Хотя, с другой стороны, мало в каком месте он мог бы быть еще более защищенным…
— Что требуется от меня? — спокойно и серьезно спросил он.
И Карс так же спокойно ответил:
— То же, что и от нас всех: оберегать Ежи. А оберегать его можно по-разному, сам понимаешь… В том числе, и научив правильно работать с телом и мечом… Асси… Понимаешь, он не сможет. Его самого учили в родных горах… И это было жестко, как спарринг-партнер он не годится совсем. Я — тем более… Волчек просто не умеет, он у нас — вор и бандит, в прошлом, само собой. Но воспитывался не во дворцах, чтоб ты понимал… Ну а братишки… Их бы самих кто обучил. Они умеют по-своему, и хорошо умеют, но это не то, что нужно… Ежи. Мы бы, собственно обошлись и без твоих услуг, но если попался на пути… Зачем отказываться? Я про таких, как ты, только слышал, а видел всего раз… И там парень просто шатался, словно пьяный, но не падал, как ты.
— Другой уровень, — кивнул Дон, — их несколько.
— Да, я теперь знаю, — ответил Карс, — и хочу, чтоб ты научил… Нас всех. Всем пригодится. И даже Асси, хотя против его огня ничего не устоит…
— Почему вас так мало? — спросил еще Дон.
— А нам больше не требуется.
Дон кивнул и закрыл разговор.
Он услышал все, что хотел, выводы сделал.
И с той поры спокойно и методично выполнял свои обязанности. Молодой принц подавал большие надежды, впрочем, как и Волк. Степняки пока не успевали, были слишком деревянными, да и привыкли работать в тандеме, доверяя друг другу, словно самим себе. А по одиночке проваливались. Ассандр посматривал на тренировки, но пока что участия не принимал. Как и сам Карс, впрочем.
Но времени впереди было полно, до места назначения, небольшого гарнизона на северо-западной границе, была еще неделя неспешного пешего пути.
Почему вся компания не передвигалась на автомобилях, поезде или, на худой конец, лошадях, Дон не уточнял.
Хотят пешком идти, да и пусть.
Ему-то какое дело?
К нему за всю дорогу никто не пристал с расспросами о происхождении, прошлом, настоящем имени, и его это более чем устраивало.
После обеда, на котором все же, к радости ворчащего Волка, вместо похлебки, всеми признанной негодной, поджарили добытого в горах драконом козленка, Дон повалился на спину и прикрыл глаза.
Солнце слепило через сомкнутые веки, выбивая слезы.
Точно так же, как когда он смотрел на Мэсси…
3
3
— Что ты здесь делаешь? — надменный, холодный голосок заставил открыть глаза и лениво прищуриться на стоящего против света человека. Девочку.
Дон еще пару секунд тупо поморгал, сгоняя остатки сна, а затем, осознав, кто перед ним, пружинисто подпрыгнул и поспешно склонился в поклоне.
Дочь его господина, Мэссания Сординская. И что ей понадобилось тут, на заднем дворе, на крыше голубятни? Это ему впору спрашивать, что она здесь делает…
Но, конечно, Дон никогда бы не осмелился на подобный неуважительный вопрос.
Он просто еще ниже склонился, так, что уставился прямо на носочки вышитых туфелек девочки и пробормотал:
— Я тут… Это самое… Ну… — и, осознав, что слов голове категорически нет, потерянно выдохнул, — простите, миледи…
— Ты плохо умеешь говорить? — спокойно уточнила дочь господина, рассматривая его внимательно.
— Нет… То есть, да… Не знаю… Наверно…
Дон уже сам себя ненавидел за косноязычие, но почему-то нормально говорить не получалось. И смотреть тоже. Только на туфельки и подол белого, чуть уже испачканного платья.
— Ну… Ладно, — великодушно кивнула Мэссания, — я просто увидела в окне белую голубку… Она прилетела ко мне и села на подоконник… Такая… С хвостиком пушистым, словно веер…
— Вы хотите эту голубку? — пришел в себя Дон и поднял , наконец, взгляд на девочку. И опять замер, словно обухом по башке ударенный, опять не умея ничего сказать.
