Сегодня утром тайский ресторан в конце нашей улицы взорвался, в результате чего появились клубы белого дыма и ужасный запах жженой резины. Консьержка поднялась на четвертый этаж, чтобы сообщить нам, что считает, будто владельцы ресторана занимались чем-то нечестивым у себя в подвале.
* * *
Оказалось, что женщина, которая работает в итальянском продуктовом магазине на нашей улице, – из родного города Алессандро. Как только был установлен этот интересный факт, она взяла на себя заботу о его покупках: отставила в сторону оливковое масло (низкого качества), посоветовала взять моцареллу «Буффало» (более свежую, чем сыр, который он выбрал) и отрезала ему пармской ветчины вместо «Сан-Даниэле». Мне пришло в голову, что таким образом хитрая флорентийка под предлогом родства выудила несколько лишних евро из кошелька Алессандро. Однако ее нежная, мягкая моцарелла того стоила.
* * *
Сейчас ночь, целый день шел дождь… Окна открыты, и из консерватории доносятся мелодии дивной оперы.
* * *
Как и в любом большом городе, в Париже есть бездомные. Однако никогда прежде я не видела, чтобы женщина тщательно подметала порог, где собирается спать вместе с беби и мужем. У некоторых бездомных парижан имеются походные палатки, которые они ставят прямо посреди улицы. У многих есть ухоженные кошки и собаки на поводках.
* * *
Mirabile dictu![10] Анна наконец-то нашла в Париже две вещи, которые ей нравятся. Первая – шоколад, вторая – лавка крысолова, в которой четыре большие крысы свисают вниз головой из мышеловок. Мы делаем крюк, чтобы поглазеть на них, когда идем за покупками.
* * *
Типичнейшая французская сценка: два мальчика играют на улице с багетами, причем это у них не шпаги, как я сначала подумала, а гигантские пенисы.
* * *
Большие волнения! У нас только что побывал трубочист, которого якобы прислала страховая компания нашего хозяина. Он принялся за работу, но тут Алессандро решил его проверить. Оказалось, это было надувательство с целью выманить у нас деньги, так как в услугах трубочиста не нуждались. Мошенника, который успел прочистить две трубы, выставили вместе с его щетками и прочим снаряжением, причем было много выкриков на французском. Все это было очень в духе Диккенса.
* * *
Анна только что сообщила мне о моей кончине. Она воссоздала нашу семью в компьютерной игре «Симс», и я умерла после того, как отказалась прервать чтение ради того, чтобы поесть. «В следующий раз, – сказала она, – я сделаю тебя рок-звездой, и тогда ты не будешь безвылазно сидеть дома».
* * *
У нас в Штатах мясо продается в пластиковой упаковке, а здесь оно выглядит на редкость свежим. Мясник подпаливает последние перышки на упитанном гусе, выкладывая его перед вами. Вначале голуби напоминали мне об окне моего кабинета на работе в Нью-Йорке, теперь же я вижу в них просто маленьких вкусных куриц. «Био» – то есть натуральный голубь – особенно соблазнителен.
* * *
За окном моего кабинета бесшумно движется вниз деревянная платформа с верхнего этажа. На ней спускают изысканную мебель: изумительные кресла, библиотечный столик, антикварный письменный стол. Это зрелище пагубно для моего рабочего графика, так как каждые пятнадцать минут я вскакиваю со своего стула, чтобы полюбоваться на раритеты.
* * *
У итальянской школы Леонардо да Винчи неприметная входная дверь, но ее легко найти: на тротуаре перед школой стайка итальянских mammas[11] бурно обсуждает, как трудно найти в Париже хорошую пасту. Лука вернулся домой после первого дня в школе с таким выражением лица, будто его контузило. Он должен будет заниматься «архитектурным черчением» (что бы это ни значило), переводом с латыни на итальянский и какой-то математикой, которую ему не удалось опознать. Мы думаем, что это продвинутая геометрия.
* * *
Как оказалось, американская католическая церковь находится на авеню Ош, на приличном расстоянии от нашего дома. Месса перенесла меня в мой лагерь лютеранской Библии 1970-х: было много гитар, мы держались за руки и пели: «Нужна лишь искра, чтоб костер разжечь…»[12]
* * *
Между половиной седьмого и семью часами вечера почти каждый прохожий размахивает багетом, завернутым в обрывок белой бумаги. Мир внезапно наполняется хрустящим хлебом.
