Пожилая женщина, запоздало обнаружив смерть своего товарища по несчастью, издала полный оглушающей горечи вопль – мой костюм даже счёл его воздействие негативным, понизив громкость звука в наушниках – но тут же замолчала навсегда, пригвождённая к земле ещё одной короткой очередью.
Спокойно разобравшись со второй целью, Кирилл уже навёл орудие на следующую мишень, когда в поле зрения моих сенсоров вдруг появилось неожиданное движение. Небольшое тепловое пятно – едва заметное в окружающих разводах пламени – отделилось от ближайших развалин и рванулось к центру площади. Ещё секунда – и в нескольких метрах перед бронёй Кирилла появился ещё один выживший. Облачённый в подпаленную шинель, армейский шлем с противогазом и плотную кожаную пелерину, он встал напротив огромного механического исполина храбрым маленьким портняжкой из детских сказок, расставив руки в стороны и высоко подняв скрытую под сплошной маской голову.
– Остановитесь! – приглушённый противогазом голос одинокого солдата разнёсся по площади настоящей взрывной волной, колыхнув языки беснующегося пожара и заставив нас, имперских чистильщиков, одновременно вздрогнуть в своих металлических скорлупках. – Зачем?! Зачем вы это делаете?!
Сразу три тяжёлых огнемёта, вхолостую сплюнув по огненному облачку, устремили свои жерла в сторону отважного безумца, но Кирилл движением руки остановил своих подчинённых. И повернул голову в мою сторону, с немым укором отметив ту нерешительность, что приковала меня к одному месту.
– То, что вы творите – это настоящее бесчинство! – продолжал кричать солдат, срывая голос и шумно глотая воздух из плохоньких дыхательных фильтров. – Военное преступление! Вы… Вы же чудовища!
Кирилл по-прежнему держал руку чуть приподнятой, и я с удивлением начал понимать, что раскрытая ладонь его латной перчатки даже не дрогнула, не сжалась в массивный кулак – явный приказ для атаки единственной цели.
– Мы ведь ничего не сделали вам!.. Ничего! – сорвав с лица противогаз, нежданный оратор тут же закашлялся и рухнул на колени, давясь слюной, словами и жгучим дымом.
– Забавно, – голос Кирилла, ещё мгновение назад разносившийся над всей пылающей деревней, вдруг стал тише и как будто бы несколько спокойнее. – Нас пытается обвинить в чём-то человек, который прятался всё то время, когда его родной дом сжигали дотла.
Заострённый спереди шлем командирского костюма Кирилла – красный, с белоснежной звездой на лбу и выступающим вперёд плоским рогом-антенной – разделился на несколько частей и, подобно убегающей сквозь пальцы воде, быстро скрылся за головой пилота.
Кирилла нельзя было назвать ни молодым, ни старым. Он был воином – человеком без возраста, научившимся убивать примерно в том возрасте, когда другие дети только начинали осваивать радости познания жизни. Выцветшие белые волосы командира были тронуты сединой, а густые брови цвета грязного пепла располагались над узкими серыми глазами парой разномастных болотных островков. Подбородок Кирилла, испещрённый старыми шрамами, был покрыт грубой щетиной – и от неё, насколько я помнил, наш ведущий не мог отказаться даже на приёмах в высшем обществе.
Вслед за гладким шлемом начали расползаться и остальные пластины брони Кирилла: мощный нагрудник, ряд защитных пластин, формирующих брюшную полость, и мудрёные механизмы ног, почти полностью привязанные к системе громоздких поршней.
С некоторым усилием высвободив ноги из подвижных креплений, Кирилл шагнул из напичканной электроникой туши механического чудовища и, спустившись по стопам гиганта как по надёжной лестнице, ступил на озарённую половиной цветов спектра сухую землю.
В своём чёрном костюме пилота, буквально пронизанном отверстиями для подключения к нервным окончаниям и скрытыми проводами, наш командир вовсе не казался особенно внушительным противником: плотно сбитый, но узкоплечий, он напоминал неумеху-простака из сельской местности, чем, наверное, не раз внушал своим врагам ложное чувство безопасности. И в этот раз противостоящий нам солдат не был слишком уж впечатлён: поднявшись с колен, он растерянно огляделся по сторонам, полагая, что его обманывают, и настоящий лидер чудовищного отряда прячется в другом самодвижущемся доспехе.
– Ты ведь спрятался, – крупный палец Кирилла указал прямо в центр груди растерянного вояки. – Скрылся с глаз, оставив своих родных и близких на произвол судьбы. Но всё-таки пытаешься что-то говорить о военных преступлениях?..
