не стоил мне легких – то ли из-за отсутствия регулярного спорта, то ли потому, что меня вымотала погоня. Когда я наконец добрался до последней ступеньки, рубашка насквозь пропиталась потом, а туалет стал нужен по прямому назначению. Мне пришлось побегать по этажу, прежде чем обнаружить его. Но в тот самый миг, когда я потянулся к двери и уже хотел повернуть ручку, на мое плечо легла миниатюрная ладонь. От ужаса я взвыл в голос:
– Да что, что вам надо, а?!
Я посмотрел на девушку, стоящую ко мне вплотную. Ее круглые глаза на полностью скрытом маской лице вдруг приняли форму полумесяцев. От этой улыбки стало еще тревожнее: чего она смеется?
– Ну привет, Ким Сынчжун!
Ненормальная женщина в черном потянулась к уху и сняла маску. У меня перехватило дыхание.
Это была она.
Та, которая бросила меня четыре года назад в аэропорту. Та, которая нанесла мне самую глубокую за все мои отношения рану.
Та, кого я любил больше всех. Моя первая настоящая любовь.
Она примкнула к феминисткам из «Мегалии» и теперь стояла передо мной.
2. Лучше бы она не появлялась
– Ты почему удираешь? Преступление совершил?
– Так что ж ты сразу не заговорила? Сначала угрожающе глазами сверлишь, а потом еще и следом гонишься!
– Я решила, что обозналась, а потом пригляделась и поняла, что это ты. Хотела заговорить, а ты как припустил!
Объяснение звучало вполне убедительно, поэтому возразить мне было нечего. Я вдруг почувствовал себя усталым, нелепым и еще бог знает каким – не выразить словами. Разумеется, я не исключал возможности такой случайной встречи, но кто бы мог подумать, что произойдет она при таких обстоятельствах. И что я предстану перед ней таким.
Это так странно. Почему сегодня впервые за долгое время мне вдруг вспомнились события четырехлетней давности? Может, мне напомнили о ней женщины в черном, проходившие за окнами кафе? Ведь когда я в последний раз видел ее в аэропорту четыре года назад – точнее, когда я посчитал, что видел ее в последний раз, – она тоже была с ног до головы в черном.
Все это было так неожиданно и так обескураживающе, что, когда она стянула маску и с горькой усмешкой сказала: «Слушай, я так гналась за тобой, что даже есть захотела! Угости-ка меня курицей!» – я даже не удивился ее наглости.
Только вот разве мы в тех отношениях, чтобы улыбаться и изображать дружбу? Иногда, когда я думал о ней, мне казалось, что сердце разорвется, а она… В голове кружился ураган мыслей, а ноги сами вели ее в популярный ресторанчик неподалеку.
Так мы и оказались за одним столом. Лицом к лицу.
– Ну и жара!
Она сняла кепку – и подстриженные под каре волосы упали на щеки. Когда мы встречались, ее волосы были ниже плеч. Зато аккуратные черты лица, которые я теперь мог разглядеть, совсем не изменились. Они казались чуть более зрелыми – все-таки ей вот-вот будет тридцать, – но юношеская прелесть никуда не делась, а полное отсутствие макияжа лишь усиливало это впечатление. По правде говоря, она и раньше не красилась ярко. Может, из-за и без того хорошей кожи, а может, потому, что умела лишь подводить глаза, да и то одним способом, которому ее научила подруга. Как по мне, ей этого хватало, чтобы быть привлекательной.
– Да уж, не думала я, что мы с тобой вот так встретимся! Ты что, не рад меня видеть? – Пока я переводил дыхание, она, похоже, пыталась скрыть за болтовней неловкость.
– Ну, рад… – Разумеется, весь спектр чувств, которые я испытывал, слово «рад» не передавало.
– Что нового? Сколько лет-то прошло?
– Ну, года четыре? Да что нового… Работаю, да и всё.
– Целых четыре года? Вот это да! – Она с преувеличенным удивлением загибала пальцы то так, то эдак.
– Ну а как ты? Чем занимаешься?
– Литературным редактором работаю.
– В издательство устроилась?
– Да, только в последнее время хочу уволиться и работать на себя.
– Понятно. Я тоже ужасно хочу уволиться.
А ведь в те времена, когда мы встречались и готовились к выпуску из университета, нам казалось, что любая работа, которая подвернется, – это уже везение. Люди меняются.
– Что ж, здорово. Ты всегда хотела работать в издательстве.
– Да, но только теперь поняла, что в этой сфере не все так безоблачно. А как ты в Америку съездил? Понравилось там?
