— Иди, займись, — сурово говорил ему дядя.
Почтительно поцеловав руку старика и склонив голову, Анри безмолвно шёл за своим наставником. Начинался урок. Учитель Анри был добрый, снисходительный монах: он -давно уже не жил суровою монастырскою жизнью; занимаясь обучением молодых графов и баронов, он постоянно переезжал из замка в замок и привык относиться снисходительно к своим ученикам.
— Господи, — говорил Анри, — опять это ученье! Дома меня не легко усадить за уроки; но и там ко мне все пристают с латынью. А на что мне она?
— Как на что? — ласково замечал наставник, — Не забывайте, что в науке вы найдете все сокровища мира и самые драгоценные сведения. Есть науки, которые раскроют перед вами всё ваше будущее.
— Всё это пустяки: сила и слава рыцаря в его храбрости, в его мече! Вот наука, о которой я всегда слушаю внимательно из уст моего отца. Впрочем, есть одна, для меня очень важная: это география, или землеописание.
— О, я знаю, почему дорогой мой питомец так любить географию, — говорил учитель,—развертывая перед юношей грубо сделанную ландкарту, на которой красной чертой обозначен был путь крестоносцев от Франции до Иерусалима.
VI
В лагере
Оставим пока скучный замок, где томится молодой граф, и перенесемся к юному войску французских крестоносцев, которое мы покинули на большой дороге. Лишь к вечеру лагерь их кое-как устроился на ночлег. Франциск всех здесь чуждался. Самого Стефана он не смел даже и думать, что увидит. Вмешаться в толпу детей Франциск тоже не решался: он был уже большой мальчик. Франциску было лет тринадцать, а на вид казалось даже и больше. И он, сам не зная как, очутился позади всех, среди взрослой части армии. Когда в лагере всё утихло, Франциск присел на бугорок и, вынув из сумки сыр и кусок хлеба, расположился немного поесть.
— Ах, вот это кстати! — сказал, придвигаясь к нему, юноша лет восемнадцати, и без всякой церемонии протянул руку к ужину, Франциск молча подвинул к нему свои скудные припасы. — Я вижу, — ты новичок, продолжал между тем новый знакомец; — и в благодарность за угощение, я порасскажу тебе, куда ты попал, простота!
— Меня зовут Франсуа, — резко перебил его мальчик; — я пастух из соседней деревни.
— Очень приятно слышать! Мне, право, ужасно нравится твоё открытое лицо, и, надеюсь, мы будем друзьями, если ты завтра же не сбежишь под крылышко к маменьке.
— У меня нет ни отца, ни матери, — заметил Франциск.
— Не могу тебе не позавидовать: у меня есть и отец, и мать. Они то и виноваты в том, что я попал в этот детский лагерь. Затискали меня, Эразма Ступидамуса, в школу! Ну, я и ушёл из неё. А ты? Скажи, пожалуйста, откровенно: зачем ты здесь, и куда идешь?
Франциск вкратце передал ему всё, что слышал о чудесах, какие Стефан уже совершил и совершит ещё на пути в святую землю; и вдруг, в смущении, остановился, услышав, как Эразм неистово захохотал.
— Неужели же, господин Эразм, вы не верите в нашего вождя и учителя? — спросил в недоумении Франциск. — Иначе я не понимаю, зачем же вы здесь?
— О, это долго рассказывать. Дело в том, что меня выгнали из школы и я не решался. идти домой, к родителям. Здесь как раз подвернулся этот поход, и я до сих пор нахожу его презабавным: нас везде отлично встречали; каждый город, каждая деревня угощали нас на славу. Вот только сегодня вышла скверная история, с этим глупейшим графом. Этак, если дальше будет, я отсюда скоро сбега.
— Ну, а если дойдём до Марселя, вы пойдете дальше?
— Это вброд-то, через Средиземное море? Слуга покорный! Нет, в Марсели я уж как-нибудь вывернусь.
— И много здесь крестоносцев таких же, как вы? — спросил Франциск.
— Твой вопрос не совсем вежлив, — заметил ему Эразм; но в этом войске есть люди бесконечно хуже меня! А вот эти — посмотри, хороши? — продолжал он, указывая на кучку детей, каким-то чудом ухитрившихся уйти из города. — Видишь — как они бессмысленно смотрят, ковыряя в носу. Неизвестно, как они сегодня будут спать, что будут есть... Славная компания! — хохотал без умолку Эразм.
Франциск долго не мог уснуть после того как Эразм отошёл, съев весь его ужин. Мирная жизнь в родном селе, среди честных людей, из которых он знал каждого, на минуту предстала перед ним во всей своей красе... Но усталость взяла своё, и мальчик заснул крепким сном. Его разбудил шум снимавшегося лагеря. Не размышляя, он поспешил присоединиться к кучке детей, готовой в путь и заметил около себя тех самых мальчиков, о которых Эразм говорил вчера с презрением. Дети эти не оглядывались назад, они всё бросили и бодро шли за море, на святое дело. Юная толпа следовала за Стефаном, не спрашивая себя: зачем и куда? Большинство из них знало, что цель похода — освобождение гроба Господня, но иные шли, ничего не сознавая, точно во сне.
— Куда вы идете? — спрашивал их Франциск.
— Не знаем, отвечали ему многие.
— Так вы лучше вернитесь домой.
— Да мы не знаем, как и вернуться теперь, — говорили они.
Много дней, много ночей, много недель прошло для них под открытым небом, впроголодь, в непогоду... Дети, никогда не покидавшие родителей, не могли найти обратной дороги, зашедши на столь большое расстояние от дома. Приближенные к Стефану монахи, указывая путь, велели, неподалеку от города Марселя, на опушке леса, сделать последний привал, с тем чтобы, отдохнув, в полдень вступить в Марсель. Вокруг костров расположились крестоносцы. Усталость после долгого, утомительного пути была теперь забыта; мальчики оживились: они знали, какие чудеса должны совершиться завтра... С увлечением рассказывали они друг другу, что лишь только Стефан подойдёт к берегу, Средиземное море расступится двумя стенами, и Стефан проведёт своё чудное воинство по морю, как посуху. Никому из детей и в голову не приходило сомнение в возможности такого чуда; вера наполняла юные сердца радостным ожиданием.
Франциск, безусловно, разделял общую радость, и на последнем привале ему приснилось, что он, сражаясь в рядах крестоносного воинства, берёт неприступную крепость; архангел Михаил открывает перед ним двери подземелья, и Франциск выводит оттуда своего отца, седого, состарившегося в плену...
VII
Урок географии
Анри все еще жил в замке дяди епископа. Мальчик опять за уроком, но этот урок его не утомляет: глаза мальчика горят, он припал к карте с явным вниманием... Учитель пользуется этой удобной минутой:
— Земля наша, — говорить он, — занимает средину мира; а в средине земли...
Анри его не слушает: водя пальцем по красной линии, обозначающей путь крестоносцев, он уже миновал Константинополь...
— Иерусалим! Иерусалим! — воскликнул он уже вслух, перебивая своего наставника.
— Да. Сюда именно Пётр Пустынник, в первый крестовый поход, привёл всех рыцарей христианского мира.
— Я знаю это лучше вас: мой родной дед пал в сражении под стенами Иерусалима! — говорил юноша. — Он один убил двадцать турок.
— Ну вот, видите ли! — продолжал монах. — Значит, славный предок ваш пролил кровь за гроб Господень. Истинно верующие и теперь не жалеют ни трудов, ни средств... Да вот — посмотреть бы на это чудо из чудесь, о котором говорить теперь вся страна!
— Что такое? Какое чудо? Расскажите, пожалуйста, — говорил Анри, нетерпеливо теребя его за руку.
— Как! Неужели вы ничего не слыхали о крестовом походе детей, которые проходят теперь невдалеке отсюда?
Жерар смотрел на него во все глаза и не мог вымолвить ни слова: сердце у него билось, как пойманная птичка; в ушах звенело; в голове его сразу столпились все думы, вызванные в душе его неожиданной и тяжкой разлукой с родным домом, со всем, что ему было близко и дорого...
— Да, — продолжал монах, не замечая его волнения, — это занимательная новость; все только и говорят, что об этом походе. Ребятишки презабавные! Представьте себе: тысячи детей с десятилетнего возраста... Идут себе стройно, распевая священные гимны, все в белых одеждах, с красным крестом на груди — точно и в правду крестоносцы, — с посохами в руках, и впереди несут распятие...
— Но кто же они? Откуда они? — наконец выговорил Анри.
— О, одни идут из Кёльна, а созвал их мальчик лет десяти, по имени Николай. Другие двинулись из Франции, и ведёт их мальчик Стефан. Третьи... Четвёртые... Идут ещё из иных масть. Их, одним словом, неисчислимое множество. Но пока прощайте, — заторопился учитель. Совсем у меня из головы вон выпало, что дядюшка ваш строго-настрого запретил мне говорить вам об этом походе. Ведь знаете ли, — прибавил он, —понизив голос, — вас и отправили-то сюда затем, чтобы вы не ушли с французскими детьми из ваших мест...
И, не дав Анри опомниться от изумления, монах выбежал из комнаты.
VIII
Бегство
Анри остался один. Вспомнились ему отец и мать, широкая, привольная жизнь дома, охоты, прогулки... и вдруг этот необъяснимый отъезд, в ночь, по приказанию отца... Анри никогда не осуждал отца, но как ни старался он разъяснить себе, зачем ему понадобилось отправление сына в дом дяди, причина всегда оставалась для Анри неразгаданною; и в молодой душе его не раз шевелилось что-то, похожее на упрёк...
