Я забрался в бак и приступил к воспитанию воли.
— Тесновато тут, — посетовал я через некоторое время.
— Ну ты и неженка! — усмехнулся Вадик. — А Диогену, думаешь, в бочке просторно было? Кстати, знаешь, как ему идея про бочку пришла? Однажды он увидел улитку с домиком на спине и понял, что для жизни достаточно и бочки. Это короли там всякие да вельможи во дворцах шиковали, хотя им и там тесно было. А скромным людям, вроде нас с Диогеном, и бочка подойдёт или на крайний случай бак для белья.
Я посидел ещё полчаса, и мне стало нестерпимо жарко. Ведь на дворе самый разгар лета.
— Пить хочется, — жалобно простонал я.
— Пить разрешается, — смилостивился Пашка. — Жажда — это не излишество. Но вот чашки не получишь. Диоген был против всякой посуды.
— А как же пить? — удивился я.
— А как первобытные люди пили? Черпали воду из ручья пригоршней и пили.
— Ладно, сейчас тебя напоим, — пообещал Пашка. — Жди!
Ребята убежали на кухню. Я слышал, как они возятся там возле раковины. Набрав в ладони воды, мальчишки понеслись ко мне в спальню. Но пока они добежали — почти всё расплескали. Лужи были повсюду: в коридоре, в гостиной, в спальне. Пока я напился вдоволь, весь пол в квартире был мокрый и скользкий, как в школьном бассейне.
— Может, протрёте пол? Мама заругает, — попросил я.
— Сам высохнет! — махнув рукой, ответил Вадик. — Диоген не стал бы на такую ерунду время тратить. Он был выше всяких мелочей!
— Можно старыми газетами пол накрыть, тогда нам не мокро будет ходить, — предложил Пашка. — Бумага воду хорошо впитывает. Газеты у тебя есть?
— Нет, мама их выбрасывает, — Отозвался я из бака.
— А это что? — спросил Вадик, показывая на письменный стол.
— Это папины бумаги, — объяснил я.
— Годится, — решил Вадик. — Давай их по полу раскидаем.
— Какие листы брать, чистые или исписанные? — спросил Пашка.
— Бери исписанные, — велел Вадик. — Зачем чистые-то портить? Они ещё пригодятся.
— А вдруг они папе нужны? — засомневался я.
— Вот чудак-человек! — засмеялся Вадик. — Ты сам подумай, нужны ли тебе прошлогодние исписанные тетрадки?
— Нет! — уверенно ответил я.
— Правильно, — согласился Вадик. — Чистые тетрадки всегда пригодятся. Вот и с папиными листочками так же.
Ребята с усердием принялись за дело, и через пару минут папины бумаги белели на полу по всей квартире. Чернила от воды тут же расплылись бледными кляксами.
— Теперь другое дело! — радовался Вадик. — Сухо, и мухи не кусают!
— Мороженого хочется, — робко намекнул я. — Жарко же!
— А ты медведя попроси, — предложил Пашка.
— Какого медведя? — не понял я.
— Плюшевого, — засмеялся Пашка, — который на комоде сидит.
— Ты что, сбрендил? — рассердился я. — Он же не может сходить на кухню и достать из морозилки пломбир. Медведь же игрушечный!
— Правильно! — важно сказал Пашка. — А Диоген, между прочим, просил милостыню у статуи. Когда прохожие его спрашивали, почему он обращается за подаянием к гипсовой скульптуре, философ отвечал, что таким образом приучает себя к отказам. Вот и ты приучайся. Мороженое — это излишество.
— А еда — тоже излишество? — спросил я на всякий случай. — Есть хочется.
— Терпи, Семён, — пробурчал Вадик, набивая рот бутербродом, который приготовил себе на кухне. — Диоген терпел голод, и ты терпи. А то из тебя вряд ли человек получится!
— Диоген, кстати, обедал не каждый день, — добавил Пашка. — Он считал, что каждый день обедают лишь богачи. Так что — закаляй волю, — сказал друг и тоже побежал на кухню.
Я сильно проголодался, но решил не сдаваться. Диоген ведь научился голод переносить, значит, и у меня должно получиться. Чем я хуже!
Ребята включили телевизор. Там начинался какой-то фильм про шпионов. Пашка с Вадиком уселись перед экраном так, что мне ничего не было видно.
— Подвиньтесь чуть правее, — попросил я. — Вы мне весь обзор загораживаете! В баке сидеть и без того тесно и скучно.
— Семён, ну ты даёшь! Просто вылитый Диоген! — обрадовался Пашка.
— Это ещё почему? — удивился я.
— По кочану. Как-то раз Диоген, искупавшись, сидел на берегу и обсыхал на солнышке. Мимо ехал великий царь Александр Македонский.
