Тысячи раз я слышал, задаваемый разными голосами и на разный лад вопрос: «Что со мной будет?» И столько же раз я честно отвечал.
Сейчас я не мог ответить. Только не ей.
Тихо скрипнула дверь. Странно, но я совсем не слышал, как открылся замок. Неестественно большая тень загородила проход.
Не говоря ни слова, я повернулся, поднял саквояж и направился к выходу.
На проходе стоял толстяк-мэр. Лицо его было озабочено, по загоревшей, покрытой веснушками лысине перекатывались крупные капли пота.
Я подошел к двери, и толстяк поспешно отбежал в сторону, освобождая дорогу.
— Она не виновата, — почему-то я старательно прятал глаза. — Мне нужно отдохнуть.
Может только показалось, вздох облегчения вырвался из широкой груди. Все-таки это он предложил вызвать палача.
Я соврал… Первый раз в жизни.
Меня разместили в уютной комнате одного из домов для гостей. Чистая белая простынь приятно холодила тело. Шторы задернули, но в помещении было еще достаточно светло. От комнаты веяло уютом. Домом.
Я долго лежал с открытыми глазами. Почему-то вспомнился наставник Нелин. Единственный, кому удалось дожить до сорока. Для нас — почти старик. Его слова: «Изучая жертву, внимательно всматривайтесь в мотивы совершения преступления. Помните: по статистике, однажды убивший человек редко колеблется перед следующим убийством. В таком случае наказание — смерть».
Статистика. Но ведь и она иногда ошибается. Ошибается. Все ошибаются. Только не палач, ибо у него цена ошибки — человеческая жизнь. Часто не одна.
Мне очень хотелось, я надеялся, что в этот раз я ошибся. Я просто не мог себя заставить убить ее. Только не я и только не ее.
Вновь и вновь прокручивая ситуацию, я думал, поступил бы я так же, окажись на месте девушки другой человек. Мужчина. Мне хотелось надеяться, что да. Но я палач и я прекрасно разбирался в человеческих душах, в том числе и в своей собственной…
Может ли палач любить? Имеет ли право? Я никогда не слышал о подобном.
Когда за окном стемнело, я заснул.
Сплю я чутко. Нас специально учат, чтобы мы крепко спали, но я сплю чутко. Иногда ко мне приходят кошмары, и я просыпаюсь среди ночи в холодном поту. Непростительная слабость для палача.
На этот раз я проснулся оттого, что скрипнула входная дверь. Рука дернулась под подушку, где лежал взведенный пистолет. Рефлексы иногда сильнее нас. Особенно у палачей.
Это была она. Я знал, что это будет она. Знал — и боялся этого.
Джейн нерешительно переминалась на пороге.
— Можно войти?
От ее голоса у меня пересохло во рту, и я по привычке молча кивнул.
Девушка прикрыла за собой дверь, и комната вновь погрузилась в полупроглядный мрак. Она не зажгла свет, хотя прекрасно знала где выключатель. Я не собирался напоминать ей об этом. Некоторое время мы молчали, и стали слышны звуки ночного поселка за окном.
— Пришла сказать вам спасибо.
Я ожидал продолжения.
— Но вы же знали, видели, что сделала я. Я видела это вместе с вами. Почему же вы не сказали?
Странно, но в ее голосе слышалась мольба.
Второй раз в жизни я не знал, что ответить, поэтому так и ответил:
— Не знаю.
Услышав мой голос, Джейн неожиданно быстро подбежала к кровати. Под ее телом скрипнули пружины. Я часто дышал. Она дотронулась руками до моего лица, совсем как я несколько часов назад. Руки были холодными и дрожали.
— Со мной такое впервые. Я себя очень необычно чувствую. Я хочу отблагодарить тебя.
Она прижалась ко мне. Сквозь тонкую одежду отчетливо ощущалось девичье тело…
Мы лежали в кровати. Абсолютно обнаженные. Джейни тяжело дышала. Неожиданно она поднялась на локте и заглянула мне в глаза.
— Странно. Я даже не знаю, как тебя зовут.
— Руслан, — мой голос звучал глухо и я сам не узнал его.
— Руслан. Необычное имя. Что-то славянское?
— Тюркское. Был такой народ на древней Земле.
— Руслан, — она посмаковала слово на языке, — а… это твое подлинное имя?.. Я слышала, ни у кого из палачей нет матери.
— Матери есть. Просто мы их не знаем, чтобы, если доведется встретиться, в любом случае оставаться беспристрастным.
— Наверное это ужасно… то есть, я хочу сказать, не иметь семьи, не знать материнской ласки…
Я пожал плечами.
— Нас забирают еще детьми. Школа становится нашим домом, наставники родителями.
