Мы торговали дедушкиными удочками и блеснами. У него их много. Никто не верит, что русские станут бомбить. Они ведь люди.
25.11.
Мы с мамой хотели забрать вещи из дедушкиной квартиры. И сказали, чтобы соседи наши тоже взяли, что хотят. На память. И все брали. И тетя Валя, и тетя Дуся, и дядя Адам со второго этажа: он купил квартиру деда Степы и бабы Любы, и многие другие.
Потом пришел дед Шамиль. Он хотел купить квартиру дедушки. Но нам сказали, что дедушкина квартира принадлежит чеченцу одному. Мы не поверили. Дедушка ее не продавал. Но так сказали милиционеры. И сказали, что мама может взять только вещи.
Поля
30.11.
Дома в центре горели.
Мама купила мешок муки. Мы жарим лепешки на костре. Я и баба Нина носим дрова.
01.12.
Мы пошли на рынок. И тут стали стрелять. И все побежали. Все падали в лужи. Я упала.
Кто-то на кого-то напал. И стреляли. Потом убило ребенка у женщины, и она кричала. Очень кричала. Это пуля. Пули были всюду, и все бежали и бежали. И мы бежали.
Мы залезли в автобус. Он поехал, и тут случилось, что вертолеты стали стрелять по автобусу. Они стреляли по нашему автобусу! Все кричали и прятались друг за друга. Вертолеты летали и стреляли. И самолеты летали и жужжали.
Мы вышли на остановке “Нефтянка” и побежали через поле и железную дорогу. Там были дед какой-то и тетя с детьми. Я и мама. Все бежали. А вертолет летел и стрелял пулями в нас. И я бросила сумку и бежала домой первая. А мамы нет.
И я не знала, что делать. Я вынула из полки с книгами старую икону. Там на ней Иисус нарисован. Я упала на колени и стала плакать:
– Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы никого не убили! Пожалуйста! Спаси маму и детей, и дедушку, и тетю!
Малика со второго этажа прибежала:
– Нас убьют! Нас убьют!
Это дочка Нуры. Тут мама пришла.
– Растяпа, что сумку бросила? – говорит.
Малика маму спросила:
– Там стреляли. Кого убили?
– Никого. Все убежали, – ответила мама.
Малика сказала, что их семья уедет из города в село.
08.12.
Почему Ельцин и Дудаев не договорятся? Ельцин – это дядька один, а Дудаев – это наш президент. Ельцин живет в Москве и хочет тут воевать. А Дудаев тут живет. Дудаев красивый!
Поля
11.12.
Мы ходили на хлебозавод. Очень стреляли, и самолеты бросали бомбы. Ухало. Мы принесли хлеба. Дали тете
Вале, бабе Нине и Юрию Михайловичу, дедушке со второго этажа.
Потом я идти не хотела, а мама меня потащила. В центре дом. В него бомба попала. Там старики лежат внизу. Русские. Они с фашистами воевали. Теперь никто не может их достать. Нет подъемного крана. А дом упал. Этажи упали!
Мама меня тащила, а я не хотела. Я боялась, что услышу их крики и не буду спать никогда. Там горели свечи у дома, и была еда в мисочках. Три дня люди слышат крики, а спасти никак не могут. Просто молились. И все плакали. Очень страшно.
Поля
26.12.
Мама была на базаре “Березка”. Там говорили, что русских солдат жители где-то не пускали, и они убили кого-то. С одной тетей что-то плохо сделали. И все теперь испугались.
Самолеты бомбят. Бомбы бросают на нас!
30.12.
У нас живут соседи: им страшно высоко жить. К нам пришли. Баба Оля, баба Зина, Аленка с мамой прибегают и убегают (у них дома старая баба Римма). Из дома напротив пришли к нам баба Нина и ее дочка тетя Варя со светлыми волосами. И дети тети Вари: Мансур, Юрочка и Башир. Башир меня старше на год. Мы ходили с ним в школу № 55.
А Мансур старше меня на пять лет. К ним домой снаряды попали. И стена упала. Теперь им жить негде. Они у нас живут. У нас однокомнатная квартира. Мы спим по очереди на одном диване. По дороге идут танки и стреляют. Мама достала елку. Новый год!
1995
01.01.
Наступил год Свиньи! Зодиак такой.
Всю ночь стреляли по дому. Мы лежали в коридорной нише. Там нет окон. До этого сидели на санках, на полу в ванной. Дом трясся. Горел. Танки шли по трассе, стреляли. Скрежет страшный. Мансур с мальчишками бегал смотреть на танки.
Самолеты бросали бомбы. А потом так бухнули снарядом, что на кухне с окна упала решетка. И упала она на маму, бабу Нину и тетю Варю. Они на полу справляли Новый год. Теперь у них головы разбиты.
Я рисую портрет Мансура. Поля
02.01.
Стреляют, но я привыкла. Не боюсь. Когда близко гремит, баба Нина поет песни или читает частушки с плохими словами. Все смеются и не страшно. Баба Нина молодец!
