Такое положение объясняется, во-первых, одаренностью русского народа, его особой способностью к научно-техническому творчеству. Поэтому даже на тех научных и технических направлениях, где велик процент национальных меньшинств, решающие открытия и важнейшие разработки делают именно русские. Во-вторых, национальная интеллигенция республик концентрируется в основном в гуманитарных и выгодных специальностях. Этот перекос заметен даже на Украине и в Белоруссии (преимущественно в западных областях). Для национальной интеллигенции, кроме того, характерен феномен купленных и «блатных» дипломов, в том числе об окончании технических вузов, добываемых исключительно ради престижа, так что множество нацменов по окончании вузов идут на базары, спекулируют или просто лоботрясничают. Те же, кто идет в технику, на производство, это часто лица без связей, влиятельных родственников и денег, что типично, например, для Средней Азии. Эти люди вынуждены и добросовестно учиться, и работать над собой, и интегрироваться в русские или русскоязычные коллективы. Следовательно, не только по своему расселению, но и по своей роли — ведущей — русские (и прежде всего русские Российской Федерации) объективно выступают глазным агентом, главной движущей силой трансформаций в стране.
Другой момент. Настроившись на глубокие реформы, корпус архитекторов перестройки должен был обратить внимание и на ту часть народа, которую перестройка больше всего затронет, по которой она ударит в первую очередь, на тех, кому придется переквалифицироваться, менять место жительства и т.д. То есть подумать о той части населения, которая станет главным объектом отрицательных последствий реформ и в первую очередь понесет их издержки. Опять-таки в силу особенностей исторического развития, в данном случае уже так называемого «советского времени», этой частью населения тоже являются русские. По сравнению с другими народами у них гораздо выше доля традиционного рабочего класса, поскольку русские, с одной стороны, больше всех других раскрестьянились, стали «индустриальным», урбанизованным народом, с другой — последние 20-30 лет коммунистическое руководство страны по разным причинам, в том числе с целью самосохранения, проводило политику сдерживания социального развития русской нации, ограничивая ей доступ к высшему образованию, в аспирантуру, к творческим профессиям. В итоге индустриальные комплексы в Средней Азии, Прибалтике и некоторых других республиках обслуживаются в основном русскими и часто доля лиц коренной национальности в местном рабочем классе составляет ничтожный процент самодеятельного населения. Вместо того чтобы поощрять участие коренного населения в индустриализации своих республик, по крайней мере, наравне с русскими, например, соответствующей политикой цен на сельскохозяйственную продукцию, интернационалистское руководство СССР предпочитало использовать труд русских рабочих, превращая их в коллективный объект эксплуатации местных феодально-коммунистических кланов.
Любое рационально мыслящее правительство, понимающее жизненно важные интересы страны, разрабатывая программу глубоких социально-экономических реформ, обязательно продумало бы вопрос о поддержке и сохранении реальной социальной базы этих реформ, их главного рычага — научно-технической интеллигенции. А она в нашей стране исключительно русская или русскоязычная. Во-вторых, необходимо было обеспечить реальные социальные гарантии и даже социальную защиту главному объекту негативных последствий реформ (безработица, смена специальности, места жительства и др.) — рабочему классу, — а он тоже русский или русскоязычный. Правительство, какое бы оно ни было, никак нельзя обвинить в иррациональности или даже в голом невежестве в перечисленных проблемах. Архитекторы и прорабы перестройки, конечно, знакомые с западной социально-политической литературой (в специзданиях, закрытых переводах и т.д.), прекрасно знали, что основной прирост национального богатства, рост производства, производительности труда в эпоху научно-технической революции дает интеллектуальный труд, трудовая деятельность научно-технической интеллигенции. Это они прекрасно знали. Другое дело, как они понимали интересы страны — их легко, очень легко спутать со своими собственными …
Здравый и честный выбор верхов настоятельно требовал, чтобы всем советским народам было прямо объяснено, что в современную эпоху передовой класс — это научно-техническая интеллигенция, самая образованная и квалифицированная часть общества, сознающая долгосрочные интересы страны. Надо было честно признать, что все послеоенные годы орден коммунистов совершал бессознательную ошибку или сознательное преступление против собственного народа, когда ввел на поступление интеллигенции в свои ряды процентную норму. Нужно было обратиться к рабочему классу и честно сказать все как есть. Что он никакой не гегемон, и последние 20-30 лет особенно — это ему так льстили, чтобы и дальше оставалась у власти олигархия бездарностей, серостей и льстецов. Что на Западе численность рабочего класса неуклонно сокращается и, кроме того, до двух третей тамошних «работяг» — это негры, мексиканцы, арабы, турки и т.д. Что русский рабочий класс, если он не хочет превратиться в разновидность негров в собственной стране, должен учиться и учить своих детей. Правительство должно было как можно скорее разработать специальную программу социальной адаптации и трансформации рабочего класса превращения его в новый класс инженерно-технических работников —этот процесс стихийно совершается на Западе и в Японии в последние 20-30 лет. Это было бы также важнейшим делом по преодолению демографического кризиса русского народа — через качественный рост его социального статуса и благосостояния.