* * *
Мы – владельцы чихуахуа по имени Мило, страдающего ожирением. Он регулярно совершал перелеты между Соединенными Штатами и Италией до того рокового августа, когда авиакомпания «Эр Франс» заявила, что он слишком толстый для самолета. С тех пор он живет во Флоренции у матери Алессандро, Марины, стряпня которой оказывает дальнейшее пагубное воздействие на его талию. Марина сегодня звонила, чтобы сообщить, что из-за стресса Мило поправился еще на несколько фунтов (хотя черствый ветеринар предположил, что прибавка в весе – результат того, что он объедается ветчиной). Причину стресса Мило трудно определить: ему ни в чем нет отказа, и он спит на бархатной подушке, как императорский кот в сказке. Однако Марина заявляет, что присутствие других собак на улице (а если брать шире, то и во всем мире) сильно его расстраивает.
* * *
Из-за дикой спешки утром я не успела позавтракать, так как старалась вовремя доставить Анну в школу. Возвращаясь домой на метро, я скинула пальто – и обнаружила, что на мне пижамная куртка. Я проехала с горящими ушами восемь остановок среди элегантных пассажиров (из-за тесноты невозможно было снова надеть пальто), делая вид, будто это вовсе и не я стою тут в веселенькой фланелевой пижамке в зеленую и желтую полоску.
* * *
У нас дома оба моих ребенка ходили в школу квакерского толка, где в качестве наказания применялись задушевные беседы – здесь же учителя кричат на учеников и заставляют стоять у стенки. И, что еще хуже, всего через несколько дней занятий Лука и Анна обнаружили, что они последние в классе – каждый в своем. И мы с тревогой подумали, что, хотя в обожаемой американской школе их научили быть очень милыми, возможно, там были серьезные упущения по академической части.
* * *
Воскресное утро, одиннадцать часов. Медный духовой оркестр из четырех человек остановился на углу нашей улицы и сыграл мелодии из «Моей прекрасной леди». Мы все столпились у окна, и музыканты, послав нам воздушные поцелуи, попросили бросить им деньги. Что и сделали с превеликим удовольствием мои дети.
* * *
Анна резко распахнула дверь квартиры, вернувшись после школы.
– Мама! На меня сегодня напали!
– Что случилось? – спросила я.
– Девочка по имени Домитилла меня ударила! – ответила Анна, округлив глаза. – Она сказала, что я кричу ей в ухо.
Мы выбирали школу Анны в Нью-Джерси именно с учетом такого рода конфликтов. Там уделялось много времени тому, чтобы научить школьников отвергать насилие и разрешать конфликтные ситуации. Они изучали Махатму Ганди и Мартина Лютера Кинга. Я с надеждой осведомилась, как же отреагировала Анна на свое первое столкновение с агрессией на школьной площадке для игр.
– Я дала ей сдачи, – пояснила дочь. – Моя рука просто сама поднялась в воздух.
* * *
Вчера я зашла в парикмахерский салон и попросила покрасить мне волосы в мой привычный рыжий цвет. Но coiffeur[13] отрезала: «Non![14] Для вас – золотой. В рыжем нет шика». Хорошо, что в нашей квартире милосердные лампочки с малым количеством вольт – потому что при ярком свете я превращаюсь в цветочек «ноготок».
* * *
Алессандро попросили стать членом комитета школы Леонардо да Винчи. Он трогательно возражал, что находится в академическом отпуске и не может участвовать в работе комитета, но в конце концов согласился. Сегодня было собрание под девизом «Добро пожаловать в школу». Учительница итальянского, преподающая в классе Анны, заявила, что в этом классе плохо обстоит дело с дисциплиной, так что этих детей трудно будет обучать. Мать одной ученицы поднялась и сказала, что ее дочь – назовем ее Беатриче, – пожаловалась на то, что ей велели замолчать. «Вы не должны затыкать рот моей дочери, – возмущалась мать Беатриче. – Это ее травмирует. Я растила ее, чтобы она свободно высказывала свое мнение». А я-то думала, что такая патологическая одержимость свободой речи для детей – отличительная черта американцев. Приятно сознавать, что зря клеветала на свою родную страну.
* * *
Я открыла по крайней мере один секрет худобы француженок. Вчера мы провели вечер в ресторане, где за соседним столиком сидела шикарная семья. Принесли хлеб, и тощая девочка-подросток потянулась за ним. Не моргнув глазом, maman[15] схватила корзинку и поставила на книжную полку рядом со столиком. Из сочувствия я налегла на хлеб.
* * *
Алессандро ходил за покупками, а вернувшись, сказал:
