Всю ночь вокруг дуба, на котором расположилась стая, с треском падали деревья. Ночка выдалась бурной, но Вожак не открывал глаз, не сомневаясь в прочности дерева, собственноручно выбранного для ночевки. К тому же у него было самое удобное и безопасное место в уютной развилке, и он продолжал храпеть, сжимая в объятьях аппетитную самочку, даже когда упавший рядом дуб смахнул с ветки одного из членов стаи (его не досчитались только утром). Подчиненные Вожака тоже привыкли относиться к подобным неприятностям философски и во всем брали пример со своего шефа – хвала Дарвину, ночь прошла спокойно.
Но наутро, продрав глаза, стая убедилась, что их дуб одиноко высится среди лежащих вповалку деревьев, и лишь на горизонте виднеются редкие елки.
Зануда первым поднял несусветный шум, прыгая вверх-вниз по веткам, и своими воплями разбудил Вожака. Тот хекнул, хрюкнул, выпустил самку и первым делом поймал за шею проносившегося мимо паникера. Хорошенько тряхнув Зануду, Вожак испепелил его взглядом и только тогда соблаговолил посмотреть, что же произошло.
Увиденное ему не понравилось.
Стая терпеть не могла наземного передвижения, но на сей раз без него было не обойтись. До спасительных елок, вероятно, доберутся не все, кто-нибудь по дороге найдет приют в желудке саблезубого тигра, но таковы шалости естественного отбора, и не сидеть же всю жизнь на дереве, на котором нет ни яблок, ни орехов, ни бананов?
Как и положено руководителю, Вожак первым спустился на землю, подбодрил свой коллектив пламенным взглядом и призывным ворчанием (в переводе на членораздельный: «За мной, не бойсь!») – и привычно занял место в безопасной середине.
Делать нечего: усиленно принюхиваясь и шевеля ушами, стая принялась пробираться через древесные гекатомбы. Впереди двигались старые самцы, за ними – самки с детенышами, потом – нынешняя любимая самка Вожака и сам Вожак… Замыкала шествие зеленая молодежь.
Только у Вожака был геройский вид.
Всем остальным было явно не по себе, но больше всех трусил Слабак, считавшийся самым никчемным членом стаи. Он лишь чудом до сих пор не попал в зубы к хищнику, и у него единственного из взрослых самцов не было детеныша ни от одной самки. Попробовал бы он сунуться хоть к одной! Самки не жаловали его, они все поголовно были влюблены в Вожака. Да и дети от Слабака обещали быть такими же дефективными, как он сам.
Слабак прекрасно знал, что он слабак, поэтому принюхивался и шевелил ушами за троих, уверенный, что его-то первого и слопает саблезубый тигр. Хорошо Вожаку с такими кулачищами и зубами, а как дать отпор хищнику такому субтильному экземпляру, как он?
Слабак споткнулся о торчащий из земли сучок, в сердцах схватил сломанную ветку и что было силы долбанул по коварно сунувшейся под ноги помехе. Гнилой сук разлетелся в мелкие щепки, и Слабак впервые в жизни почувствовал к себе уважение – еще бы, раздолбать такую хреновину было под силу разве что Вожаку!
Возгордившийся Слабак захватил чудесную ветку с собой, хотя она все время цепляла сучьями тех, кто шел сзади, за что ему то и дело на чистейшем нечленораздельном языке обещали накостылять по шее.
Чтобы не злить своих нервных сородичей, Слабак на ходу очистил ветку от сучьев, превратив ее тем самым в палку и сделав такой удобной, узловатой и воинственной, что лапы так и чесались кого-нибудь ею огреть. Вот только ковылять на трех лапах, волоча палку в четвертой, было очень неудобно, поэтому Слабак в конце концов попробовал изменить три точки опоры на две, встал прямо, шагнул раз, другой, оперся на палку, снова шагнул… Это было ужасно интересно и необычно, но насладиться новыми впечатлениями Слабаку не дали.
Зануда злобно хлопнул его по затылку, Вожак, обернувшись, угрожающе заворчал в смысле: «Ты че делаешь, придурок? Я вот те поиграюсь!» – и Слабак перешел на более привычный аллюр. Но палку он все-таки не бросил и дотащил до самых деревьев, к которым, ко всеобщему удивлению, стая прибыла без потерь.
Вожак самодовольно хмыкнул и взлетел на ветку, остальные с радостным верещанием последовали за ним, только Слабак долго маялся внизу, пытаясь затащить на дерево свое суковатое сокровище. Но близкий рык саблезубого тигра заставил его бросить палку на произвол судьбы, и он последовал за сородичами, горько оплакивая свое потерянное могущество.
2. О том, как жизненный уровень стаи продолжал неуклонно понижаться
Злоключения стаи на этом не кончились.
