— Пусть Кочерга не думает, что это дело рук какого-нибудь одиночки. Ему мстит организация!
Горе
Раскаленные солнцем обломки пекарни обжигали лицо и руки.
Луис лежал в потайном своем месте и рыдал, нисколько не заботясь о том, что его могут услышать. Никогда прежде он так не плакал, хотя поводов для слез было немало.
Полчаса назад Луис беззаботно шагал домой, предвкушая, как выложит на стол перед матерью две монеты по кордобе каждая. На вопрос, откуда деньги, расскажет, как его попросил какой-то чиновник помыть машину. Помыть так помыть! Луис никогда не отказывался от работы... Мать обязательно кивнет, выслушав его рассказ: «В отца работящий, молодец! Мы хоть и бедные, но не лентяи. Для нас всякая работа в радость!» Она всегда так говорит, когда кому-нибудь из Веласкесов удается заработать хоть кордобу.
Но как же он ошибался, воображая этот разговор! У своего дома Луис увидел толпу мужчин и женщин. Из распахнутой двери рвался вопль матери и хриплый, нараспев, голос отца. Луис еще не успел сообразить, что к чему, как подскочивший Четага выпалил:
— Луис, брата твоего убили!.. Энрике... В канаве у бензоколонки нашли.
На мгновение Луису показалось, что земля качнулась под ногами. Он даже присел, чтобы не упасть, и зажмурился.
— Его застрелили, Луис. В голову и в спину стреляли. Но сначала били... Он весь в крови, Луис! Весь в крови, весь...
И тогда какая-то сила подхватила Луиса и понесла сюда, на развалины, подальше от людей, от сочувствующих взглядов, от жуткого крика матери.
Энрике... Он был старшим из детей в семье Веласкесов. Это он учил Луиса никогда не унывать и не давать себя в обиду. Хотя самому доставалось лиха. Луис знал, что Энрике связан с революционерами. Он и Роберто познакомил с сандинистами. Луис верил, что когда-нибудь старший брат познакомил бы с сандинистами и его.
Несколько дней назад агенты охранки убили журналиста Педро Чаморро10. На его похороны пришли сотни людей. Энрике на похоронах выступил с речью...
От бессилия и обреченности перед страшной и беспощадной силой, убившей Педро Чаморро, Энрике и многих других людей, Луису снова стало ужасно горько. Он опять приник к камням и судорожно всхлипнул.
Луис, наверно, долго бы так пролежал на развалинах, если бы не Четага. Четага растормошил его.
— Не плачь, Луис, — успокаивал Хуан. — Ты же сам учил никогда не показывать врагам слезы...
— Врагам я не покажу. — Луис утер лицо ладонью и сел на камень, стряхнул пыль с рубашки и шорт. — А ты мой друг...
— Я за твоего Энрике отомщу! — Хуан подскочил, будто змея его укусила. На смуглом скуластом лице сверкнули пронзительно черные глаза. — Я сомосовцам столько колес проткну!..
Луис ничего на это не ответил.
— Ты что, не веришь мне? — Хуан аж взвизгнул.
— Не в этом дело, — тихо сказал Луис. — Кайман11 никогда не станет ящерицей, даже если будет жить только на суше... Можно сто колес проткнуть, сто витрин разбить, а сомосовцы не перестанут зверствовать... — И вдруг его прорвало. Он заговорил страстно, потрясая кулаками перед носом оторопевшего Четаги: — Их надо уничтожать! Надо всем подниматься на борьбу, всем, понимаешь! Поодиночке они с нами расправятся, как с Энрике... И бороться надо не только шилом и камнями, понимаешь?..
Неприятности Гомеса
Густаво Гомес — шпик со стажем. Не первый год служит в охранке. Много подпольщиков выследил! Много смутьянов учуял его нос! И хоть район у Гомеса неблагонадежный, а сумел-таки навести здесь порядок. За то ему честь и хвала, прибавка к жалованью и личная благодарность от шефа, капитана Диаса.
Район, где работает, вернее, шпионит Густаво Гомес, крайне опасный для правительства. Он так и докладывал начальству: крайне опасный! Живут здесь рабочие, мелкие лавочники да крестьяне, бежавшие из провинции в поисках заработка. Ненадежная публика. Смутьяны! Бунтари!.. Больших трудов стоило Гомесу воцарить тут покой. Только надолго ли?
