— Красивая! — смеется, изучает меня, мое лицо и то, что не скрывает одеяло.
— Мама…
— Мать твоя мертва, но жив отец. И сейчас ты с ним поговоришь перед дорогой.
— Нет! Я не хочу! Моя семья жива! Я вам не верю…
— Ты умерла, перенеслась и твоя душа вселилась в это тело, — неизвестный тыкнул пальцем в мою грудь.
После отодвинулся и встал с кровати.
— Так…, — заторопилась я. Откинула прочь одеяло, слезла с высоченной кровати и стала босыми ступням на холодный, нет! Леденющий пол.
— Ой! А почему тут так холодно? — вздрогнула, поджимая пальцы. И на себя уставилась. На мне одет был… саван. Белая рубаха от горда и до самых пят. Рукава длиннее рук, свисают вниз на пол ладони.
— Боже, — вздохнула. — Что на мне?!
— Верно, угадала, это саван. Для погребения, но вызвали меня…
Тут нужно передохнуть головушке и мыслям, иначе, как душа, сбегут подальше.
Я кивнула, вроде соглашаясь с очевидным. Вытянула руку в упреждающем жесте держатся от меня подальше. Дайте мне посмотреть, где я.
Камень под ногами, холод лютый, свет мерцающих огней в каких-то несуразных подсвечниках на стенах. Но главное — это холод. Начинаю внимательно разглядывать себя, и тут раздается новый голос:
— Вы очнулись, леди! Вернее, скажем так, вас оживили. И да, не смотрите на трупные пятна на руках — это иллюзия. Через некоторое время все придет в норму. На самом деле вы — красавица! Подойдите, встаньте, вот сюда.
В комнате со мной двое. Второй такой же закутанный в темные одежды человек, он ко мне подходит, протягивает руку.
Я в нее вцепляюсь как утопающий в соломинку, так как понимаю — теплая она! Потянула на себя в угасающей надежде, наконец, очнуться и… согреться. Зубы вон уже стучат… Второй дядька оказался очень сильным, рослым: не я его сграбастала, а он меня. Дернул, и я словно на шарнирах проехалась по полу до зеркала.
Глянула в него и чуть провыла, прикусив губу. Какой кошмар! Из кривого зеркала на меняя смотрело бледное подобие меня: взлохмаченные волосы, глаза зеленые, больные, впалые веки, потухший взгляд и синяки, ужасные на всем открытом взору теле! Такие страшные… Ой, боже, — простонала я, — вот это пятна!
— Тут нет Бога, Александрина. Тут есть демоны, черти — их прислужники и да, драконья есть земля.
— Черти? — это мне знакомо…
Глава 3. Дорогой папа и драконье ложе
— Милочка! Доченька! Пришла в себя!
— Отойдите!
Поверить в то, что уродец, пытающийся облобызать мою руку, папа не могу. У папы странный облик, папа — карлик. С уродливым большим горбом, с кривыми ручками, с глазами — такими мутными, что невозможно рассмотреть в них ничего. Этот «папа» не похож на моего отца! Он пахнет плохо!
— Не дышите, — в отчаянии прошу и пробую оттолкнуть протянутую руку.
— Александрина! Прими длань родителя, — как рявкнет рядом непонятно кто.
Чуть не лишаюсь чувств от грозного приказа.
— Нет, — трясу головой, — это невозможно, — и вновь рыдаю. — Это не может быть моим отцом, — тычу пальцем на карлика.
— Лорд рест Моринор, давайте выйдем, — отдает приказание все тот же непонятный, замотанный до самых глаз в темные одежды монстр. Вот точно монстр!
— Я умерла, я в ад попала, — рыдаю.
Никто меня не пробует унять. Все ушли. Проходит верно, час не меньше и я, нарыдавшись, засыпаю. Как была одета в непонятно что, так и валюсь на непонятное чего. Высота от пола больше метра, три ступени, чтоб попасть по ним сюда. Балдахин над головой, натянутый на деревянные палки, в четырех углах кровати тоже палки, изголовье в человечий рост, стена… И постельное белье. Цвет ближе к серому, буквально. Грубое заплатанное в нескольких местах пыльное, слежалое белье.
— Господи, — шепчу, — за что?!
Внимательно осматриваю то, на чем очнулась. Это баррикада от вздумавших осадить покои лорда как его, Меримора? Или препятствие для троеборных лошадей?