Мы в подъезде, на печке из кирпича готовим. Я смотрю на огонь и думаю: там живут саламандры.
Мы чумазые, грязные. Все вещи в копоти. За водой ходим за дома, на трубы. Иногда лежим на земле, чтобы не убили. Так надо.
Баба Римма болеет. Это Аленкина бабушка. Я бегаю к ним во второй подъезд. У них буржуйка! А у нас очень холодно. Мы спим в сапогах и пальто. Делаем коптилку в банке: там фитиль и керосин. Так не темно ночью, и можно шептаться, пока самолеты бросают бомбы.
09.01.
Все горит. Бомбы с неба.
Убило тетю в переулке, и с другого дома семью убило. Люди умирают, когда идут за водой, ищут хлеб.
К нам приходил какой-то мужик, просил керосин. Мама не дала.
Нас много. Кушать нечего. Мама и другие люди ходили на базу. База – это такое место, там мороженое в ящиках. Его все грабят. И мама принесла с тетей Валей. Мы разогрели и пили с лепешкой. Очень вкусно.
Снег топим. Только его мало. И он какой-то невкусный. Вот раньше сосульки были вкусные! А этот какой-то горелый, серый. Мама говорит, от пожаров.
10.01.
На остановке “Нефтянка” видели девушку-чеченку с рыжей косой. У нее на голове зеленая лента. А в руках маленький автомат. Девушке лет шестнадцать. Она воюет за Грозный. С ней был мальчик младше нее. Наверное, брат.
Дед на остановке сказал:
– Она защищает Родину. Ты подрастешь, и ты будешь! – и показал на меня пальцем.
А мама сказала:
– Красивая девушка. Дай бог ей удачи! “Рыжая” покраснела и ушла.
Еще я узнала, что маленький автомат называется “тюльпан”. Совсем как цветок!
Еды нигде нет. Хлеба нет. Баба Нина раздобыла капусты. Мы едим капусту! Мне скоро 10 лет.
Поля
12.01.
Мансур показывал ракетницу. Это трубка. Ей подают сигнал. Он нашел ее на улице.
Дядя Султан, папа Хавы из первого подъезда, поймал где-то курицу, сварил ее в большом ведре и давал всем попить бульона. И нам дал. Мы сразу все набросились и съели. То есть попили воды от курицы. О, как здорово! Дядя Султан еще дал две картошки!!!
Хавы дома нет. Она с мамой в Ингушетии.
Поля
14.01.
Пришел через синие горы сын бабы Оли. Она старая. У нас жила. Его хотели расстрелять и солдаты, и ополченцы. Он всем сказал:
– Я иду к маме!
И его не убили. Он – храбрый.
Мы были такие голодные! А он сходил на базу и принес нам пол-ящика кильки! О, как вкусно! Бабу Олю он забрал. Они будут пешком уходить из города.
18.01.
Еды нет. Воды нет. Холодно. Я часто сижу в ванной комнате. Стекол нет. Решеток нет. Снарядами унесло. На полу снег.
С бабкой Ниной ругаюсь. Она книги хочет жечь вместо дров! С Баширом ругаюсь. Он дергает меня за волосы. Противный второгодник! Юрочка дурачится. А я люблю Мансура. Только это страшный секрет! И чтобы никто не знал, я буду прятать тебя, Дневник, за шкаф. Если Башир найдет тебя, мне грозит пожизненный позор. Он всем разболтает.
Мансур храбрый. Он пытается найти еду и не боится обстрелов.
Еще на остановке делали ловушку ополченцы. Подпилили деревья и поймали БТРы и танки. Бросали в них “поджегушку”. Потом постреляли солдат и ушли.
А мальчишки с нашего двора туда побежали. И сказали, что один солдат был еще жив. Он попросил, чтобы его застрелили. У него не было ног. Они сгорели. Он сам попросил. Так сказал Али, который живет через квартал от нас. Али 13 лет. Это он убил.
А затем плакал, потому что убивать страшно. Он убил из пистолета. Бабка Нина крестилась, и все плакали. Али дал тетям письмо. У солдата написано так: “Береги дочек. Мы спускаемся к Грозному. Нет выбора. Мы не можем повернуть, наши танки навели на нас пушки. Если мы повернем – это предательство. Нас расстреляют. Мы идем на верную смерть. Прости”.
Тети хотели выбросить письмо, а мама положила письмо туда, где книги. Обещала отправить по адресу. Улицы и номера дома нет. Сгорели. Но написано: хххxx область. Мне жалко солдата. Я не пойду на остановку, через сады. Там лежит его труп и другие мертвецы.
Поля
20.01.
Военные стреляют в собак. Собаки едят покойников. На улицах лежат мертвые люди и мертвые собаки. Я стараюсь не смотреть, когда иду мимо. Я закрываю глаза. Потому что кричу, когда их вижу и не могу остановиться. А мама ругается. Говорит, я – трус.
