Уяснив действительную позицию Запада в отношении целостности СССР — он ее в общем-то не скрывает, — легче понять странную логику многих поступков Президента СССР и правительственных решений. А «странностей» и «непонятностей» много.
Посмотрим на Украину в начале перестройки. В отличие от Прибалтики, Молдавии или Закавказья игра в националистический покер шла здесь совсем вяло, хотя Центр вздувал ставки. В феврале 1989 года Горбачев был в Киеве и там встретился с украинскими литераторами Иваном Драчем, Дмитро Павлычко и другими, большинство из которых являлись организаторами Руха. Встреча проходила в ЦК КПУ в присутствии второго секретаря ЦК Л.М. Кравчука. Писатели жаловались, что их движение, имеющее-де целью поддержку перестройки, подвергается критике в партийной республиканской печати, что его давят. Какие обещания дал Президент украинским литераторам, какие принял обязательства — неизвестно. Но в итоге писатели, как отметила «Правда», «поддержали проводимый курс на обновление всех сторон жизни советского общества». Рух стал действовать увереннее и наглее, его лидеры перестали скрывать многие свои цели. Поутихла критика Руха в украинской партийной печати, в то же время он получил мощного союзника в лице центральных средств массовой информации, в частности «Комсомольской правды», «Советской культуры», «Огонька» и других, с пониманием и сочувствием относившихся даже к откровенно националистическим и антирусским выпадам, в лучшем случае старавшихся их не замечать.
Горбачев же снискал благосклонность украинских сепаратистов, о чем свидетельствуют, например, высказывания председателя Руха Ивана Драча. По его словам, тот почти что украинец, высказывал глубокое знание украинской культуры, цитировал украинских поэтов. В частности, Драч подчеркивает, что Горбачев напомнил слова украинского поэта Малышко: «Украіно моя, мені в світі нічого не треба, тільки б голос твій чути і ніжність твою берегти». Узнали украинские литераторы, что тесть Горбачева Титаренко — «щирый» украинец, боготворивший украинскую книгу.
Все это, видимо, и навело Драча и его коллег по Руху на мысль, что украинолюбство Горбачева питается генетическими корнями, что Горбачев «наш» или почти «наш» и что есть возможность пробудить его национальное самосознание. Только в этом плане и можно истолковать выступление Драча на сессии Верховного Совета УССР в мае 1990 года, в котором он недвусмысленно призвал Президента служить украинскому делу. Не знаю, сохранилось ли это место в стенограмме сессии, транслировавшейся по украинскому телевидению, но автору этих строк, оказавшемуся в тот момент в Крыму, повезло увидеть и услышать этот сенсационный призыв. Драч начал с того, что приехал, мол, Горбачев в Канаду и встретил его там на аэродроме генерал-губернатор этой страны, украинец по происхождению Роман Гнатишин. И вот вместо того, чтобы сказать друг другу что-то свое, украинское, они встретились как два иностранца. Так хватит-де украинцам укреплять чужие империи, надо создавать собственное государство. Драч говорил эмоционально, но совершенно серьезно, и нет никаких оснований обвинять его в сумасшествии или фиглярстве.
Впоследствии Драч, правда, на время разочаровался в Горбачеве, почувствовав себя обманутым (или же обманувшимся), и опустился до грубых выпадов в адрес Президента и его супруги. Не следовало бы повторять эти выпады, но приходится, ибо они проливают свет на характер отношений Президента с украинскими сепаратистами, на запутанные игры, в которых каждая сторона старалась другую надуть. На втором съезде Руха осенью 1990 года, то есть примерно через пять месяцев после призывов к Горбачеву национально пробудиться и строить соборную Украину, Драч выдал следующее: «Горбачев встретился с Миттераном в Киеве — и Русь (так он в последнее время, видимо, глубже познакомившись с историей, иногда именует Украину) снова у нас отнимают, вырывая наше историческое сердце, бросая его под ноги новой императрице, у которой в Чернигове недавно умер отец, любивший читать «Кобзаря» и писавший по малороссийски Титаренко».
Ключ к раскрытию затемненного смысла высказывания — употребление слова «по малороссийски» вместо «по-украински». В словоупотреблении нынешних сепаратистов: малоросс — презрительная и уничижительная характеристика украинцев, не разделяющих оголтело националистическую идеологию руховцев и причисляющих украинскую культуру к общерусскому древу. Как раз за два месяца до публикации указанного выступления Драча в «Литературной Украине» появился трактат махрового националиста Е. Маланюка «Малороссийство», где говорилось: «Что же такое малоросс? Это тип национально дефективный, искалеченный психически и духовно, а впоследствии временами и в расовом отношении». По сути, Драч обвинил Горбачева и его семью в генетическом предательстве. Но все это говорилось между строк, для «своих».
