Софья остолбенела, выронила пистолет и тихонечко завыла. Меншиков поднял
пистолет и спрятал в карман.
Шварценеггер подошел к Софье и сказал ей в лицо:
- И тебя бы надо, как Ваську, посадить на рога лося, чтобы кишки вылезли,
но только это будет не по-христиански, ведь ты же баба и моя сестра. И
поэтому я не буду тебя убивать, а посажу на цепь, как бешеную собаку, в
сибирский монастырь, чтоб ты оттуда не убежала и подохла там своей
смертью. Живи, тварь! - Шварценеггер вытащил из кармана сигару и закурил.
- Теперь всех бояр вырежу, как котов помойных!
На экране князь-кесарь Ромодановский порол бояр на Красной площади.
На лобное место вывели за бороду пожилого седовласого боярина в пыжиковой
шапке. Шварценеггер отрезал ему бороду ножом.
- Царя убить хотел, дедушка?! Сейчас тебе надерут за это задницу.
С боярина сняли штаны, положили его на плаху и князь Ромодановский стал
стегать старика кнутом.
В первых рядах зрителей плакали жена, дети и внуки провинившегося.
Заиграла медленная музыка и Мик Джаггер тихим голосом запел:
Иногда в борьбе на другой стороне
Встречаются женщины и дети
Иногда в борьбе на другой стороне
Встречаются дедушки и бабушки
Иногда в борьбе на другой стороне
Встречаются внуки и правнуки
Однако такие законы борьбы
Борьба другой не бывает
Но ты никогда не узнаешь
Какую великую борьбу
Делал русский царь Петр
Чтобы победить
Пока льется кровь
Я пою эти песни
Эти песни борьбы
Чтобы победить...
Царь Петр разговаривает с мамой Натальей Кирилловной.
- Петрушка, - говорит мать, - я чувствую, что скоро я умру и тогда некому
будет приготовить тебе постель. За тобой должны следить какие-то женские
глаза, ухаживать какие-то женские руки. Давай я найду тебе жену.
- Мама, делай что хочешь, потому что я слишком занят. Мне слишком много
предстоит еще сделать, чтобы русские люди жили не хуже немцев.
- Когда ты станешь старше, ты узнаешь, что русские люди не хотят жить по
другому как немцы. Но теперь тебе все равно это не обьяснить, потому что
ты молодой царь и тебе прежде всего надо жениться.
- Хорошо, мама, - сказал Петр, - делай как знаешь.
В царских палатах за длинным столом отмечали царскую свадьбу. На столе
было много фаршированных лебедей и копченых осетров. Между ними стояли
мутные бутылки, заткнутые тряпочками.
- Горько! - кричал Меншиков.
Шварценеггер в шапке мономаха поцеловал невесту Екатерину Лопухину.
Справа от царя сидел Эдди Мерфи в русской рубахе расшитой петухами в роли
Ибрагима Ганнибала и играл на гитаре негритянские песни.
- Ганибалка, - спросил царь, закуривая сигару, - нравится тебе моя жена?
- Очень нравится! - ответил арап, пощипывая струны.
- А мне нет! Не понимаю - чего в ней мама нашла.
Лопухина заплакала.
- Не плачь, дура, - царь протянул невесте сахарного петушка на палочке.
Лопухина взяла леденец и полизала.
- Сыграй мою любимую, - приказал царь Ганнибалу.
Ганнибал тряхнул головой и запел:
Ты ввергла меня
В горнило страданий
И я никогда не добьюсь своего
Так вертит двумя половинками задними
Перед озверевшим слоном ефиоп
Ефиопы, ефиопы
Львиное сердце, гордая стать
Ефиопы вертят попами
Чтобы мордами в грязь не упасть.
Петр поцеловал арапа в губы.
- Горько! Горько! - закричал пьяный Меншиков.
- Постыдись людей, бесстыдный! - осадила его Наталья Кирилловна.
- А? Что? Не понял, - сказал Меншиков.
Петр Первый с молодой женой Екатериной лежат на кровати под одеялом.
- Скучная ты, Екатерина. С тобой не интересно заниматься любовью. Как
будто ты не женщина, а лягушка. В тебе нет достаточто темперамента.
Екатерина заплакала.
- Не реви, дура, - царь сунул жене сахарного петушка. - На тебе...
Немного полежали молча. Царь курил сигару, а Екатерина грызла петушка.
- Табак куришь? - спросил Петр.
- Нет, - Катерина перестала грызть и с опаской посмотрела на мужа.
- Хочешь, научу? Хоть чего-то в тебе будет оригинального. Держи сигару.
Катерина осторожно взяла сигару и понюхала.
- Не надо нюхать. Кури давай.
Екатерина затянулась и закашлялась. Из глаз у царицы потекли слезы.
- Не реви, дура, - нахмурился царь. - Не могу я видеть эти женские слезы!