Там, знаете, когда второй день соревнований, полевые испытания еще их называют, то сбивают вот примерно нечто подобное из бревен, досок и песка.
Песок под мягким местом, а у меня до пупа почему-то задран саван.
— Мамочка моя, — понимаю, что проснулась в том же мире, тяну на попу непонятно что. Оглядываюсь. Свет есть, но я не вижу окон.
— Холодно-то как, — вздрагиваю и подтягиваю выше одеяло.
Кровать. Это не кровать, а нагромождение монстра. Одеяло — лоскутное, с кривыми платками заплат. Стежки такие, словно шили цыганскою иголкой и нитки соответствующие, в свинячую щетину толщиной.
Ползу к краю, тяну шею, смотрю вниз…а там все тот же пол.
Дверь со скрипом открывается, и входят снова двое.
— Этот, этот… с горбом…
— Это твой отец. Не утверждай обратное, Александрина. Прими безропотно свою участь, она не так плоха! Все же, при переселении в другое тело, ты сохранила душу, мысли, память и знания из своего мира. А могла бы перенестись в тело служанки замка без зачатков мыслей. Или же в другое тело… да мало ли что с тобой могло произойти?! Если будешь настаивать на своем имени и месте, или рассказывать где на самом деле родилась, то легко сойдешь за ведьму.
— Ведьму? Вы опять сказали «ведьму».
— Да. Их еще обвиняют в колдовстве и сжигают на кострах. А ты на самом деле ведьма.
— Я?! Почему я ведьма?
Неизвестный опускает капюшон и смотрит на меня. Перед собой я вижу страшную картину — уродливое нечто говорит со мной: кожа грязно-бурая, глаза большие, лысый череп…
— Мамочка моя…
Монстр смеется, щерит пасть с темными клыками, а потом как взмахнет рукавом перед физиономией. В один миг меняется картинка и вот уже передо мной статный темноволосый господин, усы и борода, заметна седина на висках, морщины на лице и умные глаза, живые…
— Это личина. Научишься однажды, если не завалишь курс. А если завалишь обучение, то я тебя сам встречу и лично преподам урок… для ведьм, которые сглупили.
— Но я… не ведьма! Я человек…
— Ты в зеркало видела себя?
Киваю. Пробую объяснить, что в отражении совсем не я, но меня перебивают:
— Ты слишком для этого мира миловидна, и это не личина. Любой маг сможет это увидеть, а если донесет адепту веры, то вопрос возникнет, как ты смогла без колдовства так сохранить себя. Поэтому, или учись, или готовься жить взаперти и дальше. Твой отец найдет тебе супруга, будешь дальше спать на этом ложе. Твоими личными вещами будут одежды наподобие тех, в которых ты очнулась, пока не выйдешь замуж. А как выйдешь, то каждый год начнешь рожать.
***
Отца пришлось признать, поцеловать, обнять. Тот разрыдался.
Меня переодели, накормили. Не стану описывать, что на завтрак принесли, я не рассмотрела, проглотила все — так голодна была. Окошек в комнате, где было жуткого размера только ложе, не было, свет давали странного вида канделябры, в них горели странные огни. Платье могу описать двумя определениями — тяжелое, большое. Цвет перезрелого граната, но в нем было тепло. Похоже — это тонко выделанная шерсть, выкрашенная красной краской. Вопрос, а почему же дочку лорда, господи, как его там, Меримора, держали в саване, пока я не могла задать. Не понимала ничего. Обули в туфли, накрутили на голове прическу.
Наевшись и напившись сладкого вина, я разомлела. Мир мне уже не казался жутким. Размерам ложа объяснение нашлось, немного несуразное, но если принимать во внимание все остальное, то объяснение вписывалось в общую картину этого денька. Вернее утра.
Потом, пока мне объясняли, что и как, я себя не чувствовала идиоткой, если и съехала с мозгов, то лишь чуть-чуть. А чуть не считается. Поэтому объяснение размерам ложа как-то проще всего остального в голову мою легло.
Драконье родовое ложе. Во как! Даже спрашивать не стану при чем здесь дракон. Почему драконья академия тоже не суть важно. Ну, назвали так, наверное, когда-то кто-то пошутил и больше ничего.
— Когда я смогу увидеть мир вокруг?
— Когда подпишешь договор, скрепленный кровью.
