– Двести!
– Хм... А не много ли? Ведь это 20 000 сестерциев[29]. Послужное жалованье легионера преторианских[30] когорт!
– Вот пусть твои преторианцы и доставляют сведения из сердца дакийского царства! Я сказал – даки дадут мне в десять раз больше!
– Почему же ты не служишь дакам?
– Потому что я – языг и ненавижу их не меньше твоего, римлянин!
– Хорошо!.. Ты получишь двести ауреусов!
– Нет, Процилий! Ты дашь нам двести пять золотых монет. За тайну и два десятка быков, которые пасутся невдалеке. И тогда мы будем в полном расчете.
Римлянин махнул рукой.
– Пусть будет так. Завтра пригони скотину. На воротах сдашь любому центуриону. Будь здоров!
Сарматы сложили и спрятали деньги. На выходе подняли мечи и футляры луков. Квестор шел следом.
– Маний! Проводи наших друзей. Скажи интендантам, чтобы отмерили два модия[31] ячменя для их лошадей.
4
Легат[32] Нижней Мезии[33] Лаберий Максим мылся в бане. Блаженно зажмурив глаза, раскинулся на теплой мраморной скамье. Раб осторожными движениями мял располневшее, но все еще мускулистое тело господина. От бассейна, обложенного полированными гранитными плитками, волной поднимался нагретый воздух. Соседний – с холодной водой – был неподвижным, как зеркало. Наместник перевернулся на спину.
– Помягче у шеи, Бато!
– Да, патрон!
Девять лет назад дакийская стрела впилась в оголенную шею префекта легиона Лаберия Максима, разорвав мышцы над ключицей. Зажившая рана ныла в ненастные дни, острой болью отзывалась на каждое неосторожное движение. Пальцы раба нежно прихватывали податливую плоть. Кожа краснела, делалась упругой и гладкой. Хлопки ладоней бодрили и нежили одновременно.
– Будет... будет!
Максим бросился в горячий бассейн. Взметнулась вода. Бато спрыгнул следом – еще каскад брызг. Теперь он тер господина шероховатой александрийской губкой. Веки Максима потяжелели. Он обмяк, сидя на средней ступеньке. Струйки пара курились над его плечами и головой.
В мыльню вошли двое рабов. Один поставил на столик флаконы с сирийскими благовониями. Другой положил на скамью у входа полотняную тунику и белую шерстяную тогу с широкой красной каймой[34].
– Всеблагие лары[35]! Что может быть лучше дома и мира, Бато?
Банщик не ответил, продолжая методично чистить пятки патрона. Того бросило в жар. Сердце забилось часто и гулко. Наместник отстранил раба, набрал в легкие воздух и погрузился с головой. Вылез и не раздумывая бросился во второй, холодный водоем.
– Отлично! – воскликнул он и выбрался наверх. Слуга накинул на плечи хозяина льняное покрывало. Вытер. Сбрызнул душистым составом из сосудов. Подал тунику. Заколол тогу, строго уложив складки. Присел. Зашнуровал на лодыжках высокие замшевые сапоги.
В сопровождении Бато посвежевший, благоухающий Лаберий Максим прошел через зал-атрий в столовую-триклиний. Здесь уже была приготовлена легкая еда. Печеный хлебец, сыр, горсть маринованных маслин и кубок критского вина. Пятидесятилетний наместник легко опустился на ложе. Потянулся к подносу. Передумал. Трижды стукнул в гонг маленькой медной булавой. Феаген вошел, словно ждал за занавеской.
– Слушаю, патрон.
– Что у нас на сегодня?
Секретарь поджал губы.
– Первое. Из Дробеты и Транстиерны прибыли корникулярии[36] от Паулина и Супера. Посыльный Супера просит принять его в первую очередь.
– Проси сразу после трапезы.
– Квинт Помпедий Фалькон префект V Македонского легиона сообщает, что дезертировал солдат из охраны арсенала. Его искали, но не нашли. Видимо, беглец ушел за Данувий[37].
Оливковая косточка полетела на пол.
– Тьфу! Из арсенала что-нибудь пропало?
– Дезертир унес только свое оружие.
– Еще?
– От Фалькона же. В кастре V Македонского все бараки покрыли черепицей и замостили камнями не только дороги декумануса и кардо, но и переулки между кварталами. Префект лагеря жалуется на сбои в поставках зерна и масла. Не хватает бронзы и железа для гвоздей. При межевании земли под Димумом убит некий Теренций Либон.
– Я прикажу тебя высечь! К чему мне этот вздор?
– Как будет угодно светлейшему. Но хочу заметить, что этот Либон в прошлом – ветеран Девятой Преторианской когорты. Его друзья уже подали жалобу на имя патрона Дело может получить широкую огласку.
