Стучу один раз в открытую дверь и вздыхаю.
— Я не думаю, что буду спать, пока не закончатся экзамены. Если не получу пятерку по этому предмету, бабушка с меня шкуру спустит, и все будет выглядеть как несчастный случай.
«Давай уже, я здесь».
Я стучу снова и прочищаю горло. Девушка поворачивается. Мои глаза расширяются при виде ее. За «этой» девушкой охотится Босс? Она похожа на фарфоровую куклу… страшненькую фарфоровую куклу.
Смотрю на нее: очки, вьющиеся светлые волосы, прыщи, и фигура, совсем непривлекательная для семнадцатилетней девушки.
— Ох. Эм. Джи, мне нужно идти. У меня в дверях стоит парень, — говорит она в трубку, затем добавляет тише: — Да, очень. Мне нужно идти. Расскажу тебе позже, — девушка кладет трубку, и на ее лице расплывается огромная ухмылка. Она берет прядь светлых волос и накручивает ее на палец. — Привет.
— Привет, — говорю я. — Твоя бабушка впустила меня.
— Да? Ты из аптеки?
Она продолжает улыбаться, как влюбленная идиотка. Я не могу не улыбнуться в ответ.
— Нет, я к тебе, — говорю я, что, видимо, выводит цыпочку из равновесия. Глаза девушки расширились, и она начинает нервно смеяться. Качаю головой, но это на нее не действует. — Ты Чарли? — она кивает, и ее лицо меняется. Едва заметно, но я улавливаю. Чарли удивлена, что я знаю ее имя. — Я только что переехал. Моя мама знает твою бабушку и сказала, что я должен прийти и представиться. Сказала, что мы можем поладить. Я — Данте.
Чарли изучает меня голубыми глазами за толстыми линзами очков.
— Откуда ты… Данте?
— Феникс.
Мне всегда было легко врать. Не судите.
— И зачем вы переехали в Питчвилль?
— Маме предложили здесь работу. Ей всегда хотелось переехать в Алабаму. Из-за красоты здешней природы осенью.
Бесплатный совет: добавление деталей делает ложь более правдоподобной.
Девушка кивает головой, как будто я сказал что-то умное, затем идет к окну. Впервые замечаю, что на ней фиолетовые джинсы. О боже, она словно из фильмов восьмидесятых. Ее волнистые волосы достигают середины талии, и я думаю, что так она выглядит лучше. Со спины.
— Ты останешься на завтрак, ведь так? — медленно проговаривает Чарли, как будто ждет отказа.
Напротив. С трудом верю, что все так просто. Она не могла быть более отчаявшейся. Тем не менее, беру на раздумье секунду, чтобы ответить. Девушки быстрее влюбляются в равнодушных парней.
— Да, — я говорю как можно непринужденнее. — Почему бы и нет, — когда Чарли поворачивается, замечаю ее покрасневшие щеки. — Ты в порядке?
— О, да. Я просто… — Чарли закрывает щеки руками. — Тебе понравится стряпня моей бабушки, вот и все.
Всю дорогу до кухни Чарли не умолкает. Я киваю и улыбаюсь, улыбаюсь и киваю, а когда она отворачивается, формирую из руки пистолет, приставляю его к виску и нажимаю на курок. Эта девочка изголодалась по вниманию. Меня поражает, что люди совершенно не понимают, насколько они не умеют общаться. Еще я замечаю, что она хромает. Ее хромота не сильно заметна, и я задумываюсь врожденный ли это дефект или дело в каком-нибудь несчастном случае. Сейчас ведь двадцать первый век. Врачи могут исправить все.
Мы проходим в маленькую кухню с черно-белым кафельным полом, маленьким круглым столом и шкафами цвета кошачьей блевотины. Хотя декор кухни вызывает отвращение, запах чего-то вкусного тянет меня от болтовни Чарли. Бекон. На плите. Да, я знаю. Я мертв. Но я могу по-прежнему могу есть, как борец сумо. И если в течение двух минут эта вкуснятина не окажется передо мной на тарелке, я съем ее прямо со сковородки.
Как по команде, в комнату вбегает бабуля с тарелкой в руках и замирает на месте.
— М-м-м… Всегда мечтала получить десерт на завтрак.
Бабушка кидает на меня влюбленный взгляд, на ее ботоксном лице появляется игривая улыбка. Она худее, чем должна быть бабушка на мой взгляд, но озорство в ее серо-голубых глазах привлекает мое внимание.
— Бабушка! — смущенно стонет Чарли.