С некоторых пор почувствовал Гомес, что-то неладное творится вокруг него. Нет, с виду все благочинно. Ни демонстраций, ни налетов на полицейские патрули. Бойко торгуют базарчики и лавки. Прихожане аккуратно бывают в церкви. По утрам толпы рабочих в синих комбинезонах осаждают автобусы и автофургоны, которые везут их на фабрики. А вечером те же толпы безмолвно растекаются по улочкам и переулкам. Но только стал Гомес замечать, как дерзко смотрели люди на солдат и полицейских. Сколько в этих взглядах было ненависти! И еще, как казалось Гомесу, уверенности, что с диктаторскими порядками скоро будет покончено. Откуда эта дерзость? Откуда непокорность, которую Гомес так старательно искоренял?
Нашел! Он нашел, отчего осмелели люди. От листовок! Грязных, недостойных бумажек, порочащих власть.
Листовки клеветали на правительство, на всех, кто беспрекословно исполнял свой долг. Они звали на борьбу с честными и порядочными гражданами. Такими, как сеньор Гомес.
Листовки появлялись каждое утро на самых бойких местах. Гомес замечал, как люди жадно читали листовки, как светлели при этом их лица и сжимались кулаки. В такие минуты ему становилось жутко. О, дорого бы дал Гомес, чтобы узнать, кто мутит воду! Причем странное дело: листовки написаны детской рукой! Что это, уловка сандинистов? Или ученики местной школы их пишут? Во всяком случае, кто бы они ни были, злоумышленников надо найти. И поскорее! Так приказал сеньор капитан. А слово у капитана твердое. Лоб расшиби, а приказ исполни!
Занятый невеселыми думами, Гомес шагал домой, задумчиво приглаживая пальцем нафабренные усы.
День клонился к закату. Сырая дымка потянулась с озера12. Гудки автомобилей становились приглушенными, а голоса женщин да крики детей, напротив, громче.
Вдруг Гомес остановился, пораженный открывшейся картиной: на противоположной стороне улицы на матово-белой стене особняка сеньора Родригеса, владельца кафетерия «Дубы», нахально кричала черными метровыми буквами надпись: «Долой Сомосу! Да здравствует СФНО!». Гомес заметил, как вдали мелькнули и скрылись в кустах две мальчишечьи фигуры. Один из мальчишек нес в руках банку. Другой...
«Другой в шортах... — лихорадочно припоминал шпик второго злоумышленника, торопясь в кафетерий «Дубы» к телефону. — Шорты!»
— Алло, дежурный?! — сипел Гомес, прикрывая трубку ладонью. — Дежурный! Здесь ноль шестой. Срочно вышлите наряд к «Дубам». Задержать двух мальчишек!
— Приметы? — Голос дежурного неприятно проскрипел в трубке.
— Один с жестяной банкой. Другой... — Гомес смешался, пытаясь вспомнить цвет шорт. — Другой в шортах...
— С банкой и в шортах... — недовольно пробурчал голос в трубке. — По таким приметам сам черт их не отыщет! Ладно, ждите наряд.
Через несколько минут полицейский наряд уже обшаривал все закоулки, но злоумышленники как сквозь землю провалились.
И Гомесу становилось не по себе при мысли о предстоящей встрече с капитаном Диасом.
Митинг
Бойцы СФНО захватили в Манагуа радиостанцию «Радио Мундьяль» и призвали к вооруженному восстанию...
Каратели жестоко расправляются с мирным населением. По неполным данным, убито около 10 тысяч человек...
Партизаны перешли в наступление на обширной территории страны...
Из сообщений газеты «Баррикада» за сентябрь — ноябрь 1978 года.
Луис Альфонсо Веласкес.
Антигосударственная деятельность:
Сентябрь — ноябрь 1978 года. Расклеивал антиправительственные листовки на автовокзале, в районах Мирафлорес и Метросентро... В Центральном парке «Рубен Дарио» распространял антиправительственную газету «Баррикада»...
Из полицейского досье.
В актовом зале университета царило непривычное оживление. Студенты, устроившись прямо на полу, писали плакаты и транспаранты. Затем развешивали их по стенам. На сцену выдвинули трибуну, украсили ее кумачом. Принесли микрофон и динамики.
Готовился митинг.
В полдень к университету начали стекаться люди, большей частью молодые рабочие и студенты. Они шли в актовый зал, не обращая внимания на наряды полиции, окружившие университетскую площадь.
Луис узнал о митинге от брата. Узнал случайно. Накануне к Роберто приходили его друзья, и Луис услышал, как, прощаясь, Роберто шепнул одному из них:
— Встретимся завтра на митинге в университете...
В тот же день Луис собрал своих друзей на развалинах пекарни.
— Что случилось? — едва переведя дух, спросил Четага. — Мы с Профессором бежали, будто за нами гналась бешеная собака. Отец говорил, ты дважды приходил. Обязательно, говорил, хотел меня увидеть. И Виалеса.