При слове «Америка» былые чувства, усыплённые легкой, свойственной старым друзьям беседой, закипели с новой силой. Даже не знаю, сколько раз за прошедшие годы я пересказывал друзьям за выпивкой, как страдал из-за нашего разрыва, как был подавлен, насколько это меня травмировало. Как одиноко мне было в первую ночь в Америке, в незнакомой тесной комнатушке. Но я даже представить не мог, что у меня будет возможность поведать об этом самой виновнице.
– …Да так…
– Как «так»?
– Не хочу об этом говорить.
– Почему?
Почему?!
Я не поверил своим ушам, когда она как ни в чем не бывало задала этот вопрос.
– Ты еще спрашиваешь?
Но она, похоже, считала, что с нее взятки гладки. Она округлила глаза, будто правда не понимала, о чем речь.
– А что такого? Почему мне нельзя поинтересоваться?
– А разве ты имеешь на это право после того, как бросила меня, прислав одно банальное сообщение? А?
Она промолчала.
– Ты хоть знаешь, насколько тяжело и больно мне было из-за тебя? И теперь ты объявляешься и как ни в чем не бывало задаешь такие вопросы. По-твоему, это какая-нибудь встреча выпускников?
От собственных слов я весь покрылся мурашками и ощутил, как по щеке скатилась слеза. Да что же за день сегодня, в самом деле?! Что вообще со мной случилось? Сижу, лью слезы в «курином» ресторане, куда ходят солидные работающие люди. Чувствуя себя жалким и несчастным, я украдкой вытер щеку.
Она молча наблюдала за мной, а потом буквально взревела:
– Так кто тебя просил уезжать?
– ?..
За долю секунды слезы наполнили ее глаза и тут же полились ручьем.
– Ты ведь сам решил уехать, несмотря на то что я умоляла тебя остаться! Думаешь, у тебя одного тут душевная травма? Ты вообще представляешь, каково было мне?
Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Я так опешил, что мои слезы мигом высохли.
– Слушай… – Я понятия не имел, что делать, и положил ладонь ей на плечо.
– Не трогай меня! – грозно бросила она, вывернувшись из-под моей руки, и продолжила плакать.
Мне оставалось лишь сидеть и молча смотреть, как она рыдает. Бессердечная женщина. Как еще назвать человека, который мало того, что о расставании сообщает так, будто это рутина, так еще и блокирует меня во всех соцсетях за те тринадцать часов, что я лечу в самолете?
«Кто знает, может, она тебе изменяла? Как узнала, что ты уезжаешь, так сразу и завела другого», – ругали ее мои друзья, и я не возражал. С такими мыслями было проще держаться.
Но теперь она сидела передо мной вся в слезах. А я совершенно не представлял, что творилось у нее в душе.
Не сводя глаз с ее дрожащих плеч, к нам осторожно подобрался официант и поставил на стол курицу и пиво. Да уж, мы даже еду свою получить не успели, а уже устроили представление.
Пар мы выпустили и теперь, не зная, как вести себя дальше, молча жевали курицу. Увидев, что она взяла кружку с пивом, я тут же поднял свою и предложил чокнуться. Прохладный алкоголь пошел хорошо, и мы опустошили стаканы в считаные минуты. Немного расслабившись, я вдруг забеспокоился о том, в каком виде предстал перед ней: весь взмок, пока удирал сломя голову, и теперь наверняка выглядел потрепанным. Хотя какая разница. Сегодня мне все равно не удалось бы выглядеть в ее глазах крутым.
Смакуя хрустящую корочку курицы, я без какого-либо умысла сказал:
– После нашего расставания я больше не верю женщинам.
– Не смеши.
– Правда! Я с тех пор так и не завел нормальных отношений ни в Америке, ни здесь, в Корее.
Она кивнула и ответила:
– Это я мужчинам не верю. Впрочем, не только из-за тебя.
– Почему?
– Слишком много придурков встречалось.
– Каких придурков?
– Да разных…
– А зачем ты с такими встречаешься? Зачем?
Не знаю, были ли уместны подобные замечания с моей стороны, но я вдруг ощутил прилив злости, и слова вылетели сами собой.
Она сосредоточенно обгладывала куриную ногу, будто и не плакала вовсе несколькими минутами ранее. Но мои слова, очевидно, вывели ее из себя.
– Слушай, у придурков на лбу, что ли, написано, что они придурки? Откуда мне знать, от кого из них бежать надо? Я с мужиками больше не встречаюсь.