– Юпитер[38] и Фортуна[39]! Не хватало только судебного процесса. Займись делом сам, Феаген. Отыщи виноватых и как можешь успокой крикунов.
Легат нервно оттолкнул от себя блюдо с сыром.
– Я же просил не пичкать меня всякой ерундой! Меня интересуют вести из Рима Здоровье императора, вот что занимает подданных в период всей жизни! Почему до сих пор не прибыл Андротион?
– Презид[40] может не беспокоиться. У Андротиона есть еще два дня.
– Два дня! За два дня сигнальные факелы военных постов передадут известия три раза вокруг всей империи, клянусь Меркурием[41]!
– Через два дня здесь будет Андротион с самыми свежими новостями, – твердо повторил секретарь.
Наместник вдруг успокоился.
– Да помогут ему Фортуна, Термин[42] и Меркурий! Ступай, Феаген, и приведи ко мне в таблин[43] гонца Публия Супера!
Правитель Нижней Мезии покинул триклиний и направился в рабочий кабинет. Безмолвный раб-галл пододвинул хозяину светлое ореховое кресло. Руки сенатора властно легли на подлокотники.
Послышались четкие уверенные шаги. Занавеси колыхнулись, пропуская в помещение рослого плечистого воина. Корникулярий префекта Транстиерны был замызган грязью и выглядел усталым. Проконсул сразу обратил внимание на укороченные до икр галльские брюки на посланце» «О времена! О нравы! Вот и сыновья Ромула[44] одевают варварские штаны. Хотя, попробуй проходи в здешних краях без них хоть одну зиму».
– Публий Антоний Супер препозит[45] II когорты, префект кастра Транстиерна Марку Либерию Максиму говорит: Salve!
«Какой голос! Все-таки это истый римлянин» несмотря на варварский наряд. Клянусь водами Арверна[46]. Проконсул указал на скамью перед собой.
– Садись.
Вестовой опустился на самый краешек. Выпрямил спину.
– Имя? Откуда родом? Сколько лет в войсках?
Голос легата, обычно жесткий, изменился. В нем появились нотки участия.
– Авл Цециний Либер. Родом из Пизы. Фламиниевой трибы.
– Пизанец. Значит, немного этруск, как и твой великий земляк Вергилий?
– Все римляне немного этруски, совершеннейший.
– А ты, оказывается, философ, Авл, – живо откликнулся сенатор. – Что ж, ты прав.
Но ни мидийцев земля, что всех богаче лесами,Ни в красоте своей Ганг, ни Герм от золота мутный,Все же с Италией пусть не спорят; ни Бакрия с Индом.Ни на песчаных степях приносящая ладан Панхайя[47], –
процитировал он ни с того ни с сего и нахмурился.
– Сколько лет на службе?
– Семь лет, презид!
– Звание?
– Бенефициарий[48] доблестного Антония Сапера.
– Где донесение префекта? Что он велел передать на словах?
Легионер вскочил, расшнуровал бок панциря, извлёк оттуда чуть сплющенную кожаную трубку-цисту, на черной бечевке болталась оловянная печать.
– Лично в руки презида! Устно сказано, что донесение чрезвычайной важности и требует немедленного принятия решения.
Лаберий Максим взял письмо, положил на стол. Хлопнул в ладони. Появился тот же раб-галл.
– Беровист! Проводи корникулярия в нашу баню. Думаю, она не успела остыть. Дай ему чистую одежду и поесть, – и, обращаясь к Либеру, добавил: – Отдохнешь, а завтра отправишься обратно. Vale.[49]
– Vale, светлейший!
Мелькнул полированный назатыльник шлема.
Оставшись один, легат изящным письменным ножичком вскрыл коробку, срезал печать, вынул узкий длинный лист папируса, развернул и погрузился в чтение. По мере того как он читал, лицо его делалось мрачнее и мрачнее. Резкая поперечная складка легла между бровями.
«Легату Нижней Мезии Марку Лаберию Максиму, проконсулу, сенатору, привет!
Затри дня до октябрьских нон (5 октября) в лагерь Транстиерны прибыл один из наших друзей в Дакии. По его словам выходит: Децебал готовится к новой войне. Дезертиры из наших войск находят у царя даков самый радушный прием. Ветеранов и декурионов из них он ставит начальниками своих косматых отрядов. Наставники-римляне или солдаты вспомогательных частей обучают варваров легионному строю. Под Тапэ у Децебал а есть уже два сформированных легиона из даков. Они не только вооружены щитами, испанскими мечами, шлемами и панцирями, но и имеют положенное легиону число баллист и скорпионов. В горах Тибуска и Берзовии даки строят метательные машины, а потом переправляют аппараты своим воинам в Тапэ и на стены Сармизагетузы. За последний год послы от германских квадов и маркоманнов[50] дважды побывали у дакийского царя.
