Мои плечи напрягаются. Мне не нравится, что я знаю о ней меньше, чем думал. От этого чувствую себя неспокойно. Сегодня был долгий день, не следует сейчас заниматься расспросами. Но что есть, то есть.
— Как бы ты украсила ее?
Откидываюсь на спинку кровати и закладываю руки за голову.
Чарли вскидывает брови.
— Ну, для начала, я бы избавилась от этих проклятых статуэток. Я хочу комнату, которая говорит, что мне семнадцать, а не семь. Потом я бы стянула эти розовые занавески с кровати, — Чарли хватает ткань и обматывает вокруг плеч. — О, и краска. Розовый должен исчезнуть. Вместо этого я хочу одну яркую акцентную красную стену.
— Красную?
У девчонки все-таки есть вкус.
— Черт возьми, да. Это мой любимый цвет.
— Серьезно?
— Да. Смелый, мощный, такой… все, чем я не являюсь, — Чарли запрыгивает на кровать и тянется руками к потолку. Ее рубашка немного поднимается, и я мельком вижу упругий белый живот. Почти такой же ослепительный, как ее комната. — И здесь! Здесь я всегда хотела грозовые тучи. Я знаю, что это никуда не годится, но все равно хочу их, — Чарли начинает прыгать на кровати. — И более мягкую кровать! Такую, на которой смогу прыгать выше, — она прыгает все выше и выше, ее слова прерываются от ее движений. — Я верю. Прыжки. На кроватях. Хорошо. Для. Души.
Наблюдаю за девчонкой и смеюсь, несмотря на то что она портит мне все планы залезть к ней в трусы. Она протягивает мне руку.
— Давай.
— Давай что?
— Прыгать со мной.
— Нет. Этого не произойдет.
Чарли хватает меня за руку и тянет, пока я не чувствую, что она вот-вот оторвет мне ее. Для такой крошки, она довольно сильная.
— Прекрасно. Как скажешь, — я встаю на ее кровати. — Это глупо.
— В самом деле? — Чарли сначала прыгает очень медленно, а потом все быстрее и выше. — Разве это глупо?
— Очень.
Пробую немного попрыгать. Мать никогда не позволила бы мне прыгать на моей кровати ручной работы из Тосканы. Когда набираю высоту, понимаю, что это потрясающе. Признаюсь ли я в этом когда-нибудь? Не-а. Но Чарли, вероятно, не нужно признание, так как я улыбаюсь, как идиот.
Она хватает меня за руки, и мы прыгаем по кругу, хихикая, как гиены. Я вот-вот упаду с кровати, когда в комнату входит бабушка Чарли.
— Что, ради всего святого вы делаете? — ее слова звучат строго, но ее улыбка говорит, что она счастлива, что я здесь и что у Чарли появился новый друг. — Кажется какие-то дикие животные забрались в кухню и не убрались.
Чарли падает на кровать, а затем отскакивает в сторону.
— Извини, бабушка. Я позабочусь об этом.
— Нет, нет, — старушка машет рукой с длинными красными ногтями. — Я не хотела мешать вашему цирковому представлению. Продолжайте. Пойду приготовлю ужин. Только… дверь открыта, ладно, Чарли?
Чарли краснеет, но кивает. Когда ее бабушка уходит, я говорю Чарли:
— Мне, наверное, пора.
У меня нет сил изображать из себя Дон Жуана, и оставаться на ужин. На сегодня с меня достаточно Чарли, даже если день был не настолько ужасный, как я себе представлял.
Чарли предлагает проводить меня до двери, но я отказываюсь. Когда шагаю на середине лестницы, Чарли высовывает голову из своей комнаты.
— Эй, — говорит она. — Что ты делаешь завтра утром?
Поджимаю свои губы и качаю головой.
— Если хочешь, приходи около восьми, покажу тебе кое-что потрясающее.
Я киваю, а мой мозг кричит: «8:00 утра! Что?!».
Чарли добавляет:
— И надень теннисные ботинки.
Криво улыбаюсь и смотрю на свои красные кроссовки, как бы говоря: «неужели ты думаешь, что я сниму когда-нибудь?».
— Ты дойдешь домой? Или подвезти тебя?
Чарли умеет водить машину?
— Не-а. Я живу рядом, помнишь?
Она машет, как королева на конкурсе красоты, и уходит в спальню.
Смеюсь про себя и уже открываю входную дверь, когда вспоминаю о манерах. Делаю несколько шагов и заглядываю на кухню.
