их историю — и вы увидите, как цивилизация каждого города, его промышленность, его дух, медленно росли и развивались благодаря сотрудничеству всех жителей, прежде чем город сталь тем, что́ он представляет теперь.
Но и в настоящую минуту ценность каждого дома, каждого завода, каждой фабрики, каждого магазина обусловлена трудом, положенным на эту точку земного шара миллионами давно погребённых в землю рабочих — и поддерживается она на известном уровне только благодаря труду легионов людей, обитающих эту точку. Каждая частица того, что мы называем богатством народов, ценна лишь постольку, поскольку она составляет часть этого огромного целого. Что́ представляли бы собою лондонские доки или парижские большие магазины, если бы они не находились в центрах международной торговли? Чего стоили бы наши копи, фабрики, верфи и железные дороги, если бы не существовало масс товаров, ежедневно переправляемых по морю и по суше?