И все же идея использования Горбачева для создания самостийного украинского государства основательно завладела умами украинских сепаратистов. Один из наиболее умеренных и уравновешенных деятелей Руха академик И.Ю. Юхновский, на всех перекрестках доказывающий, что Украина пропадет, если не отделится в самостийное государство, выступая на учредительном съезде Партии демократического возрождения Украины, поставил вопрос так: «Есть ли для Горбачева место в содружестве независимых государств? Собственно не только в содружестве, потому что оно будет не сразу, а в процессе создания такого содружества. Работы по реализации этого процесса хватит на всю жизнь, и Горбачев стал бы гигантом мировой политики. Тут и проблема разгосударствления союзной собственности. Ибо все, что в пределах наших границ, наше — и транспортные артерии, и энергопроводы, и военное производство… Чтобы все это осуществить с наименьшими издержками, необходим Горбачев». Яснее не скажешь.
Надежды оправдались: Центр фактически обеспечил самостийщикам зеленую улицу. Учитывая, что украиноязычная (и русскоязычная) партийная и советская печать муссировала в основном тему верности социалистическому выбору и лишь время от времени огрызалась на совсем уж дикие выпады Руха, сепаратистская националистическая печать получила монополию на пропаганду идей, на заполнение возникшего идеологического и духовного вакуума. Пропаганда же общерусской исторической памяти — более чем трехсотлетнего совместного существования малороссов и великороссов в едином российском государстве, их обоюдного и часто равнозначного участия в создании русской культуры и еще многого другого, которая быстро бы все расставила на свои места и показала бы всю нищету сепаратистской идеологии и философии, — такая пропаганда практически не велась. На нее, надо полагать, ни Центр, ни ЦК КПУ не дали санкции. Не случайно главным объектом ударов сепаратистов был не марксизм-ленинизм (напротив, почти все украинские писатели все время били поклоны Ленину), а русская идея, русская культура, русский язык и даже русский народ, как мы это дальше увидим. Националистическая ложь и клевета в так называемых перестроенных, а на деле оголтело сепаратистских органах печати достигла беспредела. Жовто-блакитная публицистика соревновалась с ядовито-желтой публицистикой Центра. Любая же попытка поставить зарвавшихся самостийников на место немедленно квалифицировалась как великодержавный шовинизм и даже русский фашизм.
Прикрывшись перестроенными лозунгами и авторитетом центральных изданий (заняв просепаратистскую позицию, эти органы деморализовали тех, кто мог бы выступить против националистической лжи), Рух воскресил все националистические и сепаратистские мифы и даже попытался внедрить в массовое сознание антирусские и антиправославные стереотипы. Была не просто реабилитирована, но превознесена униатская церковь как якобы единственная носительница истинно украинского сознания. Были объявлены национальными героями Мазепа, Петлюра и даже Бандера. Был воскрешен желто-голубой флаг, придуманный для украинцев (тогда русин) Галиции разведкой Австро-Венгрии.
И все же одних самостийницких усилий, даже поддержанных Центром и Горбачевым, оказалось недостаточно для того, чтобы дестабилизировать обстановку в республике, которую местные и центральные «прорабы перестройки» окрестили Вандеей. Избранный в мае 1990 года в сложной политической обстановке Председателем Верховного Совета УССР В. Ивашко, ставленник, как тогда думали, номенклатуры, прочно держал украинский руль. Он и его платформа пользовались поддержкой и корпуса депутатов, и большей части населения Украины. И вот в сложнейшей политической ситуации Ивашко вдруг совершенно неожиданно избирается в июне заместителем Генерального секретаря ЦК КПСС, то есть фактически отзывается в Москву. Он сдает высшую государственную должность на Украине, сдает реальную власть, чтобы выполнять функции в структуре, которая архитекторами перестройки всячески оттирается от власти, явно дышит на ладан. Об этом Ивашко, конечно, не мог не знать, и тем не менее поехал в Москву. Свет на эту весьма странную историю в некоторой степени проливает заявление бюро ЦК ЛКСМ Украины «О политической ситуации в республике», в котором, в частности, говорится: «Заявление Председателя Верховного Совета УССР Ивашко В.А. об отставке мы не можем расценивать иначе, как не до конца продуманный и безответственный шаг, ведущий к усугублению политического кризиса и ослабляющий конструктивный потенциал парламента республики».
