А уж когда она овдовела… Фраза: «Мы, Лодзиевские» звучала в их доме не реже трех раз в неделю. Собственно говоря, Лодзиевским-то был отец Андрея, тоже Андрей, только Анатольевич, известнейший советский архитектор. Судьба словно ворожила ему: в самые трудные времена он, чистокровный поляк, аристократ, никогда этого не скрывавший, равно как и не желавший вступать в партию, был обласкан всеми властями, с которыми ему довелось работать.
Андрей Анатольевич, тогда еще — Анджей, родился в начале века в Варшаве, но перед самым началом Первой мировой войны родители надумали перебраться в Россию. Им казалось, что там их состояние и их единственный сын и наследник будут в большей безопасности, нежели в Польше, по которой любая европейская война проходила безжалостным катком. Четырехлетним ребенком Анджей оказался в Москве, и этот «варварский» город, с его «сорока сороками» пестрых церквей и лабиринтом узеньких переулков показался ему какой-то очередной сказкой.
Но через несколько лет сказка превратилась в кошмар. Обстреливали Кремль, по улицам ходили страшные бородатые люди в солдатских шинелях и матросских бушлатах, прислуга разбежалась, роскошная барская квартира на Остоженке то и дело подвергалась нашествиям каких-то ревизий и комиссий. Правда, в Польше, по слухам, было еще хуже. Решили кружным путем добираться до Франции, где осталась богатая и влиятельная родня, но тут свалилась новая напасть: тиф.
Мать Анджея, ослабевшая от всех испытаний и переживаний, умерла всего через три дня, почти сразу впав в беспамятство. Ей, признанной польской красавице, которой не исполнилось еще и тридцати лет, и в голову не приходило, что жизнь может быть такой жестокой, грязной и холодной.
В шестнадцать лет она, Юзефа Понятовская, богатая невеста, встретила не слишком родовитого, но уже знаменитого и состоятельного архитектора — Анатоля Лодзиевского, и через несколько месяцев, сломив сопротивление сановной родни, вышла замуж. Вопреки всем предсказаниям, брак был очень счастливый, но наступившее время не благоприятствовало семейному благополучию…
Где похоронили мать, Анджей не знал — сам был в беспамятстве, как и его отец. Но обоим каким-то чудом удалось выздороветь и даже добраться до Киева, где вот-вот должна была начаться нормальная жизнь. Но она все не начиналась и не начиналась, а потом главным стало — найти средства к существованию, поскольку Франция с ее банком, где хранилась большая часть состояния Лодзиевских, все еще была недосягаема.
А потом… потом Лодзиевскому-старшему расхотелось рисковать жизнью ради призрачной возможности снова стать богатым аристократом, и он тихонечко стал устраиваться в немного похожем на Варшаву городе, благо поляков там было предостаточно. Нашлись заказчики, появилась мастерская, сын пошел в школу, где получал хоть и бесплатное, но сравнительно неплохое образование. Остальному он обучал его сам, а в начале тридцатых отправил в Москву получать уже высшее образование, поскольку юноша явно был более чем талантлив.
В следующий и последний раз Андрей увидел отца на его похоронах. Сердце старого аристократа не выдержало одиночества, бессмысленных требований всевозможных начальников, начала чего-то непонятного, темного и страшного, надвигавшегося на страну. Оказалось, что быть дворянином — смертельно опасно. А еще оказалось, что своей смертью Анатолий Лодзиевский избавил сына от клейма «сына ссыльного». Против этого был бы бессилен любой талант.
Зато, похоронив отца, Андрей с чистой совестью писал во всевозможных анкетах о том, что он — круглый сирота, что родители скончались не в эмиграции или в ссылке, а где положено, и что родственников у него вообще не имеется — ни близких, ни дальних. И даже о том, что родился в Варшаве, не упоминал: сделал местом своего рождения Москву. И та в долгу не осталась.
Когда в середине тридцатых годов студент последнего курса архитектурного института получил первое место на конкурсе проекта дворца культуры для одного из московских районов, никто и представить себе не мог, что этот проект случайно попадется на глаза самому главному человеку в стране. И что проект этот будет абсолютно соответствовать его собственному вкусу, хотя он мало что смыслил в архитектуре. Но это случилось — и молодой архитектор начал делать совершенно фантастическую карьеру, став тем самым исключением, которое подтверждало общее правило.
Андрей Анатольевич был лауреатом всех мыслимых премий и кавалером многочисленных орденов, его проекты неизменно завоевывали первые места и золотые медали на различных конкурсах, столица была (и по сей день) обязана ему несколькими десятками монументальных сооружений, спроектированных, кстати, с отменным вкусом, и посему оказавшимися как бы вне эпох и модных архитектурных течений. На зданиях, спроектированных в мастерской Лодзиевского, стояла как бы незримая печать избранности, элитности, что особенно почиталось номенклатурой во все времена.
И в личной жизни все складывалось превосходно: в тридцать лет Андрей женился на красавице-украинке, жившей с ним в Киеве по соседству. Когда он уезжал учиться в Москву, он оставил голенастого, невзрачного подростка, о будущей привлекательности которого говорили только огромные черные глаза с длинными ресницами. А через десять лет, оказавшись в Киеве по служебным делам, Андрей Анатольевич забрел к бывшему своему дому и навстречу ему выбежала…
В общем, Марина всегда любила своего соседа, так что предложение руки и сердца приняла с восторгом. Сыграли свадьбу, молодые уехали в Москву, а через год с небольшим Марина, беременная своим первенцем, уехала рожать к маме с папой, чтобы не отвлекать вечно занятого мужа от важной работы. Ребенок должен был родиться в начале августа, в середине июня Марина Лодзиевская в одноместном купе международного вагона отправилась в Киев. Точнее, 16 июня 1941 года…
Возможно, это покажется странным, но Андрей Анатольевич практически не пытался выяснить дальнейшую судьбу своей супруги и ребенка. Он считал, что жена предала его, бросила, не посчиталась с тем, что оставляет в этом мире совершенно одного. К тому же ее родители — когда-то довольно зажиточные крымские помещики, а потом — просто скромные служащие, явно должны были обрадоваться избавлению от ненавистных «Советов и декретов».
Когда Андрей Анатольевич после войны попал в Киев, то обнаружил, что был, в общем-то, прав. Новые жильцы кое-что поведали о судьбе его бывших родственников. Они знали, что пожилая супружеская чета с дочерью и младенцем-внуком уехали в Крым, «в свое имение под Гурзуфом». Там следы потерялись навсегда: искать каких-то Гайченко Андрей Анатольевич не собирался, а если ребенок выжил и носит их фамилию, а не его… Значит, так судьба сложилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