Старушка стоит у раковины и наливает в бутылку из-под воды ром. Обращаю внимание на столешницу рядом с ее правой рукой. Там стоит с десяток коричневых открытых бутылочек. Мурашки поднимаются по рукам, шее, ногам, словом по всему телу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Больные. Люди. Выводят. Меня. Из. Себя.
Я мертв. Это не должно меня беспокоить, но разум уже представляет страшные болезни. Например, вирус Эбола. Я не врач, но абсолютно уверен, что не следует смешивать алкоголь и лекарства. Вспоминаю первое знакомство с Чарли. Она спросила, не из аптеки ли я. Знает ли она, что ее бабушка пьет столько лекарств, чтобы можно свалить носорога?
Пытаюсь не шуметь, но бабушка Чарли разворачивается и видит меня. Ее губы кривятся в широкой улыбке. Затем ее взгляд устремляется к бутылочкам из-под лекарств и женщина перестает улыбаться.
— Высокое кровяное давление, — говорит она.
Я не верю ей ни на секунду.
Старушка делает шаг ко мне, а я стараюсь сделать незаметный шаг назад.
«Уходи. Убери свою болезнь от меня!»
Она замечает, что я пятюсь назад, и останавливается. В ее голубовато-серых глазах плещется боль. Прежде чем успеваю придумать что сказать, поворачиваюсь и иду к двери.
Нужно уйти из этого дома. Подальше от Чарли и ее больших, доверчивых глаз. Подальше от старушки и того взгляда, которым она только что одарила меня. Что я должен чувствовать? Вину? Стыд?
Нет.
Не должен.
Я — коллектор.
Иду к ближайшей телефонной будке и вызываю такси.
— Куда? — спрашивает водитель, когда подбирает меня пятнадцать минут спустя.
— В автосалон. Лучший, что у вас есть.
Глава 7
Пропалывая сорняки
В 7:45 утра, я покидаю отель «Винк» и направляюсь в дом Чарли. После ночи сна и легкомысленных трат я снова чувствую себя самим собой. Как Данте чертов Уокер, лучший коллектор на планете Земля.
Я собираюсь собрать душу Чарли. И когда сделаю это, не буду чувствовать себя плохо. Это моя работа. Ничего личного.
Сегодня утром наслаждаюсь привилегиями работы в Подземном мире. Нажимаю на педаль газа, и раздается глубокий гул моей «Эскалады» цвета румяного яблочка. У моей новой малышки черная кожа, объемный звук и двадцатидвухдюймовые колесные диски. «Match.com» не могли бы создать пару счастливее.
Возле дома Чарли сигналю и жду. Хочу увидеть ее лицо, когда она выйдет за дверь. Ей так же, как и мне понравится эта машина. Только любители красного могут по-настоящему оценить ее красоту.
Пока слежу за ее дверью, чувствую что-то за моим окном. Смотрю налево, но там ничего нет. По крайней мере, так говорят мне глаза. Но я чувствую коллектора, наблюдающего за мной в своей тени. Смотрит и ждет, когда я провалю свое задание.
Постукивающий звук справа от меня посылает холодок по позвоночнику. Чарли улыбается через пассажирское окно. На спине рюкзак, темные джинсы и футболка с рисунком галстука. Галстук? Серьезно?
Девчонка открывает дверь, и осматривает салон.
— Ты, должно быть, шутишь?
— Говорю тебе нет.
— Это так здорово! — отвечает она, прикрывая рот рукой. — Где ты еевзял?
— Она моя. Мама сказала, что купит ее для меня, если я перееду в Алабаму мирным путем, — обвожу рукой весь салон. — Я выбрал мир.
— Я бы тоже выбрала мир, — Чарли садится на пассажирское сиденье, а затем бросает свою сумку назад. — Давай назовем ее.
— Назовем мою машину? Нет.
— Да! О, позволь мне назвать ее. Как насчет Элизабет Тейлор? Она была роскошной и хорошо выглядела в красном.
— Ты хочешь назвать мою машину Элизабет Тейлор?
— Не хочу. Уже назвала.
Глубоко вздыхаю.
— Ты можешь просто сказать мне, куда Лиз должна ехать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Чарли хлопает в ладоши и говорит мне, куда мы направляемся. Вбиваю адрес в навигационную систему, и двадцать пять минут спустя мы паркуемся перед Питчвилльским гетто. Я был уверен, что в городе с названием «Питчвилль» не могло быть неблагополучной части города, но признаю ошибку.