Корпус архитекторов перестройки ничего подобного не сделал не пожелал опереться на наиболее передовые слои общества: на научно-техническую интеллигенцию, на инженеров, конструкторов, разработчиков, техников, квалифицированных рабочих — то есть на наиболее здоровую и способную часть русского народа, населения СССР вообще.
Вместо того чтобы поставить научно-техническую интеллигенцию на подобающее ей место в обществе и начать выводить ее из положения полунищего слоя, ей фактически было предложено решать свои профессиональные и материальные проблемы в совместных предприятиях или еще лучше за границей. Тем же, кто не в состоянии этого сделать, в качестве компенсации предлагалось в нищете радоваться демократизации, человеческим правам, свободе и т.д. Характерно, что, хотя с самого начала перестройки открыто был взят курс на капитализацию страны, правительство не удосужилось принять широкой программы подготовки менеджеров и предпринимателей из числа российских научно-технических специалистов, особенно молодежи, которые могли бы положить начало цивилизованному предпринимательскому классу. Вместо этого правительство явно отдавало предпочтение готовым бизнесменам из мира теневого капитала, открыто взяв курс на его легализацию, в частности через кооперативное движение.
Что касается рабочего класса, то ему была с самого начала уготовлена роль негров, овец, которых будут стричь и транснациональные корпорации, и южные теневики, и местные мафиози. Чтобы подсластить пилюлю, средства массовой информации развернули пропагандистскую кампанию, имеющую цель убедить «работяг», что иностранные владельцы будут им платить больше. В России начали гораздо интенсивнее, чем прежде, насаждать обывательский культ «страны чудес» — «Америки без проблем» — государства всеобщего процветания.
В республиках выездные кремлевские эмиссары (А.Н. Яковлев и другие) целиком и полностью бросили научно-техническую интеллигенцию, то есть главным образом русских и русскоязычных, на произвол судьбы, вступив в союз с националистическим руководством (в Прибалтике, Молдавии, некоторых других республиках) или с националистической оппозицией (на Украине и в Белоруссии). Правительство вступило в союз с литературной и художественной националистической богемой, люмпен-интеллигенцией и разного рода неудачниками, страдающими отсутствием иммунитета к реакционно-утопическим идеям, против современных прогрессивных, передовых слоев, которые только и могут двинуть страну вперед. Как понимать этот парадокс?
Понимать можно только так, что план перестройки, разработанный заокеанскими службами, предусматривал предварительное расчленение Советского Союза на множество мелких, политически бессильных государств и регионов. Теоретическую основу перестройки в числе других новомодных западных теорий составляли леворадикальные концепции нового мирового порядка, согласно которым главным механизмом стремительного экономического развития является не национальное государство, а транснациональные агентства — компании, банки, совместные предприятия и т.д. Советское государство (а позднее — Российское), традиционно выполнявшее важнейшую экономико-строительную функцию, стало просто не нужно, более того, оно мешало, и суверенизация республик означала на деле передачу суверенитета из Центра в наднациональные мировые и региональные органы — совещаниям Семерки, Трехсторонней комиссии, Международному валютному фонду, ЕЭС, НАТО и т.д. Транснациональная монополия должна была стать главным агентом экономической модернизации на пространстве, которое раньше было СССР, а еще раньше Россией.