— Но это же неправильно. Бесчеловечно. Какое они имеют право! В конце концов, вашим способностям можно было бы найти другое применение, чем делать из вас… — она не смогла произнести этого слова.
— Палачей, — закончил я. — Кому-то нужно заниматься и этим. И потом, палачами становятся далеко не все телепаты, некоторые из них действительно находят применение в других областях.
— А ты? Почему стал ты?
— Меня никто не спрашивал. Всегда выбирают за нас. Как мне говорили, палач должен обладать обостренным чувством справедливости, не быть жестоким и уметь входить в чужое положение.
— Не быть жестоким? Странное требование для палача.
— В наших руках находятся человеческие судьбы и жизни. Разбирая то или иное противозаконное действие, мы должны всесторонне обдумать его, понять, какими страстями был движим преступник, что толкнуло его на это и главное: повторит ли он еще свое преступление.
— Выходит, вы не всегда убиваете жертвы?
— Это расхожее мнение, но оно ошибочно. На самом деле мы довольно редко прибегаем к высшей мере, и каждый такой случай пристально рассматривается Высшим Советом. В большинстве случаев достаточно другого наказания. Иногда это может быть лишение свободы, иногда принудительный труд, а иногда человек и так уже достаточно покарал себя. К каждому случаю, мы подходим особо и выбираем отдельную, наиболее приемлемую для данного индивидуума меру.
— А когда ты знаешь, что надо убить?
— Если этот человек становится опасным. Когда он уже не может остановиться, не контролирует себя. Наш долг — не только карать, но и ограждать прочих людей от преступников. Если нет другого выхода, такого человека мы убиваем.
Джейн некоторое время молчала.
— И как вы это делаете?
— Есть множество гуманных способов, если признать убийство гуманным. К тому же на разных планетах свои законы, — я полез под подушку и достал пистолет. — Вот хотя бы один из них.
Увидев оружие в моей руке, девушка испуганно отодвинулась. Одеяло с нее сползло, и в тусклом свете окна матово блеснула белая кожа.
— Это…
— Это пистолет, — сказал я. — Хочешь, возьми…
Джейн взвесила оружие на ладони.
— Тяжелый, — она уселась поудобнее, подобрав под себя ноги. Совсем как тогда… в комнате. — А как им пользоваться?
— Направляешь дуло на жертву и нажимаешь вот этот курок.
— И… это все?
— Да.
Джейн повертела его в руках, затем направила на стену и прицелилась.
— А ты… То есть я хочу сказать, тебе когда-нибудь приходилось убивать?
Я молчал.
— Извини, — спохватилась девушка.
— Все в порядке. Просто мне не доставляет удовольствия вспоминать об этом.
— А меня? Почему ты оправдал меня? Я совершила убийство. По вашим критериям, я заслуживаю смерти?
— Да, — я не мог врать ей. Только не в эту минуту.
— Но ты не сделал этого. Почему ты соврал? Насколько я понимаю, это не сойдет тебе с рук.
— Я не знаю.
— Как странно. Мы — палач и жертва — так спокойно разговариваем… Выходит, ты считаешь, что я опасна для окружающих, я могу убить еще раз?
— Можешь. Я знаю твои мотивы и понимаю их, но ты сможешь убить, если кто-то еще станет между тобой и золотом.
— Выходит, ты знаешь и про золото.
— Это было первое, что я прочитал у тебя в мозгу.
— И что ты намерен делать с этим знанием?
— Ничего. Вернусь домой.
— То есть на планету палачей. Где предстанешь перед Советом. Они также заберутся тебе в голову и прочитают все обо мне. В том числе и о сегодняшней ночи.
— У палача нет и не может быть личной жизни. Это наша сила и наше проклятие.
— А ты… я хочу сказать, ты не можешь скрыть?..
— Нет. Это бессмысленно. С моим желанием или против его, они все равно узнают все, что им нужно.
— А когда узнают, кинуться сюда, выполнять, что недоделал ты?
— Это их работа.
— И убьют меня.
— У тебя есть время. Ты можешь скрыться.
— И оставить все золото здесь. А вместе с ним и мечты о будущем. Чтобы скитаться бездомной собакой по всей Галактике!
Я молчал. Все, что зависело от меня, я сделал. Я дал ей шанс, и теперь только от нее зависело, воспользуется ли она им.
— Я так не могу.
Она не воспользовалась.
Дуло моего собственного пистолета смотрело мне в лицо, а изящный палец твердо лежал на курке.
— Я уже слишком много совершила, чтобы останавливаться на полпути.
Не было смысла отговаривать ее. Взывать к жалости. Я знал это. Я прочитал это в ее голове. Убивший раз с легкостью идет на повторное убийство. Но я сделал последнюю попытку.
