после этого пойла боюсь не добраться до рынков местных, — Эйден втянул воздух сквозь зубы, после серьёзного глотка. — А мне бы тоже пополнить запасы трав. Наварю нам толкового снадобья, без него верхом не усидим. Уж я точно.
— А ты не спеши, это ж не пиво. Потихоньку, со вкусом, прочувствуя глубокую полынь. М-м-м… мне порой хочется именно такого. Чувствуешь, Юи? — Артефактик чуть наклонил стакан, девушка пригубила, легко облизнула тонкие губы, кивнула. — Вот. Чудесный собеседник. И до местных рынков мы доберёмся, не сомневайся. А кое-что и сюда принесут. Отправлю известить о моём… о нашем прибытии. Будем в меру надутыми гостями, держать верную осанку, но не смотреть свысока. Пару томов Адэлиса я уступлю за бесценок, скорее для контакта. Наберём дорогих мелкозернистых сталей, окислительных, легирующих присадок — уже за серебро. Нужно будет найти добротную крепкую повозку, ведь даже Желток не утащит на спине всех прелестей, которые я планирую привезти к карсам. В Редакаре так же несложно найти достойные камни, ювелиров здесь ненамного меньше, чем кабаков или борделей. Немного животных материалов, рога, зубы, чешуя и плавники — ведь тут хватает всего морского, сардийцы стараются. Травы, разумеется, тоже. И прелесть в том, что не придётся бродить по пояс в болоте или карабкаться на замшелые скалы, аптекарям гильдии можно доверять, снабдят чем надо, даже почти не обвесив.
Солнце почти село. Подвязанный занавес, чуть обрамляющий вид с балкона на гавань, окрасился странно глубокой синевой. Где-то у воды кричали чайки. По булыжникам мостовой изредка громыхали деревянные колёса. Приглушённые звуки просыпающегося борделя едва доносились сквозь массивные перекрытия.
— Местный деловой дух, — начал Эйден задумчиво, — как бы это сказать… вдохновляет. Настолько, что за освежающим ароматом морской соли и будоражащими нотками девичьего пота угадывается обман.
— Или мерещится. — Артефактик смотрел выжидательно.
— Да, или мерещится обман. В глуши Эссефа, в дыре, именуемой То́хмой… в действительно диких чащах — нечеловечески хищные дельцы жрут друг друга, казнят, пряча по безвестным сугробам и полыньям. Так холодно и расчётливо, рассудительно, безжалостно. А здесь — смотрите-ка. Атласная кожа, — он потёрся щекой о голое плечо Уны. Та, вопреки ожиданиям, не хихикнула. — Чистые постели, высокие потолки, надёжные гильдийцы, роскошь и благоденствие. Может, именно это мне и мерещится? Или то была звериная суть северян, не бросающая тени за границы лесов?
— Ишь, как заворачивает, — тепло улыбнулся Аспен, подмигивая молчаливой Юи. — А ещё пойло пойлом ругал. Это ведь не вопросы, а так… копошение мыслей. Вялое, тёмно-тревожное, всё больше пьяное. А лёгкий налёт цивилизации не меняет той, запомнившейся тебе, сути. Да и здесь, рискну предположить, мы видим лишь отлично обученный, вышколенный персонал. Особенное узкопрофильное ремесло. И того больше — витрину этого ремесла. — Маг нежно провёл тыльной стороной ладони по изящной линии подбородка девушки. — И посему — предложу не тратить попусту время и настроение. Лучше налей. Всем… всем только пойдёт на пользу.
На пользу действительно пошло. Эйден успокоился, забылся. Уткнувшись лицом в мягкие прелести Уны, приподнятые корсетом. Вдыхая сладко-терпкий запах её кожи, он почти не слушал товарища, продолжающего рассуждать… или рассказывать о чём-то важном. Поначалу искав покоя в лёгких объятиях, его руки всё более живо и жадно гуляли по молодому телу. Смешки и застенчивые попискивания звучали всё чаще, напоминая игру свирели озорного сатира. После третьего стакана вдруг подумалось, что терпеть нет ни сил, ни смысла. Он поднял чуть извивающуюся красавицу на руки и пошёл, не хромая, обратно к широкой кровати под балдахином.
Аспен же ничуть не расстроился и даже не смутился. Продолжая неторопливо, обстоятельно вещать о перспективах сардийского флота в водах Леммаса, он сдержанно жестикулировал, будто на сцене, как бы подчёркивая тонкость собственных суждений. Юи, кивая, опустилась на колени. Ловко орудуя изящными, очень белыми руками, освободила оратора от лишней одежды. Маг содействовал её благим начинаниям, не спеша гладя по затылку сильной рукой и, разумеется, не прерывая повествования.
Ночь выдалась тёмной, низкие тучи скрадывали просторы огромной притихшей гавани. Если днём, под ярким солнцем, в городе стояла небывалая жара — то теперь стены и мостовые совершенно остыли, а свежий весенний бриз задувал с моря. На низком столике горели две масляные лампы, отгоняя тьму совсем недалеко. Эйден, сидя в своём кресле, с теплотой вспоминал все расцелованные веснушки Уны. А Аспен, наконец наговорившийся вдоволь, молча покручивал в руке курительную трубку из бриара.
— У-у-у… — Прервал молчание Эйден, в задумчивости отодвинув пустой стакан. — Слышишь, собаки воют?
— Слышу.
— На волков похоже.
— Немного.
— Немного… А что там? — кивнул он на трубку. — Лучшая собеседница угостила?
— Да, но я не стал. Просто мундштук интересный, из корня вереска. Горячий, горький. Я сам делал такие, но похуже. Давно.
— А-а… Я тоже тут всякое вспоминаю. Может абсент твой или обстановка способствует.
Аспен кивнул, выражая готовность слушать.
— В Эссефе, в январе вроде, припёрли меня волки в дубраве. Сначала также, как тут — только и слышал, что скорбный вой вдалеке. К полудню уж кружили, к земле припадая, за пятьдесят шагов. Я пробовал разное, не всё получалось, холодно, руки слушались плохо. Решил тогда снова «прыгнуть», сильная техника с печатями крови, р-раз и за мили, и опасность позади, и снова живым ушёл… Так думал, надеялся. И боялся. Не зря. Хоть до того однажды и получалось, но теперь не вышло, ошибся где-то или просто неверно силы оценил, но шваркнуло меня о ствол так, что с минуту в глазах темно было. Очухался, во рту кровь, всё двоится, зубом на тот дуб сплюнул. А волки подтягиваются, рысят. Во… слышишь?
— Да.
— Я ж и говорю — ну точно, как эссефские волчары, вой — аж мурашки по загривку. Подхватил я, значит, ветку. Одну из тех, что лбом посшибал, наверно. Кое-как поджог, со страху ярко вышло. Отогнал самого жадного, даже палью завоняло. Тут-то меня и вывернуло. Не люблю, понимаешь, дух палёной шерсти с некоторых пор. Потом ещё лучше распалил, костёр сложил. Костры. Так и жёг два дня кольцом вокруг себя, чуть не полдубравы спалил, брови вон только отросли. Не спал, не ел, думал — скоро всё. Думал, в лесу и останусь. А нет… Не скажу, что прогнал серых, просто ушли вдруг, может наскучило, может дымом дышать надоело.
— А Бездну не пробовал? — Спросил Аспен, всегда особенно интересовавшийся