— Деточка, — говорит она, не отворачиваясь от меня. — Почему ты не сказала бабушке, что у нас будет такой симпатичный гость?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Чарли качает головой и заговорщически улыбается мне.
— Это Данте. Он недвно переехал сюда из Феникса. Я думаю, ты знаешь его маму. Разве не ты впустила его?
Между накрашенными бровями старухи пролегает морщинка. Не беспокойтесь. Я разберусь.
— Мою маму зовут Лиза Уокер. Вы познакомились в церкви.
Она смотрит в даль и закусывает губу. Теперь мне просто нужно закончить.
— Она сказала, вы помните ее.
— А… да, — медленно отвечает старуха. Она смотрит мне в глаза, как будто ищет ответ. — Помню. Просто мне потребовалось некоторое время, чтобы сообразить. Мне нравится Лиза. Замечательная женщина.
— Она сказала, что вы обязательно скажете это.
Глубокие морщины на лице старухи разглаживаются, и она смеется.
— Конечно, я помню Лизу, — пожилая женщина указывает на стул за кухонным столом. — Садитесь. Нужно вас покормить. Вам с Чарли хватит на двоих. Ты будешь учиться в школе «Сентенниал-хай», полагаю?
Конечно же старуха спрашивает меня. Я киваю в сторону Чарли.
— Я буду учиться там же, где она.
У Чарли отвисает челюсть. Ей требуется минута, чтобы ответить с заиканием.
— Я… я как раз учусь в «Сентенниал».
— Ага, — говорю я. — Вот туда я и пойду.
Бабушка одобрительно кивает и ставит передо мной тарелку с яичницей и тостами. И беконом. Затем садится напротив нас и отхлебывает из бутылки с водой.
— Бабушка, — спрашивает Чарли. — Ты не собираешься есть?
Ее бабушка поднимает бутылку воды.
— У меня все есть.
Чарли поворачивается ко мне.
— Бабушка любит воду. Просто обожает. Она говорит, что наше тело состоит из воды и если мы не будем пить ее достаточно…
— Мы превратимся в вяленую говядину, — заканчивает старуха за Чарли.
— Ну, — говорю я, думая, что старуха не в себе, — каждому свое.
— Вот именно! — кричит бабушка, болтая воду внутри бутылки.
Я наклоняюсь над тарелкой Чарли и беру ломтик хрустящего бекона, представляя, как он будет таять во рту.
Старуха подпирает рукой подбородок и мечтательно произносит:
— Я не видела таких мышц с тех пор, как встретила моего Руди, упокой Господь его душу, — Кажется, что она говорит сама с собой, но я слышу каждое слово. — Темные волосы, голубые глаза и загорелая кожа, словно поцелованная солнцем.
Смотрю на Чарли, которая прячет лицо в ладонях.
— Бабушка, пожалуйста.
Понятия не имею, на что она жалуется. Мне начинает нравится эта старушка, хотя очень сомневаюсь, что она так свободно бросалась бы комплиментами, если бы узнала кто я. На самом деле если женщина заметила бы мои татуировки — дракона на спине или дерево от локтя до плеча, она бы взбесилась.
Чарли встает, подходит к бабушке и целует ее в лоб. Она задерживается, как будто не хочет оставлять ее.
— Увидимся после школы, — говорит девушка, наконец.
У входной двери Чарли закидывает на плечи неоново-зеленый рюкзак. Я вздрагиваю. Все знают, что рюкзак нельзя носить на обоих плечах. Это выглядит слишком по-ботански.
Чарли смотрит на меня и поджимает губы, словно решая что-то. Затем она говорит:
— Ты… ты хочешь пойти в школу вместе? Ничего страшного, если нет. Тебе, наверное, нужно зайти домой и взять кое-какие вещи. Или, может быть, ты начнешь учиться только в следующем семестре.
Каждая фраза звучит как вопрос. Криво ухмыляюсь.
— Иду с тобой.
Чарли улыбается, как сумасшедшая, и я перестаю улыбаться, когда замечаю, что ее щеки становятся ярко-красными от волнения. Так вот, как «это» происходит.
Подхожу к старушке, глажу ее по спине и благодарю за завтрак. Старикам нравится физический контакт, и мне кажется, что бабуле Чарли он нравится больше остальных.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Женщина хлопает глазами.
— Не за что.
Запах рома обрушивается на меня как ураган. Значит, бабушка потягивает ром, да? Может, татуировки и не взорвут ей мозг. Я пристально смотрю на нее, и лицо бабули вытягивается, когда она понимает, что я знаю. Подмигиваю и сжимаю ее плечо.