Напрасно я на тебе женился. Заниматься любовью не умеешь, курить не
умеешь. Только плачешь круглые сутки! Лучше я буду заниматься любовью с
другими веселыми женщинами. А ты сиди дома, курва!
Петр гуляет в Немецкой слободе. Рядом на стуле сидит его дядя переодетый
Папой Римским. С другой стороны сидит Ганнибал с гитарой. Напротив сидят
пять европейских послов.
- Господа послы, - сказал Петр, - вас сюда привезли для того, чтобы
совершить с вами обряд посвящения в подданные Всепьянейшего Папы.
Папа икнул и подмигнул.
- Это вот наш Всепьянейший Папа, который может выпить столько, сколько ему
нальют. Вы должны выпить с Папой по кружке водки и поцеловать
Всепьянейшему руку.
Послы недовольно загудели.
- Того, кто будет гудеть, - сказал Петр, - я посажу на кол за шпионаж!
Послы примолкли.
- Начинаешь ты, - Петр показал пальцем на греческого посла Папакириаку.
Папакириаку поправил на голове колпак с кисточкой.
- Хорошо, - сказал он и перекрестившись, выпил кружку водки и приложился к
руке Римского Папы.
Римский Папа похлопал его по щеке:
- Принимаю тебя, Папакириака, в общество Кловунов имени обезьяны Сеньки и
кабана Васьки. И нарекаю тебя новым именем Абрам Иваныч. Радуйся!
- Молодец, Абрам Иваныч, - похвалил посла Петр. - Видно, что православный.
А теперь ты, - он показал на польского посла.
Сигизмунд Пшавецкий сказал:
- Я отказываюсь! Этот варварский способ противен цивилизованному человеку
и нашему католическому вероисповеданию!
- Если я правильно понял это замечание, - ответил Петр, - наш польский
друг Пшавецкий хочет сказать, что мы, православные христиане, в отличии от
него - дикие свиньи! Это ты хочешь сказать, дурак?
- Нет, это я не имел ввиду.
- Если ты, краковяк, не имел это в виду, тогда делай, что тебе сказали. А
иначе... - Петр повернулся к Папе, - Всепьянейший папа придумает тебе
казнь. Что мы сделаем с Сигизмундом, если он нас обидит?
- Раз пан такой гордый, - предложил Римский, - давай будем надувать его
кузнечными мехами через дырку в заднице, пока он не лопнет.
- Молодец, Папа! Отличная идея!
- Так поступать нехорошо. Я буду жаловаться своему королю!
- Когда ты лопнешь, пузырь вонючий, ты навряд ли сможешь жаловаться своему
королю. А твой король пришлет нам нового посла. И мы его опять надуем.
Тащи, Александр, мехи, - сказал Петр Меншикову.
- Хорошо, я согласен. Я буду пить.
- Другое дело.
Сигизмунд с трудом выпил кружку и с противной гримасой поцеловал Папе
руку. Папа схватил Сигизмунда пальцами за нос и сказал:
- Нарекаю тебя Абрам Ильич. А что это, Абрам Ильич, у тебя нос такой
сопливый. Перед тем, как сесть за стол, Абрам Ильич, нужно сморкаться. Вот
смотри как нужно сморкаться, - Папа Римский высморкался в стоячий воротник
посла. - Вот как это делается. Радуйся теперь, кловун.
- Поехали теперь к бабам, - сказал Петр. - Там продолжим.
По дороге греческий посол Абрам Иваныч на ходу попытался из кареты
прыгнуть на лошадь. Абрам Иваныч попал под копыта и потом на него еще
наехало каретой.
Когда к нему подошли, Абрам Иваныч был уже мертвый.
Папа Римский снял шапку-ушанку:
- Жаль Абрама, хороший был кловун.
- Братья пьяницы, - сказал Петр, - мы не звери. Похороним кловуна Абрам
Иваныча, как подобает.
Абрама Иваныча погрузили в карету и повезли к женщинам. У женщин Петр
сказал:
- Кловун Абрам Иваныч ехал сюда по делу. Надо выполнить последнее желание
Абрама и дать ему такую возможность. Я пойду с Дусей. Александр с Клавой.
А с Абрам Иванычем займется Параша.
Спустя некоторое время все пили на веранде.
Покойный Абрам Иваныч сидел за столом, уронив голову.
- Усопший Абрам Иваныч, - говорил Петр, - был самым веселым греческим
послом.
- Обычно таких пентюхов присылают, - добавил Меншиков.
- Абрам Иваныч, - продолжал Петр, - лихо выпрыгнул из кареты на лошадь, но
не долетел. Он умер, занимаясь благородным делом - хотел нас как следует
насмешить. Мы очень благодарны Абрам Иванычу за его подвиг. Помянем
кловуна... Мы должны похоронить Абрама по-христианским обычаям, как
следует. - Петр поднял за волосы голову покойного и поцеловал его в лоб.
Аминь. Всем рыдать!
Девки и мужики зарыдали. Папа Римский ходил вокруг стола с рюмкой и пел
"Боже, царя храни".