Узнав знаменитого философа, царь сказал: «Я исполню, любую твою просьбу. Хочешь, подарю бочку золота? Проси всё, что пожелаешь»! А Диоген спокойненько так ответил ему: «Отойди, ты загораживаешь мне солнце».
— А ты мне загораживаешь телевизор! — выкрикнул я.
— Хватит болтать, ребята. Давайте лучше каким-нибудь полезным делом займёмся, — предложил Вадик, выключая телевизор.
— Каким ещё делом? — угрюмо спросил я.
— Вылезай из бака, будем его по квартире катать.
— Разве это дело? — удивился я.
— А то нет! — воскликнул Вадик. — Да будет тебе известно, однажды правитель Македонии Филипп Второй, отец Александра Македонского, решил напасть на город, в котором жил Диоген, и все жители города, узнав об этом, принялись готовиться к осаде. Диоген вылез из бочки и начал катать её по улице взад вперёд. Когда его спросили, зачем он это делает, философ ответил: «Ну, все что-то делают, и я решил заняться каким-нибудь делом».
Смеясь и пихаясь, мы схватили бак, положили его на бок и принялись катать по комнатам. Он, как нарочно, цеплялся за всё что ни попадя. Случайно мы расколотили две маминых вазы, горшок с кактусом и уронили торшер. Хорошо ещё, что абажур не порвали, а только испачкали.
— Ерунда! — успокоил меня Пашка. — Зато делом заняты, а не бездельничаем, как другие.
— Ну всё, — утирая пот со лба, твёрдо заявил Вадик. — На сегодня хватит. Пора по домам. Завтра продолжим волю тренировать.
Тут я взглянул по сторонам. Ух, что в квартире творилось! Всё было перевёрнуто вверх дном, словно по комнатам пронеслось стадо диких бизонов.
— Ну и ну! — Я почесал затылок. — Интересно, что скажет мама, когда это увидит?
— А что, она должна скоро прийти? — осторожно поинтересовался Вадик.
— Да вот-вот с работы вернётся, — вздохнул я.
— Всё, мы пошли, — решительно распахивая дверь, сказал Пашка. — Пока, Семён, до завтра.
Не прошло и пяти минут как ушли ребята, дверь отворилась — на пороге стояла мама.
— У нас был потоп? — охнув, спросила она.
— Нет!
— Может быть, к нам в квартиру залезла дикая обезьяна, которая тут набезобразничала?
— Нет, мам, это не обезьяна. Просто мы с Пашкой и Вадиком волю тренировали, как Диоген. Был такой философ, противник разных излишеств. Я тоже против излишеств и потому весь день в бочке, вернее в баке, просидел. Прямо, как Диоген. Мы его по истории проходим сейчас, — зачем-то соврал я.
— Ну вот и славно! — улыбнулась мама. — Мы с папой хотели тебе велосипед купить, а теперь я понимаю, что это самое настоящее излишество. Пешком ходить гораздо полезнее. И клюшка излишество, и коньки роликовые, и ласты с маской.
— А что же не излишество? — опешил я.
— Веник, совок и половая тряпка! — строго сказала мама.
Месть самурая
Во вторник мы с Пашкой обдумывали, как стать настоящими самураями. А началось всё с того, что я на антресолях нашёл старый номер журнала «Вокруг света», где была напечатана статья об отважных воинах, живших в древней Японии. У них был даже свой кодекс чести. Самураи всегда друг друга в беде выручали! Вот и мы с Пашкой решили поступать, как самураи: что бы ни было, на помощь друг другу приходить.
— Давай, Пашка, поклянёмся, что всё у нас будет общее и мы всё будем делить пополам: и подарки, и отметки, — предложил я.
— Как это? — не понял Пашка.
— Ну, например, если у меня есть жвачка, я должен обязательно тебе отдать половину. А ты мне, если она твоя. Или вдруг тебе или мне, не дай Бог, двойку поставили — мы должны наказание поровну разделить. Так все самураи поступали.
— Что, жвачкой делились? — удивился Пашка.
— Нет, они делили между собой все радости и беды поровну, — объяснил я ещё раз Пашке. — Ну что, клянёшься?
— Клянусь! — кивнул он.
— Клянусь, — повторил я за Пашкой. — Слушай, ты, вроде, говорил, что у тебя конфета есть, — неожиданно вопомнил я.
— Да, — подтвердил Пашка.
— Раз мы теперь самураи, делись конфетой.
— Хорошо, — согласился Пашка. — А ты мне давай половинку яблока, которое у тебя в кармане лежит.
— Ладно! — кивнул я.
— Эх, хорошо быть самураем! — сказал Пашка, с аппетитом уплетая зелёное сочное яблоко.
Вечером я позвал друга в гости. Мне бабушка с дедушкой подарили на день рождения два разных конструктора. Один я решил отдать Павлику. Чтобы всё было по-честному. Всё поровну.
— Ух, здорово! — обрадовался Пашка. — Ты, Семён, настоящий самурай.