Нет, конечно, он знал, как выглядит дочь его господина, мало того, он даже помнил, как ее впервые вынесли на двор знакомить будущую госпожу с ее подданными.
Самому Дон тогда было года три, и его больше интересовал разноцветный хвост клювастого петуха, чем какой-то младенчик в пеленках, но все же кое-что запомнил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Да и его отец, мастер оружия при господине бароне Сординском, подхватил внезапно и посадил себе на плечи, крикнув:
— Смотри, сын, твоя новая госпожа!
Дон, ошеломленно и счастливо взвизгнувший, уцепился за волосы отца, чтоб не упасть, и послушно уставился на белый кулек на руках у госпожи баронессы.
Все вокруг чему-то радовались, хлопали в ладоши и кричали, и Дон тоже немного покричал и похлопал, сжимая шею отца, словно бока норовистой лошади.
После Дон иногда видел малышку в окружении нянек в господском саду или в общем дворе, но редко.
Ну, а затем ему вовсе стало не до рассматриваний других детей, потому что отец принялся за него всерьез.
И вот теперь он смотрел на девочку, светленькую, с кудряшками, вздернутым милым носиком и кожей, настолько белой, что хотелось ее потереть, просто чтоб понять, не фарфоровая ли? Как та посуда, которую очень берегла его мама и выставляла на стол только для редких гостей дома. Ну, и для господина барона, когда он пару раз заглядывал в дом своего мастера оружия.
Девочка смотрела на него строго, чуть поджав розовые губки и нахмурив светлые брови.
Подумала над его вопросом, а затем кивнула.
Дон посмотрел на летающих парой белых голубей в синем-синем небе, как-то сразу поняв, о ком говорила девочка, и, тоже нахмурившись, отрицательно помотал головой.
— Никак невозможно, ваша милость…
— Это еще почему? — сильнее нахмурилась девочка и капризно топнула ножкой, — я хочу ее! Я буду ее кормить и поить…
— Она… Ваша милость, она не сможет без своего голубка, — попытался объяснить Дон, и, видя, что девочка не понимает, подошел ближе и непочтительно тронул за белый локоток, поворачивая в нужном направлении и показывая, куда смотреть.
Голубь и голубка уже спустились ниже и теперь сидели на одной из крыш замка, совсем неподалеку, и миловались.
— Вон, смотрите… Они вместе, они друг без друга помрут…
Девочка смотрела на белую парочку, открыв рот, а затем перевела взгляд на Дона, подняла подбородок, чтоб заглянуть в его глаза. И Дон поразился, насколько голубые у нее радужки, практически как небо, в котором только что летали голубь с голубкой.
— Они… — девочка помедлила и продолжила шепотом почему-то, — они любят друг друга?
Дон не стал бы утверждать, что то, что сейчас происходит у голубей, можно назвать именно так, он вообще не особо понимал значение этого слова, но на всякий случай кивнул.
— И… — продолжила так же шепотом девочка, тревожно блестя глазами, — погибнут друг без друга?
Дон опять кивнул. Уже уверенней. И счел необходимым пояснить:
— Они, ваша милость, пару себе выбирают один раз и на всю жизнь…
— Как люди? — спросила девочка.
— Не знаю… — признался Дон, — у людей по-всякому бывает…
— А ты? — девочка стояла так близко, что он ощущал исходящий от нее тонкий, приятный аромат цветов из оранжереи господина барона, перемешанный с ванильными булочками, которые сегодня пекли на кухне к столу барона, — у тебя как будет?
— У меня? — задумался Дон, но всего на мгновение, а затем четко ответил, — у меня — на всю жизнь. Да.
Девочка, еще порассматривав его, кивнула и, развернувшись, молча пошла к лестнице.
А Дон стоял, глядел ей вслед, на то, как солнце облизывало золотистыми языками ее светлую макушку с ореолом пушистых волос, уложенных в легкие кудряшки, как колыхалась ее белая юбка… И не мог отвести взгляда…
— Эй, подъем, быстро!
Голос Волка, против обыкновения, совершенно не смешливый, а тихий и жесткий, вырвал из летнего, самого светлого сна, из того дня, когда Дон впервые заговорил с Мэсси… И впервые разглядел ее.
Дон открыл глаза, но прыгать не стал, сначала оценив обстановку.