Деревья теперь падали круглые сутки, и для обезьян вскоре стало привычным делом путешествовать по утрам в поисках уцелевших пальм и сосен. В таких скитаниях они проводили большую часть дня и иногда лишь к следующей ночевке ухитрялись-таки отыскать подходящий приют. Всем поневоле приходилось привыкать к новому наземному образу жизни, а это было ох, как нелегко!
Больше всех злился на новый распорядок дня Вожак. Он то и дело таскал за волосы подруг, отпускал подзатыльники всем, кто подворачивался под его начальственную руку, и нечленораздельно, но экспрессивно орал:
– Ну и жизнь пошла! Ни покоя, ни порядка, ни деревьев! О времена, о нравы!
Да, наступили тяжелые времена для тех, кто привык скакать по веткам и с них же срывать еду. Теперь еду приходилось выкапывать из земли или даже ловить, поэтому у всех были мозоли на лапах и настроение, прямо скажем, препаршивое.
Только Слабак умудрялся находить в этом бардаке светлые стороны: он получил возможность по целям дням не разлучаться с любимой палкой и усердно упражнялся в искусстве прямохождения. Азартно ковыляя то на двух, то на четырех, то на трех (подпираясь палкой), он в придачу наловчился выкапывать своим костылем вкусных мокриц и корешки.
Сородичи с презрением смотрели на выходки этого ненормального, но больше всего Слабака задевало пренебрежение одной очень миленькой самочки каштановой масти. Он попытался было продемонстрировать ей, как удобно при помощи палки добывать себе еду, но ему пришлось тут же улепетывать от нее со своим мокрицеуборочным комбайном в лапе.
Каштанка никак не желала понять, что ее удостоил вниманием изобретатель, новатор и гений. Ну ничего! Пусть на это уйдут годы и годы, но когда-нибудь Слабак докажет ей, что только он и никто другой – парень ее мечты!
3. О том, как Слабак наконец-то стал героем
И вот наступил вечер, когда стая так и не смогла отыскать подходящего дерева для ночевки. Впервые ей пришлось устраиваться на ночь прямо на земле – и, по мнению многих, это не лезло уже ни в какие ворота!
Вид Вожака, когда он укладывался среди высокой травы рядом с дежурной подругой, говорил о его чувствах яснее всяких слов: «Дожились, тигр меня задери! В мое время на каждую порядочную обезьяну было столько деревьев, сколько волос у меня на груди, а плодов на деревьях было столько, сколько у меня блох, и вот до чего мы докатились! До ночевок на голой земле! Все вырождается!»
Высказав все это одним-единственным пламенным взглядом, Вожак обнял покорную самку и захрапел так же зычно, как и тогда, когда стая спала в безопасности на высоких ветвях. А зря!
Едва его дрожащие подчиненные кое-как улеглись на траве (по краям самцы, самки с детенышами – в середине), как из темноты донесся угрожающий рык саблезубого тигра.
Тигр издалека услышал храп Вожака и принял его за рычание другого тигра, беспардонно вторгшегося на чужую охотничью территорию. Но, подойдя ближе, хищник с радостным удивлением обнаружил свою ошибку: никакого соперника не было, просто стая вкусных обезьян сдуру разлеглась прямо на земле.
Тигр радостно облизнулся и принялся не спеша выбирать себе ужин…
Как вдруг его ужин проснулся и поднял несусветный шум и гам.
Даже Вожак продрал глаза и принял участие в общем переполохе, с рычанием швыряя в тигра комьями земли. Самки, прижимая к себе детенышей, визжали, как визжат сейчас некоторые женщины при виде мыши, дети орали, самцы прыгали и кричали на тигра: «У-у! У-у! У-у-у!»
Тигру было абсолютно наплевать на этот обезьяний джаз-голл.
Облюбовав пухленькую аппетитную самочку, он не спеша направился к ней… Как вдруг случилось то, что никак не вписывалось в его представления об обезьянах.
Самый хиленький обезьяныш, на которого он даже не посмотрел, потому что смотреть там было решительно не на что, развязно подскочил к нему – подскочил на двух ногах, честное саблезубое! – и что было силы долбанул владыку саванны тяжеленной суковатой веткой по голове.
У тигра глаза полезли на лоб. Ошалев от такой наглости, он присел на задние лапы, мигом заработал второй удар – по носу, потом еще один – в правое ухо… После четвертого удара у него начисто пропало желание ужинать. Никогда еще тигр не видел, чтобы обезьяны вели себя так беспардонно! А вдруг этот, с палкой, бешеный, вдруг он заразный и заразил всю свою стаю? Не-ет, пусть кто-нибудь другой лопает такую некондиционную еду!