– Но…
– Таковы все вы, – командир отвёл тяжёлый взгляд. – Ничтожные, мелкие лицемеры. И растите таких же! – он окинул взглядом сжавшихся чуть поодаль детей. – Поэтому мы и существуем. Поэтому существует Империя – чтобы вычистить вашу поросль с лица этого материка. Гнать до дальних его берегов ту малую толику трусов, что выживет после главной чистки – и сбросить их в море.
– Вы не… не посмеете! – солдат растерял всю свою геройскую стать. Разговаривать с обезличенным вооружённым механизмом ему было проще, чем выслушивать монотонную речь презрения от такого же простого слуги своего отечества, воспитанного по совершенно другим законам и понятиям. – Это ведь… бесчеловечно!
– Речь и не идёт о людях, – Кирилл задумчиво поджал губы, глядя собеседнику прямо в полные слёз глаза. – Мы говорим о тебе подобных. И не более.
– Вы будете наказаны за своё высокомерие…
Усмехнувшись, Кирилл посмотрел в мою сторону. Он всем своим видом выражал насмешку и презрение, уничижающий сарказм – не облеченный в слова, но всё равно очевидный – по отношению к храброму воину этой маленькой республики, по вине голого случая попавшей под сапог грядущей войны.
– Нет такой силы, что могла бы нас наказать, – промолвил командир скорее для нас, немых слушателей этого разговора – и почти сразу же выстрелил, даже не взглянув в сторону цели.
Это был росчерк. Мгновение. Ещё секунду назад Кирилл стоял свободно и расслабленно, опустив руки вдоль тела – и тут же в ладони его вдруг оказалась рукоять персонального пистолета. Короткая вспышка, грохот – и республиканский солдат откинулся назад, рухнув наземь мешком, полным костей и мяса.
– Подумать только! – Кирилл всплеснул руками, расплываясь в счастливой улыбке. – Я думал – сорвусь раньше… Не выдержу! Марк, друг, ты посмотри – это ведь младший офицер! Настоящий! И вот, посмотри!..
То и дело озираясь на меня, командир нагнулся над убитым солдатом и, повозившись с ремешками, снял с его простреленной головы красивый форменный шлем с пазами для пристёгивания противогаза. Поддев шлем на кулак, Кирилл просунул палец в пулевое отверстие и, самодовольно улыбаясь, снова посмотрел в мою сторону.
– Мой старший сын – Николас, ему семь, ты мог запомнить – как раз просил меня привезти с войны шлем убитого лично мной офицера! С пятнами крови внутри и всем таким. А я целый день потратил, пытаясь ему объяснить, что моё оружие – то есть пушка «Возмездия» – обычно разносит головы людей в клочья, как гнилые овощи! Бум! – он несдержанно рассмеялся. – И ошмётки! А тут такая радость – дурак в настоящем боевом шлеме сам позволил всадить ему пулю в голову!
– Это… Очень здорово, – неуверенно отозвался я, ощущая странный дискомфорт. Как будто бы всеобщее внимание – не только взгляды членов команды зачистки – выставляло меня в каком-то дурном свете, и от него хотелось скрыться как можно скорее.
– Просто потрясающе, да? – широко улыбаясь, Кирилл обвёл взглядом остальных участников рейда, но те не поддержали его энтузиазм и сохранили сухое молчание.
Продолжая с удовольствием рассматривать трофейный шлем, командир быстро вытянул руку с пистолетом и, не целясь, пальнул в затылок тихо молящемуся мужчине – одному из выживших, про которых, как мне казалось, он должен был уже начисто позабыть.
Дети завизжали почти одновременно. Возможно, от неожиданности, но, как мне показалось, скорее от пугающего осознания подступающей смерти. Они, возможно, даже не знакомые толком с этой концепцией – в единый момент познали её со всех возможных сторон: видели гибель других людей, наблюдали за агонией выжженной земли и чувствовали на своих затылках дыхание замогильного холода.
– Знаете, в чём разница между нами и вами? – с размеренным безразличием произнёс Кирилл, отвлёкшись от созерцания шлема и сделав несколько шагов в сторону сжавшихся в комочки выживших детей. – Мной и вашими мёртвыми мамочками-папочками… Эта разница – здесь! – он указал дулом пистолета на собственную грудь в области сердца, не заботясь о том, что насмерть перепуганные ребята боялись даже взглянуть в его сторону. – Ваши родители были ничтожными трусами – и пестовали такую же двуногую мразь себе на замену! Каждый из них пёкся только о собственной шкуре – и вот что получилось!
